Овидий в изгнании - Роман Львович Шмараков

в холодильник и что прятать всякие тайные письма — это забавы для девчонок.

В общем, никто этого не писал.

У самого холодильника, конечно, не спросили, подумал он.

А когда через два дня, после сильного ветра, обвалилась груша, посаженная еще его отцом, и проломила крышу сарая, едва ли кто-нибудь из них вспомнил об этой синей бумажке, которую сразу же выбросили.

Нет, никто. Не в этот раз.

Потом Джонни был один дома. По его уверениям, он не открывал холодильника. Нет, конечно, не открывал. Зачем ему это надо?

Значит, холодильник открылся сам или, скорее всего, Молли не захлопнула его, когда доставала молоко.

Там была тарелка с пастушкой, а на приклеенном стикере (Джонни не помнит, куда именно он был наклеен) было написано: «ЗАЙЧАТИНА С КЕТЧУПОМ. ЛУЧШИЙ КЕТЧУП В ОКРУГЕ».

И он, конечно, сразу же об этом забыл, потому что мистер Натвиг (Зови меня Ансон, сказал он Джонни, испуская белый клуб из своей трубки) ждал его, чтобы кормить кроликов, они условились об этом еще вчера, и вот Джонни со всех ног побежал к нему, чтобы не разочаровывать человека, который разрешил звать его Ансоном.

И он был достаточно пунктуальным мальчиком, чтобы бежать достаточно быстро и успеть увидеть все.

Как убежавший из вольеров мистера Натвига кролик тяжелыми скачками перебирался через шоссе, обнюхивая асфальт.

И как он никуда, абсолютно никуда не торопился. Не глядел на часы и не говорил сам себе: «Ох, уже слишком поздно».

И как налетевший грузовик…

И махавший руками, спеша к дороге, мистер Натвиг…

И когда они с Молли, вернувшись из магазина, застали Джонни в истерике, и его руки, лицо, живот, кровать были выпачканы кровью, и им понадобилось какое-то время, чтобы выяснить, что это кровь кролика, только кролика, — тогда они, после того как Джонни затих и задремал, молча стояли на кухне, разглядывая синий листок, сообщавший им о лучшем кетчупе.

Во всяком случае, это стало поводом наконец купить Джонни черепаху, с которой он приставал к ним каждый день и надоел хуже некуда. Теперь это казалось благодеянием для них самих: в доме воцарилось умиротворение. Все утихло, Джонни возился с черепахой, кормя ее травой, и с правдоподобным жужжанием изображая ею истребитель «Стеллс», так что только благодетельная флегматичность избавляла ее как боевую единицу от сердечного удара.

Молли совершенно уверена,

(«У вас двести очков. Выслушайте задание…»)

что она не открывала холодильника. Потому что она только шла к нему с намерением это сделать.

Он открылся ей навстречу, и в нем горел свет, и синюю бумажку было в нем очень хорошо видно.

Бумажку, прилепленную к той овце, что терлась, как собака, о юбку пастушки.

Странно, что уже тогда у нее не возникло мысли, стоит ли это читать.

Во всяком случае, она не остановилась.

«ЧЕРЕПАХОВЫЙ СУП. ТОЛЬКО У НАС. НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМАЯ ТОНКОСТЬ ОЩУЩЕНИЙ».

Что она делала потом?

Как в эту кастрюлю, которая…

«Мистер Осборн, — сказал старый Натвиг, выбивая трубку. — Вы знаете, у нас с вами прекрасные соседские отношения, а в моем возрасте это одна из тех немногочисленных вещей, о которых следует просить Бога, чтобы он сохранил их вам до самой смерти, и забыть обо всех других просьбах. Ваш мальчик мне очень нравится. Надеюсь, у вас не вызывает ревности то, что он бывает у меня так часто. Он вас очень любит»

«И я его тоже», — откликнулся он с почему-то пересохшим горлом.

«Видите ли, он мне все рассказал. О ваших проблемах, я имею в виду. После того, как погибла его черепаха,

(интересно, о черепахах говорят: «погибла»? Мне кажется, «погибнуть» в ее отношении — все равно что «пасть смертью храбрых» или что-то в этом роде. Или так тоже можно?)

он нуждался в ком-то, кто его выслушает. И особенно когда ему начал сниться этот сон».

«Простите?»

Натвиг пристально посмотрел сквозь клубы дыма.

«Я думал, он говорил вам. В таком случае, вам следует спросить у него. Видимо, он просто не успел. Дело в том, что родители — всегда люди занятые, а старый человек вроде меня неограниченно располагает временем. Только пчелы его отнимают, но это, понимаете ли, недолго».

«Мне казалось, пчелы — очень хлопотное занятие».

«В первое время. Потому я, собственно, и обзавелся ими пятнадцать лет назад, когда умерла моя жена. Она всегда хотела их завести, хотя, боюсь, ею руководило смутное романтическое представление о людях, которые живут этакой жизнью… вы понимаете. Я думал, что выполняю ее желание, когда купил это все. Хоть поздно, а выполняю. Потом, когда я привык и стал делать все быстро, я понял, что занялся этими пчелами, чтобы делать все медленно и не иметь времени думать».

«Не вышло».

«Да, не вышло, — согласился мистер Натвиг. — Мистер Осборн, я хотел бы дать вам совет, хотя, разумеется, вы вправе послать меня к черту».

«Я вас слушаю».

«Вы знаете овраг за моим домом».

«Да, конечно».

«Погрузите в машину свой холодильник, вывезите и сбросьте его туда. Лучше всего — немедленно».

Странно, что он не удивился, услышав этот совет.

«Я один его не выволоку, — медленно сказал он. — В дом мы втаскивали его втроем, а я был тогда посвежее».

«В этом я вам не помогу, к сожалению. Кто из ближайших соседей? Миссис Морстон, разумеется, тоже…»

«Помнится, она говорила, что должен заехать ее сын. Завтра с утра».

«Билли? Это удачно. Он вполне сойдет за двоих, которых вам недостает. Пойдите договоритесь с ней, чтобы он помог вам. Не упустите, он приезжает

(«И мы переходим к суперигре»)

не позже половины седьмого. Я всегда слышу в это время, как у него играет радио в машине».

«Спасибо, — сказал он и встал. — Может быть, кто-нибудь другой и послал бы вас к черту, слыша, как вы распоряжаетесь его холодильниками, но я пережил слишком много и больше не хочу».

Мистер Натвиг с протяжными всхлипами раскуривал трубку.

Он уже был у дверей.

«Мистер Осборн».

Он обернулся.

(«И теперь у вас на счету…»)

«Берегите сына».

Теперь он смотрел «Колесо Фортуны». Пойдите посмотрите «Колесо Фортуны», сказал мистер Натвиг, я всегда смотрю его.

Он пошевелился и оставил пиво.

— Что за мотив они взяли, — сказал он с раздражением. — Не нашлось ничего лучше. Менее заунывного.

Он напевал этот мотив уже несколько минут, не замечая этого.

Не замечая также и того, что

(черт возьми, тебе ПРИДЕТСЯ ЭТО УСЛЫШАТЬ!)

он звучит не из телевизора.

Едва ли он задумался над вопросом, откуда это звучит. Он поднялся,