Из рода Караевых - Леонид Ленч

…Наш комиссар полка Мурузян — бывший студент-филолог Новороссийского университета — из Одессы. Симпатичный интеллигентный человек. Прекрасный оратор. Когда выступает на полковых митингах, его слушают затаив дыхание. Но я заметил и другое: Мурузян умеет разговаривать с красноармейцами и не по-митинговому, а запросто, по душам, причем для каждого у него свой подход, свой «ключик». Ценнейшее качество!

В полку Мурузяна любят и ему верят. Тем более что этот филолог и в бою мастак. Рубит и стреляет не хуже самого комполка Ладецкого, а этот — бывший ахтырский гусар — большой специалист по этой части. Впрочем, у Богдана Лукича он имеет по пятибалльной системе за рубку отметку — четыре. Я спросил у Грицко, почему он Ладецкому не ставит пятерку. Богдан Лукич сказал: «Рубает он хорошо, правильно, но очень торопится клинок вытянуть обратно, а надо рубануть, а потом потяжечку легкую на себя сделать, чтобы жало шашки на резь перемести!»

Ничего похожего на институт комиссаров ни в царской армии, ни у Деникина и Врангеля не было. Полковые попы? Попадались среди них душевные батюшки, но редко. В массе это были типичные чинуши в подрясниках — из духовного ведомства. Таким был, например, у нас на Кавказе наш милейший отец Иона. Бормочет, бывало, себе под нос слова молитв на молебнах и панихидах по убиенным, перевирает их ужасно, да еще и гундосит так, что уши вянут. Зато в преферанс играл как зверь. До сих пор помню, как меня на мизере заставил схватить четыре взятки.

…Мурузян проводил беседу с командирами. Говорил, что с басмачеством скоро будет покончено. Дехканству (т. е. крестьянству кишлачному) война надоела, узбекам — в особенности. Они спят и видят мирный труд на полях. Сейчас, когда налоговые ошибки местных властей исправлены, процесс отпада дехкан от басмачества, как сказал Мурузян, перейдет на галоп. Сложнее с туркменами. Кочевники, скотоводы, они привыкли к жизни о оружием в руках, но и туркменов потянет к себе магнит мирной жизни, по выражению Мурузяна. Что останется у басмаческих вождей вроде Джунаида-хана? Профессиональные бандиты, но число их после каждой стычки с нами уменьшается катастрофически. Мурузян думает, что Джунаид и другие главари басмачей пойдут сейчас на риск больших сражений. Им нужна хотя бы одна местная победа, чтобы притягательная сила басмаческого движения не иссякла совсем. Примерно так он говорил. Я вернулся к себе в эскадрон, лег спать, но долго не мог уснуть — думал о будущем. Если останусь в живых, буду пытаться попасть в академию генштаба в Москву. Но… примут меня туда или не примут?

…Была скоротечная схватка с басмачами курбаши Даудыра. Они бежали, перестреляв предварительно своих жен, которых таскали в юртах с собой. Одна из застреленных в грудь в упор была поразительно хороша. Нежная смуглота щек, длинные стрельчатые ресницы. И уже остекленевшие прекрасные глаза. Богдан Лукич посмотрел на убитую и сказал горестно:

«И как у него, у скота этакого, рука поднялась на такую красоту!..»

А я подумал о том, какая это мерзость — война. Но пока на земле есть такое и такие, надо воевать. И баста!..

…Сегодня я стал самым счастливым человеком на земле! Получил письмо от тетушки Олимпиады. Нашлась Ната! А главное — у меня есть сын, Ната его назвала Сергеем — в мою честь! Ната живет в Москве, работает где то секретарем-машинисткой, с Ф. К. порвала. Тетушка намекнула в письме, что он «делал все, чтобы Ната тебя выбросила из головы и из сердца». Понятно: бывший белый офицер, невыгодный зятек. А Наточка-то какая молодец! Тетушка написала Нате все про меня и послала письмо своей бывшей пациентке, которая по ее поручению сообщила ей все сведения про Нату. Следовательно, нужно теперь ждать письма от самой Наточки. У меня — сын! Я — отец! Невероятно! Поделился своей радостью пока только с Богданом Лукичом. Мы обнялись и расцеловались!

Крупная банда курбаши Даудыра, друга самого хана Джунаида — их дружба завязалась еще тогда, когда будущий хан смиренно пас байских овец и коней на пустынных пространствах Хорезма и носил свое настоящее имя Курван Махомет Сардар, — попала в западню.

Командир полка Ладецкий для успешного завершения своей охоты на Даудыра разделил волк на две группы. Одной из групп, в которую вошел эскадрон Караева, командовал командир первого эскадрона Бородулин, другой — Ладецкий. Группы красных кавалеристов, заперев все лазейки, по которым джигиты Даудыра могли бы ускользнуть из ловушки, шли на сближение, чтобы, встретившись, перемолоть сабельной мельницей окруженную банду.

Даудыр метался от кишлака к кишлаку — искал какую-нибудь тайную тропочку, по которой его банда могла бы уйти от возмездия. Банда состояла из матерых вояк-головорезов, и каждый из них готов был перегрызть горло зубами неверному, если не останется патронов и затупится сабля, только бы вырваться из капкана.

Рано утром, когда ночная свежесть еще не растаяла в туманном воздухе, Сергей Петрович, взяв с собой Богдана Лукича и Рашида, с легким пулеметом Льюиса выехал из кишлака, где его эскадрон ночевал, в командирскую разведку местности. Пострел бежал крупной рысью, прядал ушами, натягивал поводья, — просился в намет! Сергей Петрович — его после того, как он узнал, что Ната нашлась и у него есть сын, не покидала какая-то вдохновенная радость жизни — потрепал жеребчика по крутой шее, сказал ласково:

— Хочешь немножко поскакать? Ну давай — скачи! — и отпустил поводья. Богдан Лукич тоже перевел своего коня в намет, и они помчались, испытывая от скачки то истинное наслаждение, которое получает каждый, кто хоть один раз в жизни познал, что такое дивный, острый запах конского пота и ласковые волны встречного ветра, плещущие в разгоряченное лицо всадника. Рашид замешкался и отстал от командиров. А они, перейдя с намета на быструю рысь, проехали еще несколько километров и остановили коней перед грядой довольно высоких каменистых гор, замыкавших долину, с зияющей пастью ущелья, узкого, как горло бутылки. Пострел и англо-араб стали дружески, играючи покусывать друг дружку за холки. Богдан Лукич притворно прикрикнул на них, как на малых ребят: «А ну не баловаться!» — и отъехал в сторону. Он посмотрел из-под ладони на тропу, по которой они прискакали сюда, к ущелью, и сказал:

— Рашид не один на коне едет, сзади него на крупе кто-то трясется!

Подъехал Рашид, по его лицу было видно, что он встревожен чем-то. Седобородый узбек-дехканин, в старой тюбетейке и заношенном халате, в ичигах на босу ногу, кряхтя и охая, с явным удовольствием сполз с высокого аллах-текинца, степенно, с достоинством поклонился командирам.

— Разрешите доложить, товарищ командир эскадрона! — сказал Рашид, легко спрыгнув с седла и обращаясь к Сергею Петровичу по форме.

— Докладывайте!

— Этот почтенный человек из Шауса, шел к нам, чтобы сказать — Даудыр с джигитами пойдет сюда, хочет уйти от нас через ущелье в горы.

— А не брешет он, твой почтенный человек? — сказал Грицко, бросив на старика оценивающий, недоверчивый взгляд.

— Наши старики не лгут! — сказал Рашид. — И он поклялся кораном.

— За сколько времени Даудыр может добраться от Шауса до ущелья? Спросите его, Рашид! — сказал Караев.

Рашид по-узбекски спросил старика, тот ответил с тем же достоинством. Рашид перевел Сергею Петровичу его ответ на русский.

— Говорит — за час хорошей скачки.

Сергей Петрович посмотрел на темную каменную пасть ущелья. Идеальная позиция! Сразу возникло решение.

— Давайте сюда пулемет и патроны, Рашид! Идемте, надо найти какой-нибудь хороший валун для укрытия… Богдан Лукич, взгляните — тут один пулеметчик может целый полк держать под огнем не час, а два и больше!

— Позиция неплохая!

— Я останусь с пулеметом, а вы с Рашидом и стариком скачите к Бородулину, пусть немедленно ведет всю группу сюда. Старика посадите на Пострела — коня не упрячешь, а тут вся игра пойдет на внезапности огня, на который они налетят!.. Действуйте, Богдан Лукич, аллюр три креста!..

— Сергей Петрович, позвольте я останусь при пулемете!

— Нет, это моя идея. А значит, и риск мой.

— Оставьте при себе Рашида.

— Нет! Исполняйте приказ, командир взвода Грицко!

— Есть, исполнять приказ, товарищ командир эскадрона!

…Огромное белесо-голубое небо, желтое пространство долины впереди, а сзади черное горло ущелья. Сергей Петрович лежал в своем укрытии за пулеметом, смотрел неотрывно туда, откуда должны были появиться всадники Даудыра. Перебирал четки, они были при нем, на том же левом запястье. «Чет»! Отлично! Ну, где же вы, друзья? Давайте!.. «Не пылит дорога, не дрожат листы…» Кто это написал? Забыл!.. А как дальше? «Обожди немного, отдохнешь и ты…» Глаза устают!»

Полежал с закрытыми глазами, открыл снова…