Колючая звезда - Лиз Филдинг

– Я бы не огорчилась, все это выглядело ужасно занудно.

– Хэзер! – одернула дочь Диана, но Мак рассмеялся.

– Устами младенцев, как говорится… Занудство там и в самом деле присутствовало, – поддержал он девушку. – Зато Клаудия собрала много денег для детского хосписа. Пусть хоть и занудство, лишь бы от него польза была.

– Мак, когда же вы позволите мне прыгнуть? – спросила Хэзер, по-приятельски положив ладонь на его руку.

– Вот уж чего-чего, а этого ты от меня не дождешься!

– Мак! – огорченно воскликнула девушка.

– Да ты, детка, радоваться должна, что я тебе отказываю. Ну, сама подумай, что будет с твоим добрым именем и с престижем вашего паба, если ты начнешь прыгать с небес как лягушка. Да тебе в этой деревеньке, даже несмотря на твою юность, такого баловства не простят.

– И потом, ты же не мальчишка, – быстро добавила Диана.

– А вы что, только мальчиков берете, Мак? Почему бы вам не учить и девочек?

– Как тебе объяснить? Расспроси лучше Клаудию, что она думает по этому поводу. Мне кажется, она вряд ли захочет прыгнуть еще раз.

– Вот именно, даже за академическую премию не прыгну! – подала голос и Клаудия.

– Она ведь пустышка, что же вы от нее хотите?

Брякнув это, Хэзер густо покраснела, а все присутствующие почувствовали неловкость. Клаудия, однако, подумала, что это существо способно и на большее, чем просто грубость.

Диана, не зная, как сгладить грубость дочери, довольно резко сказала:

– Хэзер, вон тот столик у окна нуждается в уборке и очистке. Так что давай, работай, детка!

Девушка гневно сверкнула на мать глазами, но ослушаться не посмела, отправившись выполнять поручение. Клаудии даже стало жаль малышку, хоть ничего хорошего она от нее не ожидала. Девчонка явно без ума от Мака, и ее мать об этом знает. Но, отослав дочь, Диана тотчас вновь приняла вид радушной хозяюшки. Клаудия заключила, что и она сама имеет определенный интерес к гостю.

– Вы останетесь на ленч, Мак? – спросила она.

– Если для нас отыщется столик, почему бы и не остаться. Я не думал, что у тебя полно гостей.

– Туристов, спасибо на добром слове, пока еще хватает, – с чувством отозвалась Диана. – Они и зимой нас навещают. Я сейчас все устрою, больше десяти минут ждать не придется. Правда, может, вам ждать не захочется, тогда уж. Тут есть еще где перекусить.

Она вопросительно взглянула на Клаудию.

– Что за вопрос, Диана, мы подождем, конечно. Я предпочитаю остаться в вашем баре. Посидим пока у стойки, выпьем чего-нибудь. Вы как, Мак? Я бы выпила чего-нибудь покрепче.

– А я только минеральной воды, – сказал Мак, повернувшись к Диане.

– Конечно же, ты ведь, я смотрю, опять за рулем, – сказала хозяйка, ставя на стойку два стакана и наполняя их. – Как твоя нога?

– Ничего, терпимо. С рулем, во всяком случае, уже управляюсь, еще же и вторая нога есть, так что…

– А насчет парашюта как? Будешь опять прыгать?

– Пока говорить рано. Все заботы о клубе временно взял на себя Тони. – Мак забрал со стойки стаканы. – Мы посидим с выпивкой в сторонке. Дай нам знать, когда освободится столик.

– Конечно, ждать придется недолго, – пообещала Диана. – Возьмите с собой меню.

Они уселись на старой дубовой скамье возле одного из окон, откуда открывался великолепный сельский вид, и какое-то время сидели молча, ничего друг другу не говоря. Клаудия первая прервала молчание.

– А что с вашей ногой?

Сначала ей показалось, что он не намерен отвечать. Но он, пусть и нехотя, все же проговорил:

– Наткнулся на пулю во время последней поездки в Боснию. Не повезло, как говорится.

– Но это, насколько я понимаю, прервало вашу военную карьеру?

– И все же я оказался удачливее Марка.

– Кто такой Марк?

– Муж Дианы. Он был убит в Персидском заливе. – Мак склонил голову и накрыл ладонью руку Клаудии, лежавшую на краю скамьи. – Они тогда только-только купили этот паб. Марк двадцать лет прослужил в армии и собирался наконец пожить в тишине и покое. Но военная закваска не позволила ему отсиживаться на травке и ловить удочкой рыбку. Он начал поговаривать, что боится утратить свою веселость.

– А война это что, веселое дело?

Он перехватил взгляд Клаудии, устремленный на его ноги.

– Ну, всего и веселья – то, что посмертная медаль. Диана, конечно, получила пенсию и научилась мужественно смотреть в лицо суровой действительности, но для женщины тянуть в одиночку такое заведение дело далеко не простое. – Он показал на открыточкой красоты деревню и широким жестом предложил продолжить обзор пейзажа, на заднем плане которого синело море. – Райское местечко, не правда ли? Но, даже воплотив в реальность свои самые сказочные замыслы, не всегда оказываешься счастливым. Вы что будете есть?

Мак резко сменил тему, пока она не принялась расспрашивать его о собственном военном опыте. Да, об армии он говорить не хочет. Или о своем ранении. А может, и вообще о своей жизни. Но Клаудия не торопилась раскрывать меню.

– В конце концов, у нее есть Хэзер. Эта вересковая веточка.[5]

– Да, у нее есть Хэзер. Всего она не потеряла.

Живые синие искры погасли в глазах Мака, и Клаудия поняла, что своим замечанием она задела его за живое, заставив вспомнить о том, что он хранил на самом дне памяти. Ведь он-то все потерял. А был ли у него ребенок?

Мак, как видно, что-то преодолел в себе и заговорил вновь, хотя и несколько рассеянно.

– Но Хэзер вошла в тот возраст, когда ей хочется большего, чем может предложить родная деревушка и даже собственный паб, ибо душа ее не согласна кормиться одними лишь прекрасными видами из окна.

Момент, когда можно было попытаться расспросить его о семье, прошел, и Клаудия понимала, что лучше сейчас не трогать больного места.

– Да, мне тоже показалось, что девочка в любой момент готова выпорхнуть из родимого гнездышка. – Она не сомневалась, что Мак так и не понял до сих пор, как относится к нему эта девчушка. – Впрочем, если бы вы были здесь частым гостем, возможно, она и задержалась бы дома.

Он удивленно посмотрел на нее, и по выражению его лица она поняла, как он далек от подобного рода предположений.

– Я? – И вдруг он понял, о чем речь. – Ради небес, Клаудия, она же еще совсем ребенок.

– Ну если и ребенок, то достаточно взрослый, чтобы оставить дом. Мне кажется, этому ребенку лет семнадцать, если не восемнадцать.

И правда, дитя вряд ли сотворит такое со своими волосами.

– Восемнадцать, кажется. Но я-то для нее слишком стар, я ведь в отцы ей гожусь.

Можно подумать, что подобные вещи чему-то могут препятствовать.

– В таком случае жаль, что вы до сих пор не лишились волос, все еще носите собственные зубы и уж никак не можете быть причислены к племени толстяков. Мне вас искренне жаль, ибо, не имея всех этих преимуществ старости, вы все еще остаетесь для подобных девушек самым притягательным из мужчин. Не знаю уж, кто из вас для кого опаснее, вы для нее или она для вас.