Слепая любовь - Фридрих Незнанский

— Скажи еще: великосветская тусовка! — ухмыляясь, заметил Щербак. — И часто они так? Это ж, я смотрю, у тебя не работа, а сплошное издевательство над собственным организмом. Как тебя, эй, Филлистрат? Ну хоть самому-то оттягиваться после такого напряжения есть с кем?

Но Филя шутки не принял, и Щербак перестал хихикать. Настала очередь Агеева подробно объяснить старому своему товарищу все по тому же Афгану, какова здесь расстановка сил, кто главный, кто опасен, а кто, вероятно, предпочтет под шумок смыться.

— Номера машин ты, надеюсь, переписал?

— А как же! — ответил Николай и потянулся с долгим зевком. — Ну, ладно, раз тебе так интересно, наблюдай дальше и подавай команду, а я пока немного покемарю, ладно? Разморило на проклятой жаре… Эти еще… — И после паузы лениво спросил: — А хозяин фатеры, он где сейчас?

— На Старом Арбате портреты пишет. Либо в Измайлове.

— Вот пусть меня напишет, я жинке подарю. У нее скоро день рождения, и я все думал, чего бы ей купить? Наверное, лучше портрета любимого мужа ничего быть не может, а, Филь? Ну, чего молчишь?.. Интересненькое? — и добавил строгим, командирским голосом: — Капитан Агеев!

Филя дернулся, посмотрел на Щербака невидящими глазами и приложил палец к губам. Николай подался ближе к экрану. Они смотрели на Нину, которая прошлась по одному помещению, разгороженному ширмами, перешла в другое, в третье и делала это спокойно, не кидаясь к щелям между цветастыми створками, как советовал ей Хлебников. Просто медленно шла, будто выполняя необходимую, но неприятную работу. Но не столько на ней было сосредоточено внимание Агеева и Щербака. Они наблюдали, как за девочкой, словно бы случайно, двигался из комнаты в комнату тот самый Гриша Зыкин.

— Это его ты? — нейтрально спросил Щербак.

— Ага…

— Крепенький парнишечка, — спокойно констатировал Николай, — можно, я его на себя возьму?

— Зачем? — не отрываясь от экрана, спросил Филя.

— А давно уже не дрался, — простодушно ответил Щербак. — Так ведь и забудешь, как оно делается. А, Филь? Ну, уступи товарищу!

Филя вздохнул:

— Что для дружка сердечного не сделаешь! Ладно, бери, пользуйся. Кстати, у него загривок — слабое место.

— А по морде?

— Еще не пробовал.

— Слышь, а если ему попробовать «колесико» заделать, как?

Это была «коронка» Щербака. Противник, уверенный в себе, прыгает тебе навстречу, чтобы нанести сокрушающий удар сразу двумя кулаками, а его встречает… пустота, после чего его ноги взлетают вверх, а сам он с размаху раскладывается навзничь. Немало душманов в свое время купились на этот прием. И никто из них так и не мог понять, что же произошло. Но, самое главное, все они после приземления становились тихими и сговорчивыми. Впрочем, там, в горах, — ненадолго, живых врагов после себя не оставляли, это было весьма чревато. Законы войны, а они все были людьми этой оказавшейся никому не нужной войны… А здесь? Ну, полежит. Полечится. Почки там, то, другое. Зато больше никогда не захочет девчонок «шшупать», как говорил, бывало, дед Щукарь, — уже польза отечеству.

— Ты как заходить-то собрался? — поинтересовался Щербак. — Дверь-то, между прочим, наружу, обратил внимание?

— Конечно, обратил, — смущенно ответил Филя. — Поэтому ни о каких ногах…

— А фомка у твоего дружка имеется?

— Не знаю, поглядим. В машине есть.

— В машине и у меня есть, — рассудительно заметил Николай, — так за ней же идти, а тут самое интересное пропустишь, глядишь, и представление может сорваться… Или сбегать?

— Погоди, у меня есть другой вариант. Спокойный. Ничего не взламываем, никого не пугаем. В общем, приготовиться!.. Так, Гриша пошел…

Нина уже подходила к последней двери, ведущей в передний зал, когда ее опередил Зыкин и, словно бы случайно, перекрыл своей коренастой фигурой дверь. Нина с любопытством посмотрела на него и что-то сказала. Неудобно они стояли, микрофон далеко, а за ширмами раздавались охи и скрипы. Вот он положил ей руку на плечо и указал кивком на пустую банкетку, явно предлагая сесть. Нина попыталась движением плеча скинуть его руку, но Гриша держал крепко и постепенно, не торопясь, притягивал девушку к себе. Нина стала вырываться, извернулась, но он поймал ее поперек тела и, приподняв, легко понес к банкетке. Нина размахивала руками и дрыгала обнажившимися ногами. Громко закричала. Сумочка у нее сорвалась и осталась в стороне, за предпоследней дверью. Это, конечно, плохо, но главное — видеокамера работает.

Нинка продолжала отчаянно отбиваться, и тут опытный, видно, в подобных ситуациях Гриша, как в тот раз, ночью, ловко и довольно-таки грубо зажал ей буквально пол-лица широкой ладонью.

Запись продолжалась, а Щербак с Агеевым были уже у двери Хлебникова. Филя аккуратно, но без вызова постучал. Послышались шаги, и Хлебников спросил:

— Извините, кто? Я занят.

— Это я, Степан Яковлевич, — спокойно ответил Филя. — Можно вас на минутку? Коробок спичек не одолжите? У тети Вари, как назло, нет, а бежать…

— А, сосед? — похоже, даже улыбнулся Степан Яковлевич. — Заходите, прошу! А у меня к вам разговор есть.

Дверь гостеприимно распахнулась, и хозяин тут же отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом в грудь. Пока он ошалело глядел на Филю, Щербак одним прыжком ворвался в помещение справа, и оттуда, перекрыв сдавленные крики Нины, донесся почти звериный вой, а затем и грохот от падения тяжелого тела на пол.

Да, уж Филя-то знал, что Колька обожает обставлять свои «драчливые» подвиги такими вот, дикими криками. Ну, как фрицы еще во время Отечественной войны на наши головы пустые бочки с самолетов швыряли. Вой, говорили, стоял такой, что и закаленные бойцы иной раз не выдерживали. Психологическая атака.

— Лежи! — Филя, сделав суровое лицо, погрозил лежащему в углу Хлебникову пальцем и отправился в соседнюю комнату.

Нинка со слезами на глазах, отчего потекла ее тушь («Тоже мне возрастная маскировка», — подумал Агеев), пыталась поправить на себе порванную блузку. В раж вошел насильник, слишком торопился, пожар у него бушевал, видишь ли. Вон лежит, как тихий такой покойничек. Николай даже ему руки на груди сложил — для большего правдоподобия. А из-за ширм выглядывали испуганные лица мужчин и женщин.

— Продолжайте, граждане, мы не за вами! — совсем сиплым голосом известного волка из мультика «Жил-был пес», «успокоил» их Филя. — За вами сейчас другие приедут, так что вы не отвлекайтесь, деньги уплочены, заканчивайте, не стесняйтесь. — И тем же голосом продолжил: — А ты чего, сопля, здесь делаешь? Взрослые игры, да? А ну, марш домой, щас бате твоему доложу, он тебе покажет… любовь-морковь, понимаешь… А этот как?

Филя кивком указал на лежащего охранника какого-то банка, о ком так сильно пекся господин Хлебников. Потом подошел ближе, остановился над ним и, подумав, наступил каблуком на мошонку и сделал почти балетный пируэт. Визг, казалось, подбросил Агеева. Но он чинно сошел с тела и заметил, что надо бы проверить Хлебникова, как он сам-то?

Втроем вышли из комнаты, вежливо притворив за собой дверь. Зачем же, мол, мешать людям?

— Ты-то как? — озабоченно спросил Агеев у Нины.

— Нормально, только немного испугалась, что вы не успеете. Я ж не знала, что вы вдвоем. А этот — просто хам подзаборный! Девочка милая, иди сюда! А сам сразу — под юбку, гад такой…

— Ничего, все у нас зафиксировано в лучшем виде. Пойдет по сто тридцать пятой УК. А на «хате» ему покажут, как девочек насиловать. За него не беспокойся. Иди, подними свою сумочку… — И, когда она вернулась, спросил: — Зачем выключила-то?

Нинка поняла, о чем речь, конечно. Потупилась.

— Чтоб не надоедали советами, дядь Филь. А то позвонят в неудобной ситуации, как оправдываться. Да этот же хам вырвал бы у меня трубку и все услышал. И что дальше? А так… — она хитро прищурилась.

«Ох, эти Турецкие, — подумал Агеев, — все одним миром мазаны…»

— Ну, ладно, я думаю, что тебе придется выслушать от папули, что он по этому поводу думает… Включи мобилу-то.

— Не буду, — упрямо замотала головой Нинка. — Пусть дома говорит. При маме. А я посмотрю. И визитку ей, кстати, передам.

— Ну, думаю, это уже скоро, — ухмыльнулся Филя, представляя себе разборку в семье Александра Борисовича. — И вообще, отдай-ка лучше мне эту визитку, я сам соображу, что с ней делать…

Хлебников, слышавший дикие крики, сжавшись в углу, испуганно округлил глаза, зачем-то прикрывая руками голову. Думал, с ходу бить будут. Значит, понимал, мерзавец, что совершал пакости!

— Шо ж ты, гадина, творишь? — заговорил Филя, останавливаясь перед ним. — Да у нас, в Гомеле, за такую порнуху, знаешь, шо б с тобой сделали? Показать? Или словам поверишь, гнида паршивая. То-то ж, я думаю, и чего тебя так соседи кличут? Чи ошибаются? Не, гляжу, гнида и есть… А ты шо тут нашла, — обрушился он на Нину. — Дяденька грошей пообещал, да? А лет тебе сколько? Небось и четырнадцати нету, да? Отвечай! — Но Нина лишь насупилась и опустила голову, а пальцы ее нервно теребили концы порванного платья. Теперь он повернулся к Щербаку: — А ты кого ждешь? Где ваши, из МУРа, чего задерживаются? Ты ж видишь, натуральный бардак накрыли!