Долгая зима - Джон Кристофер

Единственным утешением служит то, что все вы унесли отсюда ноги, как ни трудно это было поначалу. Энди – славный малый, лучшего опекуна для тебя не сыскать. Передай Кэрол привет, если случайно с ней увидишься; сейчас мне кажется, что все это было давным-давно…

Я, можно сказать, водил тебя за нос, когда утверждал, что сам тоже последую за тобой. Но я знаю: ты простишь мне это, как прощала в прошлом все обманы. Впрочем, все, кажется, обернулось к лучшему.

Передай от меня пожелания успеха Энди.

Не дожидаясь, пока Эндрю прочтет письмо до конца, Мадлен спросила Торбока:

– Вы знаете, о чем здесь речь?

– В общих чертах. Кажется, он доводит до вашего сведения, что решил остаться в Лондоне.

– Он пишет, что скоро в воздух взмоет последний воздушный шар…

Торбок кивнул и обреченно стиснул зубы.

– Они собираются закрыть аэропорт. Правительство переезжает в Вест-Индию. Прочие шишки разбегаются кто куда – главным образом, в южном направлении.

– А остальные? – спросил Эндрю. – Те, кто останется?

– Им придется выкручиваться самостоятельно, – быстро ответил Торбок. – У головастых ребят, наподобие старины Дэвида, все будет в порядке.

– Как скоро это произойдет? – спросила Мадлен и пояснила, увидев вопросительный взгляд Торбока:

– Как скоро закроется аэропорт?

– Я улетаю обратно уже завтра. Приходится рисковать.

Я пилот, и то не могу ничего знать наверняка.

– Конечно, – произнесла она пресным тоном, – я понимаю, что вам надо соблюдать осторожность.

Торбок допил свою рюмку, и Эндрю подлил ему еще.

Летчик не останавливал его, дожидаясь, чтобы рюмка наполнилась до краев.

– Совсем скоро, – объявил он, подняв рюмку, – я перестану посещать ваш оазис культуры.

– Неужели вы тоже собираетесь остаться в Англии?

Торбок покачал головой:

– Нет. Мне удалось зацепиться в Кейптауне. Там я и осяду.

– Что повлияло на ваш выбор?

– Я – белый, – пояснил Торбок. – Я видел, как белых пинают по всей Африке. Даже тем, кому удалось добраться до высших ступенек, приходится держать ухо востро. – Он усмехнулся. – Я не имею в виду присутствующих. Да и квалификация у меня подкачала. В нигерийской авиакомпании белым дают от ворот поворот. То же самое в Гане и вообще всюду. Возможно, в Южной Африке меня тоже ожидают трудности, но там я по крайней мере могу рассчитывать на нечто большее, нежели место привратника в общественной уборной.

Эндрю понял, что их гость не так прост, как могло показаться на первый взгляд.

– Скорее всего скоро начнется война, – сказал он. – Южноафриканские белые слишком малочисленны, даже в своей собственной стране.

– Я думал и об этом. Численность – еще не все. А хоть бы и так… – Торбок пожал плечами. – Моя жена умерла несколько лет назад. Детей у меня нет, заботиться не о ком.

Так что если разразится война, лучше уж я буду драться за своих. А драться я горазд, будьте покойны! В Южной Африке такие, как я, нужны позарез, несмотря на возраст. Раз у них нехватка людей…

– Желаю вам попасть в десятку, – сказал Эндрю.

– Я постараюсь прицелиться поточнее, – веско произнес Торбок. – Иного выхода все равно нет.

– Выпьете еще?

Торбок покрутил головой:

– Не сейчас – дела. Рад был с вами познакомиться.

Хотите что-нибудь передать? – осведомился он у Мадлен, – А позже нельзя? Вы улетаете завтра?

– На заре. Вылет назначен на семь утра. Я остановился в «Шератоне».

– Попробую найти вас там, – сказала Мадлен. – Спасибо за все.

– Что вы, – отозвался Торбок. – Рад был вам помочь.

Эндрю проводил его до лестницы. Торбок восхищенно кивнул на автоматический лифт.

– Шикарно живете, – одобрил он. – Надеюсь, вы правильно поняли меня насчет Южной Африки. Я с радостью зацепился бы в Лагосе, если бы была хоть какая-то надежда.

– Что ж, все равно желаю вам удачи, – напутствовал его Эндрю. – Во всяком случае, как бы ни сложились дела, вас ждет страна виноделов.

– Тоже мне радость! Я – любитель пива! Помните чаррингтонское горькое? Случается, я вскакиваю ночью в холодном поту от мысли, что мне никогда больше не доведется его хлебнуть.

– Паршивый мир!.. Что ж, до свидания, Питер.

– Привет, Энди.

Вернувшись, он застал Мадлен за уборкой и заподозрил, что таким способом она препятствует возможным попыткам близости. Однако разговору это помешать не могло.

Размышляя на эту тему, Эндрю наполнил свою рюмку. Наконец он сказал:

– У него все будет в порядке, ты сама это знаешь.

Прежде чем ответить, Мадлен поправила в вазе цветы – огромные тропические диковины, названия которых он не знал до сих пор.

– Просто ему незачем приезжать, – бросила она через плечо. – И не к кому. Кэрол теперь сама себе хозяйка. Я тоже в надежных руках…

Эндрю знал, что она имеет в виду: если бы в ее письмах к Дэвиду было больше тепла, если бы она намекнула, что ждет его, он, быть может, принял бы иное решение.

– Не думаю, что он руководствовался подобными соображениями, – возразил Эндрю.

– Тогда какими же?

– Не знаю. Как мы вообще принимаем свои решения?

Чего только не намешано: гордость, неуверенность, страх перед неизвестностью.

– Как будто там все известно! Представляешь, что произойдет, когда рухнет всякое подобие законности?

– Это другое дело. Он ведь большой гордец, верно?

Мадлен уставилась на раскрывшиеся бутоны, беспомощно опустив руки.

– Да, верно.

– По крайней мере ты теперь знаешь, что к чему. Знаешь и о том, какой выбор он сделал. Это, безусловно, важнее всего. Когда человек перестает сомневаться в чем-то, ему легче жить.

Она повернулась к нему и слабо улыбнулась:

– Да, ты, как всегда, прав. Самое худшее – это неуверенность.

– Ты ему ответишь?

– Думаю, что отвечу. Только попозже, чтобы было время поразмыслить.

Он похлопал ладонью по дивану, и Мадлен примостилась с ним рядом, положив голову ему на плечо. Эндрю обнял ее:

– Знаешь, что я хочу тебе сказать?

– М-м?

– Мне нет нужды притворяться: жаль, что он не приедет, все равно жаль. Ты можешь в это поверить?

Мадлен чуть отстранилась, и Эндрю решил, что ее обидели прозвучавшие слова. Он посмотрел ей в лицо и заметил, что ее глаза серьезны, но в них не видно осуждения.

– Кажется, я никогда ни к кому не относилась так хорошо, как к тебе, Энди.

– Вот это дело, – сказал он и улыбнулся. – То есть это просто здорово! Теперь все уладится.

Она бросила на него непонятный взгляд, однако ничего не сказала. Слова заменил поцелуй.

Какой-то невнятный шум заставил Эндрю проснуться среди ночи. Он посмотрел на соседнюю кровать и увидел Мадлен стоящей на ногах – белую как снег фигурку в лунном свете, просачивающемся сквозь сетчатую занавеску.