Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

границах консехо, было ограниченным. Так, в компетенцию консехо входили права на собственные владения — земельные участки в городе и округе (heredades de conçeio, raizes de conçeio), огороженные пастбища (defesas de conçeio), пограничные земли (так называемые выходы — exidos de conçeio) и др. Община лишь регулировала режим пользования ими. Определяющая роль, судя по нашим источникам, принадлежала королевской власти. В частности, в Куэльяре король сохранил за собой право на сбор штрафов (caloñas) за нарушение режима «выходов». Сообразуясь с собственными интересами, он мог на время передать консехо часть своих прерогатив. Подобное случилось в 1264 г., когда община получила право употребить средства, полученные от сбора указанных calonnas, для ремонта городских стен и мостов. Излишне при этом доказывать очевидное: король был заинтересован в поддержании куэльярских укреплений. Временно уступив консехо часть своих доходов, контроль за их использованием король поручил своему нотарию[394].

Права монарха на «выходы» заключались отнюдь не только в сборе судебных платежей за нарушение их режима. Он мог по собственной воле полностью или частично передавать «exidos» в собственность частных лиц, даже если это противоречило интересам консехо. О таком случае идет речь в куэльярской грамоте от 1306 г. Тогда король Фернандо IV в ответ на жалобу общины предписал прекратить распашку «выходов», а возведенные на их землях дома и ограждения разрушить. Королевские грамоты, ранее предоставившие права собственности на общинные участки, объявлялись аннулированными[395]. Неизвестно, однако, в какой мере это распоряжение было осуществлено и гарантировало ли оно вообще от повторения подобных эксцессов в будущем: интересы монарха могли вновь измениться.

Очевидно, что система владения куэльярскими «выходами» характеризует роль консехо в регулировании режима землевладения и землепользования как вспомогательную. Она сводилась к обеспечению сеньориальных прав короля, обеспечивая их наиболее эффективную реализацию. Это видно и из других данных наших источников. Так, пространное фуэро Сепульведы не содержит нормы, которые наделяли бы общину правом разрешать или запрещать конкретным лицам поселяться на ее территории. Однако консехо должно было взять на себя конкретные заботы по размещению поселенцев (pobladores).

Оно было обязано предоставить им участок для строительства дома даже в ущерб интересам своих членов. Если собрание жителей деревни (conçeio del aldea) отказывалось дать разрешение на поселение вновь прибывших, городские судья (iuez) и алькальды (alcaldes) могли сделать это своей властью, прямо игнорируя волю схода[396]. Аналогичным образом в Куэльяре на общину возлагалась обязанность следить за соблюдением привилегий, предоставленных короной слою, в котором она была наиболее заинтересована, — местному рыцарству. В 1256 г. было установлено, что рыцари в отличие от других куэльярцев могут по своей воле огораживать принадлежащие им луга и пастбища. Консехо же должно было наблюдать, чтобы это огораживание не наносило вреда простым людям (pueblos): в конфликте между первыми и вторыми король не был заинтересован[397].

4. Население общины: весино и их статус

В числе устоявшихся историографических представлений о консехо как муниципальном учреждении важное место занимала концепция полноправного членства в общине. В ее рамках весино (дословно «сосед») рассматривается как аналог полноправного горожанина свободных городов запиренейской Европы — «burgensis». Более того, в составе консехо группе весино уделялось особое место. Она считалась главным источником власти в системе муниципальной организации, что связывается со спецификой функций собраний лиц этого статуса — «concejo breve», объединявших наиболее дееспособную часть населения общины. Такие собрания, в противоположность сходам более широкого состава (concejo abierto или pleno), в XIII в. — в эпоху расцвета «консехо-муниципия» — созывались регулярно и решали наиболее важные вопросы, относившиеся к компетенции муниципальных органов[398].

Данные источников не позволяют разделить эту точку зрения в полной мере. С одной стороны, они не оставляют сомнения в том, что статус весино гарантировал его обладателю определенный комплекс привилегий. Они охватывали три основные сферы — хозяйственную, фискальную и судебную. Первая из них касалась исключительных прав весино на пользование природными ресурсами в пределах территории консехо. Лицам, не относившимся к их числу, запрещались выпас скота на общинных пастбищах, охота и рубка деревьев в лесах и ловля рыбы в реках, а также разработка месторождений железа или соли[399]. Фискальные льготы были многообразны. Так, в Сепульведе[400] предусматривалось освобождение местных весино от внесения платежей за прогон скота (montadgo) в пределах определенного района — «по эту сторону реки Тахо»[401].

В сфере судопроизводства права и привилегии лиц описываемой группы были особенно значительны. В той же Сепульведе новые поселенцы, получившие статус весино, освобождались от ответственности за все преступления и правонарушения, совершенные до проживания в городе. Если ранее они занимали должности сеньориальных министериалов (мэрино, майордомов), то с момента поселения все связанные с этим обязательства аннулировались. Теперь, подобно другим весино, новые сепульведцы могли быть задержаны лишь городским судьей, назначавшимся из местных жителей. За преступления, совершенные против них людьми короля, последние должны были отвечать по сепульведским законам[402].

Однако наиболее важной привилегией сепульведских весино было исключительное право выступать в местном суде в качестве соприсяжников и свидетелей. Лишь принесенная ими совместно с подозреваемым клятва в необоснованности обвинения (чаще всего требовалось 11 соприсяжников) была основанием для оправдания. И наоборот, свидетельство одного или нескольких весино (в зависимости от характера дела) служило исчерпывающим доказательством виновности ответчика. Подобные права для лиц описываемой категории предусматривал и текст «Королевского фуэро»[403].

Разумеется, у запиренейских «burgenses» привилегии весино неразрывно сочетались с обязанностями, выражавшимися во внесении комплекса платежей и исполнении повинностей. Это видно из текста ряда куэльярских документов. Так, куэльярские клирики после их включения в число весино в 1258 г. наряду с другими членами консехо должны были платить «servicio» — один из главных военных платежей[404].

Но, помимо перечисленных норм, близких к некоторым нормам статуса запиренейских «burgenses», положению весино были свойственны и существенные отличия. Прежде всего обращает на себя внимание отсутствие единых четких критериев принадлежности к описываемой группе. Так, вопреки широко распространенному мнению, эта принадлежность отнюдь не предопределялась обладанием наследственными земельными владениями (heredades, heredamientos) в пределах округи.

Хотя 204-й титул пространного фуэро Сепульведы действительно предусматривал куплю и продажу таких земель лишь лицами, относившимися к весино, он отнюдь не требовал от каждого весино быть землевладельцем[405]. Более того, можно указать на те слои населения, представители которых входили в состав исследуемой группы, но не могли владеть землей. В поликонфессиональном обществе Куэльяра и Сепульведы[406] такими слоями были члены иудейской общины. Так, один из титулов пространного фуэро исключал иудеев из числа землевладельцев[407], однако другой (38-й)