Он. Она. Другая (СИ) - Султан Лия

-Ой иди уже, - гневно бросаю, разворачиваюсь и ухожу на кухню.

Слышу, как сестренка выпроваживает незванного гостя вместо меня и желает ему “всего хорошего”.

-Давай до свидания! - говорит ему на прощание и закрывает за ним массивную входную дверь.

***

В воскресенье он приезжает, как обещал. Специфика трехлеток в том, что наутро они будто ничего не помнят, но все равно какое-то важное событие у них откладывается в памяти. Нафиса дуется, не разговаривает с ним, отворачивается, даже истерит, выдергивает свои маленькие ладошки, когда он пытается их взять свои. Он, конечно, может думать, что я настроила ее против него, но мне уже все равно.

-Пойдем погуляем? - спрашивает он.

-Не хочу гулять, - вздернув носик, заявляет она.

-Хочешь пойдем в детский центр? - не унимается Таир.

-Нет, - мотает головой она.

-Куда ты тогда хочешь?

-Никуда.

-А я тебе куклу принес. Хочешь посмотреть?

-Нет. Мне не нужна другая ляля.

Услышав это я застыла в дверях, а Таир посмотрел на меня и нервно сглотнул.

-Иди к другой ляле.

-Нафиса, - он снова попытался взять ее за руку, но она убежала в угол зала и встала там, насупившись.

-Ей нужно время, - пожала плечами я.

Таир встает, идет в прихожую и возвращается через несколько секунд с большой розовой коробке, в которой сидит красивая кукла с золотистыми кудряшками. Он садится рядом с дочерью на корточки и протягивает ей игрушку.

-Смотри, какая, - показывает он подарок и улыбается. - Возьми.

Нафиса поворачивает голову и спрашивает глазами моего одобрения. Я молча киваю.

-Хочешь открою?

Дочка обхватывает широкую упаковку руками и снова отрицательно качает головой.

-Мы откроем позже, да? - предлагаю ей другой вариант.

Малышка кивает, но все также играет в молчанку с нами.

-Я тогда пойду?

-Иди, - отвечаю за нее.

-Нафиса, я пойду. Но хочу, чтобы ты знала, что я люблю и всегда буду любить тебя.

Она все также глядит на него как обиженный котенок

На следующий день он снова приходит и все повторяется. Но в этот раз она оттаивает примерно через тридцать минут и даже выходит с ним во двор. Несмотря на понедельник он проводит с Нафисой два часа после работы. Какая ирония! Раньше я была женой, а та - другой. Он точно также приезжал к ней вечером, а потом возвращался домой. А теперь мы поменялись местами. Теперь я - другая.

После последнего скандала мы с бывшим общаемся сухо и строго по делу. Он пишет, когда заедет, я одеваю дочь и передаю ему в руки. Ирада предсказуемо отказалась с ним пересекаться, потому что она боится, что ее потом посадят на 15 суток за хулиганство.

Объяснять сейчас что-то Нафисе тяжело, потому что она сейчас в таком возрасте, когда до конца не понимает многих вещей. Но мы с Таиром все-таки сказали ей, что несмотря на то, что мы живем в разных домах, мы по-прежнему ее мама и папа. Когда она подрастет, я поговорю с ней по-другому.

В буднях спокойно-серых мы приблизились к Новому году, который встречаем втроем, нашей маленькой семьей. Стараюсь сделать все, как было в нашем детстве, чтобы почувствовать себя чуточку счастливее. Готовлю оливье, селедку под шубой, запекаю в духовке с картошкой, пеку медовик, который Нафиса с Ирадой украшают разноцветными конфетами “MM’s”. Девочки, изображая бурную деятельность, больше развели бардак, но я не ругаюсь, потому что вижу восторг на лице дочери.

Свекров, золовок и подружек поздравляю с наступающим Новым годом по телефону. Звоню еще Куляш-апай – той самой соседке по палате, которая помогла мне пережить первые дни в больнице. Желаем друг другу здоровья, счастья и гармонии. Последнее нам очень необходимо.

В семь вечера внезапно происходит предновогоднее чудо – валит пушистый снег. Мы выключаем в зале гирлянду и встаем у окна, наблюдая за тем, как красиво и сказочно снежинки кружат за окном. На душе спокойно и хорошо от осознания того, что я жива и рядом со мной люди, которых люблю. И жить я буду для себя и для них. И любить также. А все остальное…когда-нибудь будет.

Первые дни нового года проходят в режиме “едим, спим, ходим по гостям”. Правда, хватает нас только на тетю-дядю и моих свекров. Последние искренне радуются нашему приезду и одаривают с ног до голову. Надира отводит меня в сторонку и по секрету рассказывает, что Таир хотел приехать 31 декабря, но отец запретил несмотря на все просьбы мамы. Дада по-прежнему зол на него и еще не отошел, а вот апа страдает, потому что матери все равно прощают сыновей, что бы те не натворили. Вижу, что свекор задвинул переживания подальше и на удивление разговорчив со всеми. Мы долго говорим с ним про мою работу и детский сад Нафисы, он просит отправлять побольше видео и фотографий с ней, и чаще оставлять ее на ночевку. А еще он хвалит мой новый образ и говорит, что я расцвела:

-Тебе идут яркие цвета, дочка. И как я раньше этого не замечал, - дада по-отечески приобнимает меня за плечи.

-Рахмят, дада. Мне правда очень приятно! - отвечаю искренне.

Во время застолья он встает, чтобы произнести тост, и назвал меня своей третьей дочерью. Я держалась, чтобы не расплакаться и показать, что несмотря на все я сильная.

В первый рабочий день 4 января все почему-то валится из рук. Во-первых мы проспали, потому теперь второпях собираемся в сад и на работу. К счастью, автобус приходит полупустой и я перевожу дух, сев у окна. Подумала, что надо бы начать копить на машину и пойти в автошколу.

Выйдя на своей остановке, не спеша бреду по обледенелому тротуару и стараюсь не растянуться, как корова на льду. В сумке звонит телефон. Останавливаюсь, чтобы принять вызов и с удивлением вижу, что это Надира.

-Хэдэ, привет! - бодро здороваюсь я, но слышу в трубке ее всхлипывание и чей-то плач на фоне. -Что случилось?

-Сабина…папа скончался. Ты не могла бы приехать?

Глава 31. Траур

Сабина

Дом, куда я четыре года назад пришла счастливой, влюбленной девушкой, полной надежд, погрузился в траур.

Ворота в доме, где умер человек, в эти дни должны быть открыты, чтобы соседи знали, что здесь случилось горе. На улице в мороз стоят мужчины - родственники, друзья и соседи моего свекра. У зятьев, то есть мужей Надиры и Фирузы, вокруг курток повязаны белые пояса - символ траура по близкому человеку.Такой же должен быть у Таира, но я не вижу его среди собравшихся.По нашим традициям все зеркала в доме накрыты плотной тканью. Жена, дочери, сестры и племянницы умершего плачут навзрыд каждый раз, когда кто-то приходит выразить соболезнования. В комнатах на первом этаже сидят женщины в платках. А у свекрови, золовок и теть они белоснежные. Потому что белый у нас - цвет чистоты и скорби.

Я приехала, как только отпросилась с работы. В доме уже много народа, но я сразу же прохожу в зал и выражаю свои соболезнования.

-Кызым! Кызым! - плачет свекровь. - Нет больше папы! Как же так?! Вчера только все было хорошо!

-Апа, держитесь! - слезы текут по лицу, а внутри все сильно сжимается от боли и обиды за дада. Ведь только 1 января виделись и ничего не предвещало.

Замечаю, что смотрят на меня с сочувствием и интересом - все ведь уже знают, что мы с Таиром развелись из-за его второй семьи. Шила в мешке не утаишь. Свекровь просит, чтобы я побыла рядом с ней. Фируза уступает мне место, я сажусь на стул и беру апа за руку.

-Ни на что вчера не жаловался, - говорит она в пустоту, вытирая глаза платком. - Ночью лег спать, а утром не проснулся. Ты же знаешь, Сабина, он всегда вставал, двор от снега чистил.

-Да, - уголки губ подрагивают, - говорил, что это у него такая зарядка.

-А тут не встал. Начала будить, - подбородок ее трясется и она снова срывается. - А он уже холодный. Ой, Масимжан, Масимжан! Почему ты нас оставил? За что?

Женщины в комнате тяжело вздыхают, одна из них - старая и уважаемая соседка под 90 лет, говорит: