Трое против дебрей - Эрик Кольер

Протоптанный путь придал новую энергию нашим коням. У хомута уже не скапливался снег. И хотя дорога была нелегкой, лошади смогли идти без задержек и покрывать от двух до трех миль в час. К заходу солнца мы приехали в торговый пункт. В лавках и на почте в Риск-Крике кипела жизнь. Только что прибыла шестерка лошадей с грузом товаров, предназначенных для отдаленных торговых пунктов.

— Самая проклятая поездка за все время моей работы на тракте, — ворчал возчик, когда я вводил наших лошадей в ко нюшню и искал два свободных стойла. — Никаких следов дороги к Бичер-Прери. Абсолютно все замела снегом чертова метель. Из Бристоля где я остановился прошлой ночью, лошади тянули груз десять часов.

Бристоль был другой придорожной остановкой на десять миль восточнее Риск-Крика.

— Вам повезло больше, чем нам, — утешил я его, распрягая лошадей. — Мы ночевали под пихтой.

Возчик был высок и худощав. Ему пришлось долго вглядываться в снег, и глаза у него покраснели и распухли.

— Черт возьми, неужели вы ночевали под деревом? — вос кликнул он. — И ваша жена, и сынишка?

И когда я утвердительно кивнул головой, он засунул палец в нос, прочистил ноздри и сказал:

— Это напоминает мне зиму двадцатого — двадцать первого года, когда я правил четверкой лошадей с грузом зерна для одного из фермеров в верхней части края. Ну, вы, сэр, наверное, знаете эту часть дороги между Харперовым лугом и Гансовым лесом. Вот это была метель! Никогда, ни раньше, ни позже, я не видел такой метели. И пусть лопнет мой язык, если один из ко ренников не споткнулся и не захромал. Так я и застрял там в пургу с почти четырьмя тоннами зерна. Морозище чертов и…

Так он и остался в своих сугробах, когда я вышел из конюшни и направился в гостиную торгового пункта.

Священник выездной миссии римско-католической церкви — толстяк с бородкой и бакенбардами пожал нам руки, когда мы с Лилиан усаживались у обогревателя. В Чилкотине его знали под именем отца Томаса. Занимался он, главным образом, религиозным просвещением индейцев.

Разговор в гостиной вращался вокруг одной и той же темы — погода. Ковбой, пытающийся отогреть ступни ног у печки, сказал:

— Господи, вот уже месяц, как я хожу с замерзшими ногами.

Охотник за дикими лошадьми, с нетерпением ожидающий ослабления морозов, чтобы снова выслеживать коней на Лысой Горе, присовокупил, что «этот проклятый край катится в преис поднюю». Он был сутул и низкоросл, с кривыми от верховой езды ногами.

Игнорируя богохульное ворчание ковбоя и охотника, священник рассказывал нам с Лилиан о собственных невзгодах. Он должен был уже неделю назад попасть в резервацию, расположенную к западу от торгового центра, но жестокие морозы последней недели задержали его в Риск-Крике. Он ждал индейца с лошадьми и санями, который давно уже должен был приехать за ним. Но наверное, этот индеец решил, что душа его не станет порочней от того, что он подержит своих лошадей в конюшне, пока не ослабнет мороз.

Пара бродячих скупщиков пушнины играла за столом в покер на крупные ставки с китайцами. Три индейца-зверолова, появив шиеся в дверях лавки, некоторое время наблюдали за играющими, а затем достали замасленную колоду собственных карт и стали играть в очко. Я следил за игрой и наконец пришел к заключению, что китайцу везет. «Надеюсь, — подумал я, — что он их как следует обчистит». Я никогда не любил скупщиков пушнины.

Торговец сидел в конторе, манипулируя своими финансовыми документами.

Он взглянул на меня, потирая руки, по-видимому, в ожидании выгодной сделки.

— Я думал, что вас всех уже нет в живых, — весело приветствовал он меня.

— Был момент на Равнине Озерных Островов, когда мы действительно чуть не погибли, — не без горечи ответил я.

После длительной паузы торговец сказал:

— Чертовски холодная зима. Напоминает зиму, когда замерз бедняга Джо Иснарди. Кажется, это было за год или два до того, как ты приехал из Англии. Тогда еще не было сухого закона, и у меня здесь был бар. — Он сдвинул брови, как бы с трудом стараясь восстановить в памяти события прошлых дней. — Было сорок пять градусов мороза, когда Джо отправился дальше на восток в санях с упряжкой. За пару миль отсюда его стал дони мать мороз. У него в санях был ящик с шотландским виски, и, чтобы разогреться, он открыл бутылочку. Похоже, что пара глот ков не помогла ему согреть даже кисти рук, не говоря уже о внутренностях, и он еще раз приложился к бутылке. Через некоторое время он привязал лошадей, присел на бревно и стал лить виски себе в глотку. Так его и нашли через неделю на бревне, одеревеневшим от холода, с наполовину недопитой бутылкой в руках. Две пустые бутылки валялись на снегу.

— А что сталось с лошадьми? — полюбопытствовал я.

— А ты как думаешь? — буркнул он. — Они околели и отправились на небо. Там они счастливо пребывают до сих пор.

После упорной получасовой торговли я продал наш скудный запас пушнины и получил за нее товаров на сто семьдесят долларов. В лавке не было наличных денег, и нам пришлось обме нять каждую из наших шкурок на предметы и продукты, в которых мы нуждались.

Мы прожили в Риск-Крике три дня. Лошади отдыхали, а мы говорили о погоде со случайными собеседниками, просматривали почту и с нетерпением ждали, когда потеплеет и можно будет отправиться домой без риска замерзнуть в пути. И наконец на четвертый день при терпимой минусовой температуре мы сказали «прощай» торговому пункту и после тридцатичасового путе шествия с одной ночевкой в пути вернулись в нашу хижи ну.

Вот уже более двух дюжин раз встречали мы рождество у ручья Мелдрам. Но когда я припоминаю их все, мне кажется, что рождество, проведенное на Равнине Озерных Островов в санях при температуре — 40°, когда мы пользовались радушным госте приимством Джонни Красный Камень и его толстушки Лизи и уплетали жареного лося у полыхающего костра, было самым лучшим из всех.

Глава XIV

Молиз был горбат. Он не родился горбатым. Как говорили индейцы, он сломал позвоночник, когда ему было четыре года. Упавшая лошадь подмяла его под себя. Природа, а не хирурги ческое вмешательство по-своему поправила сломанный позвоночник, и через некоторое время Молиз снова стал ездить верхом. Но природа не могла полностью скрыть следы своей работы: горб будет на месте и когда Молиз отправится в свой последний путь.

Для меня Молиз памятен тем, что он был у нас первым нанятым работником. Несмотря на деформированный позвоноч ник, именно Молиз помог мне бороться с наводнением и обуздать воды здешнего края весной 1935 года.

Ранней весной 1935 года реке Фрейзер и ее притокам угро жало наводнение. Плотный снег в полтора метра глубиной покрывал места, расположенные на трех-четырех тысячах футах выше уровня моря. Снежный покров толщиной в девять-десять футов лежал на высоте шести тысяч футов и выше. Возможность возникновения стихийных бедствий зависела от того, когда и как будет таять снег. Обычно весной талый снег с более низких мест стекал в реку по крайней мере на три недели раньше, чем начиналась оттепель наверху. Но в тот год была необычно поздняя весна, и таяние могло начаться на разных высотах одновременно. И тогда в разливах реки Фрейзер, где она медленно течет среди пахотных земель, вблизи устья, вода может выйти из берегов и затопить фермерские участки, отвоеванные у реки, если дамбы, построенные людьми, окажутся недостаточно надежными.