Царское дело - Евгений Сухов

– Узел, – не поднимая головы, произнес Александр, лихорадочно соображая, что бы такого предпринять, чтобы отделаться от громил с наименьшими потерями. – Прошу прощения.

И тут его взор упал на мостовую. Прямо под ногами – он даже чувствовал его носком ботинка – лежал вывороченный из мостовой булыжник.

«Надо идти до конца»…

Александр поднял глаза и увидел, что высокий опять обернулся к низенькому, что-то ему сказал, и тот развязно ответил. Кара не разобрал слов, да и не старался, зато успел схватить булыжник, резко встать и, размахнувшись, ударить высокого прямо в лоб в тот самый момент, как только он повернулся к нему. Громила раскрыл рот, охнул и выронил нож. Александр быстро наклонился, подобрал нож и, перешагнув через рухнувшего у его ног высокого громилу, пошел на низенького. Лезвие ножа матово светилось в темноте…

– Э-э, ты чё, э, – стал отступать от Александра низенький, не сводя взгляда с ножа. – Не балуй, э…

Александр продолжал молча наступать, и низенький, как-то по-петушиному подпрыгнув, развернулся и побежал. Через несколько мгновений, уже издалека, донесся его голос:

– Еще свидимся, фраер! Ужо тогда рассчитаемся…

Запал прошел… Александр опустил плечи, посмотрел на нож в руке, сложил его и сунул в карман брюк. Сердце его колотилось так, что стук его, верно, был слышен будочнику на Зубовской площади.

Он выдохнул, посмотрел на лежащего с закатившимися глазами громилу…

Злости не было. Была только досада из-за непредвиденного препятствия и потери времени. Но, кажется, препятствие устранено, а время еще полностью позволяло осуществить задуманное.

Александр наклонился над громилой и выдернул из его рук сюртук. Стряхнул его, неторопливо надел, оглядел себя с ног до головы, насколько позволяло скудное освещение улицы, и отправился по намеченному маршруту…

«Надо идти до конца…» Эта мысль снова затмила все остальные мысли, когда он ступил на крыльцо Детской клинической больницы и взялся за дверной поручень…

Первоначальный план оброс деталями: теперь Александр уже знал, что сделает, когда дверь откроет охранник и начнет выспрашивать, что ему надо в клинике в столь поздний час и с какими намерениями он направляется в корпус больницы?

Александр невольно потрогал нож, который переложил из кармана брюк в карман сюртука…

Он что, пойдет на новое убийство?

А что делать! Любой зверь, загнанный в угол, защищает свою жизнь, пренебрегая даже смертельной опасностью. Он тоже защищает свою жизнь, и его также загнали в угол. Так что, значит, он тоже зверь?

Кара смахнул капельки пота, выступившие на лбу, и облизнул сухие потрескавшиеся губы… Никакой он не зверь! Просто он хочет жить. И в этом стремлении любая преграда на его пути должна быть устранена. Ведь впереди его ожидает блестящее будущее…

Александр медленно выдохнул, затем потянул за дверной поручень, и дверь… открылась.

Он осторожно просунул голову в проем: в холле клиники было пустынно. На какое-то мгновение проскользнула мысль: «А почему в холле пусто, и дверь не заперта?» Но Кара отогнал ее, как ненужную: думать сейчас следовало вовсе не об этом. Может, дверь открыта, и в холле никого нет только потому, что кто-то вышел и вот-вот должен вернуться. Значит, ему повезло, и надо как можно быстрее пройти холл, пока его не заметили…

Тихо и осторожно, едва ли не на цыпочках, он прошел холл, оглядываясь по сторонам, и стал судорожно подниматься по ступеням на второй этаж, дабы скорее покинуть просматриваемое от двери пространство. Свернув на первой лестничной площадке влево, Александр немного успокоился, поскольку от входной двери его уже не было видно, и на вторую площадку поднялся уже без особой опаски и дрожи в ногах.

На площадку выходила одна стеклянная дверь, за которой начинался коридор с палатами больных. Он осторожно заглянул в нее: вроде никого, открыл и тихо вошел. Все двери палат, как и положено в ночное время, были закрыты.

Мягко ступая, Кара двинулся по коридору, едва освещенному керосиновой лампой, что стояла на столе дежурной сестры-нянечки. Стол находился посередине коридора, наискосок от палаты, где лежала Ядвига. Стул, что стоял возле стола, если не считать плоской подушечки, лежавшей на сиденье, был пуст. На какое-то мгновение в его голову закралась мысль, что как-то просто все получается: и дверь в клинику оказалась открытой, и на входе его никто не увидел, и больничный коридор пуст. Мысль была тревожной, словно некто, покровительствующий Александру, давал предупредительный сигнал: осторожно, впереди опасность. А потом он услышал говор, сбивший его с этой мысли. За одной из дверей переговаривались двое: мужчина и женщина. Голос мужчины был игрив, а женский – кокетлив. Кажется, мужчина о чем-то уговаривал женщину, но та пока не соглашалась, скорее всего, для вида. А потом мужчина замолчал, а женщина захихикала…

Ясно… Вот почему ему никто не встретился. Сторож и нянечка уединились в пустой палате для интимной беседы или для чего-то более серьезного, что обычно следует после игривых бесед. Что ж, возможно, ему пока просто везет…

Александр прошел мимо стола, сделал еще несколько шагов и замер перед дверью, за которой была палата Ядвиги.

Ну, вот он и дошел. Теперь остается сделать самое главное, а потом уйти незамеченным и неслышным. Это значит, следует проделать все тихо, без шума…

Александр снова потрогал лежащий в кармане нож.

Впрочем, нож не подойдет, а вот подушка…

Кара медленно приоткрыл дверь и вошел. Потом плотно притворил дверь и огляделся. Палата была небольшой, если не сказать, крохотной, всего на одну койку. Она стояла в углу, возле единственного окна, занавешенного тяжелой шторой. Кажется, в его последний приход этой шторы не было. Может, ее повесили для того, чтобы не дуло от окна, ведь осенние ночи уже довольно прохладные?

Сначала Александр хотел, было, отодвинуть штору, чтобы в палате стало немного светлее, но потом раздумал: лишний свет ему ни к чему, с тем, что он задумал, лучше справляться без света.

Он подождал, пока глаза начнут более ясно различать предметы, и подошел вплотную к кровати Ядвиги. Девочка лежала на спине, глаза ее были закрыты. Выражение лица было таким же, как всегда, когда Александр приходил в ее комнату пожелать спокойной ночи и заставал ее уже спящей. Боже, как давно это было! В какой-то иной, прошлой жизни, в которую ему уже нет возврата. Тогда еще все были живы…

«Надо идти до конца…»

Александр сжал зубы, наклонился и резко выдернул подушку из-под головы Ядвиги. Мгновения хватило на то, чтобы глаза девочки открылись. Они встретились взглядом, и Кара успел увидеть в глазах Елички ужас и мольбу. Но отступать было уже некуда. Скривившись и сделавшись похожим на зверя, загнанного в угол, он набросил подушку на лицо беспомощной девочки и навалился на нее всем телом…

– А ты купился, гаденыш, – вдруг совсем близко раздался чей-то мужской голос.

Если бы прогремел гром или разверзлась под ногами земля, и то Александр был бы поражен намного меньше, нежели услышав этот голос. Он тотчас узнал его. Голос этот принадлежал судебному следователю по наиважнейшим делам…

Кара повернул голову и увидел выходящего из-за штор Воловцова. В следующее мгновение Александра отбросило от кровати сильным толчком в грудь, а потом Иван Федорович убрал подушку с лица Ядвиги и, приподняв ее голову, положил подушку на место.

– Теперь можешь не беспокоиться, – мягко произнес он, глядя на девочку. – И постарайся уснуть…

Лицо Елички прояснилось, и она закрыла глаза. Боже, она и правда все поняла!

А Иван Федорович повернулся к застывшему, как восковая фигура, Александру:

– Знаешь, у меня было одно дело несколько лет назад… – глухо произнес он. – Трое мужиков, напившись, убили мальчика по имени Коля и отняли у него руку. Отрезали… У воров говорят, если отнять руку у невинного и еще живого ребенка, то эта рука будет оберегать их потом от разных бед и станет позволять им воровать беспрепятственно и безнаказанно. В общем-то, мальчик попал к ним случайно, в чем виноват был его родной дядя. Если бы он не попался и Коля сам не напросился прокатиться, с ним ничего бы такого не случилось… Так вот, эти сволочи, негодяи и упыри по сравнению с тобой – просто рядовые пьяные подлюги. А ты, Кара, такая мерзость, каковой мне еще не приходилось видывать…

– Вы ничего не докажете, – севшим голосом скорее прошипел, нежели произнес Александр. Даже в темноте было видно, что его трясет. От злобы, ненависти и еще чего-то такого, чему не доставало слов. – Мало ли зачем я пришел ночью в клинику? Свидетелей-то у вас нет…

– Как это нет? Есть свидетели! – раздалось от двери. – И даже двое…

Александр резко обернулся: на пороге палаты стоял начальник отделения сыскной полиции Лебедев, а из-за его плеча испуганно выглядывала сестра-нянечка. И даже в тусклом свете коридора было видно, как блестят от слез и возмущения ее глаза…