Своевременные мысли о Российском парламенте - Юрий Сидоренко

Отсюда шлейф других формализованных понятий. Например, «Лев Толстой как зеркало русской революции». Причем тут зеркало? Какой революции? Но ведь привычно слежалось в голове, как будто так и надо. «Партийные организации и партийная литература» — все нелепости разом в одном заголовке.

Подобное миропонимание проецировалось и на тонкие и деликатные структуры национальных проблем, что привело в конечном итоге совершенно к немыслимой кройке и перекройке национальных территорий и границ. Иной раз это делали необдуманно, иной раз — с умыслом, исходя при этом не из национальных соображений, а из интересов мировой революции, которая не произошла.

Последующие годы кровавая диктатура признавала национальность лишь как форму, которая наполнена социалистическим содержанием. Именно тогда родилась чудесная пословица: «Суть — не форма, а содержание». В эти годы всеобщего террора национальные границы потеряли какое-либо значение. И лишь иногда, по прихоти великого зодчего, происходил выборочно национальный террор, выселялись целые народы, осуществлялось формальное изменение государственных границ и территорий. История народов России как бы остановилась.

Национальный вопрос, впрочем, это одно из наследий большевистского режима в ряду выбитого генофонда, оскверненной земли, разграбленных недр, убитых морей, искалеченных судеб и душ. Сегодня, в условиях потрясающего вакуума официальной идеологии, на фоне мирового процесса деколонизации и обострения национального самосознания, дошла очередь и до Союза Советских Социалистических Республик. Однако события пошли не по желаемому руслу. Идеальным было бы всем избавиться от жестокой политической диктатуры, которая к тому же еще и экономически нецелесообразна. Хотелось бы всем вместе построить либеральное демократическое общество, открыть границы, организовать рыночную экономику, объединив свои усилия и устремления с мировым сообществом. И лишь после этого, на основе большого материального достатка и устоявшейся парламентской демократии, решать внутренние национальные проблемы цивилизованным путем.

К сожалению, все происходит наоборот. Массовое сознание в первую очередь восприняло идею национальную, которая вылилась в то, что называют сегодня парадом суверенитетов. Повсеместно начали формироваться пока еще объединенные в Союз суверенные государства. И условные, формальные границы, небрежно очерченные большевиками, приобрели вдруг решающее значение для сопредельных народов. При этом исторические мотивы, подлинные национальные границы и демографические особенности региона вошли в яростное противоречие с произвольно обозначенными, административными. Мина, заложенная большевиками на заре их восхождения к власти, срабатывает сегодня.

Перед смертью Генрих Гейне написал шутливое завещание: кому-то он отдавал свою грыжу, кому-то боли в мочевом пузыре, иному — несварение желудка, запоры и другие подобные «прелести». Последняя шутка великого писателя. Но большевики, как известно, не шутят. И мы получаем от них страшные и запущенные болезни.

Этого не знал Гейне

Первым революционным декретом большевики провозгласили: «Вся власть Советам». Теоретически это могло обозначать только всенародную власть через Советы. Однако с первого же дня Октябрьской революции идея эта не была воплощена в жизнь. В 1917 году власть Советов просто не могла сочетаться с тем статусом, который определили себе большевики. Дело в том, что в то время, — несмотря на свое название, большевики находились в изрядном меньшинстве, а подавляющее большинство в выборных органах составляли представители других партий. Таким образом, существовал очень простой выбор: либо сделать Советы общенародными и в качестве верховного органа сохранить демократически выбранное Учредительное собрание, оставаясь при этом фракцией свободного парламента и в центре и на местах, либо установить свою диктатуру, Учредительное собрание разогнать, административно подчинить себе Советы и в результате превратиться в правящую партию на безальтернативной основе.

Владимир Ильич Ленин выбрал второй путь. Он заявил: «Есть такая партия», имея в виду, что его собственная партия большевиков только и способна завладеть и осуществить государственную власть в виде беспощадной диктатуры. Гражданское общество прекратило свое существование, возникло политическое государство одной партии. Как показывает мировой исторический опыт, однопартийная система имеет характер тоталитарного управления, которое в наиболее мягкой форме проявляется в виде авторитарного режима. Попробуем спокойно проанализировать оба эти понятия.

Жестокий тоталитаризм с его концлагерями и массовыми — расправами даже над собственными сторонниками однозначно отвергается сегодня практически всеми слоями общества. Однако все же есть смысл рассмотреть эффективность авторитарных структур, тем более что у нас авторитарная структура практически имеет место. Вспомним Южную Корею. В недавнем прошлом нищая страна, разоренная многолетней японской оккупацией и гражданской войной. Но вот за короткий срок авторитарное правлений выводит страну в десятку сильнейших экономических стран. Остров Тайвань — глухая провинция нищего Китая. За годы военного правления, в условиях едва ли не осадного положения, вынужденная тратить огромную часть национального дохода на военные цели, эта страна превращается в экономически развитый край с прекрасным сельским хозяйством и промышленностью, которая успешно конкурирует на мировых рынках. Самый свежий пример — Чили. Традиционно бедная и традиционно несчастная латиноамериканская страна, где в ходе перипетий вооруженных столкновений вырастает авторитарный режим Пиночета. Это имя режет слух. Однако, именно Пиночет блистательно восстановил хозяйство и своим демократическим преемникам передал процветающую экономику.

Авторитарные элементы правления не всегда возникают за счет внутреннего выбора того или иного народа. Иной раз они существуют на фоне военного поражения и оккупации страны иностранными войсками. Классический пример такого рода — Япония, которая воевала более двадцати пяти лет, подвергалась беспощадным бомбардировкам с моря и воздуха. Единственная в мире страна, испытавшая два ядерных взрыва в Хиросиме и Нагасаке с последующей оккупацией островов американскими войсками.

К чему же привело относительно жесткое управление ее национальной жизнью? Как ни странно — к японскому национальному чуду, поразительному росту валового национального продукта и дохода. И сегодня, побежденные в войне, но победившие в экономике, японцы скупают крупнейшие предприятия в Соединенных Штатах (от чего, кстати, Америка не беднеет, а, напротив, процветает. Но это тема другого разговора).

Оккупационный режим в Западной Германии, который наряду с временными неудобствами сочетался с определенными ограничениями закончился неслыханно быстрым возрождением Германии, почти полностью разрушенной к моменту поражения во второй мировой войне. Немецкое слово «Wirtschaftswunder» — экономическое чудо — облетело весь мир. Приведенных примеров, казалось бы, достаточно, чтобы сделать вывод, который напрашивается сам собой. Эту проблему можно также обозначить и в форме вопроса: не является ли сильная власть пусковым механизмом экономического прогресса? Не способствует ли она быстрому выходу из крайне тяжелого состояния экономических и политических кризисов?

Вроде бы, исходя из приведенных фактов, логичен утвердительный ответ. Однако мы опустили, другую половину вопроса. Кроме Южной Кореи есть еще Северная. А в ней — на редкость сильная власть, но при этом поразительная нищета. Тайвань — лишь крошечная часть Китая, воистину остров экономического благополучия. А материк с железной диктатурой, большими и малыми скачками, культурными революциями многие годы представлял собой апологию нищеты. И теперь, что особенно интересно, дела там определенно улучшились, адекватно той степени уступок, которые сделаны в экономике.

Федеративная Республика Германия до недавнего времени была отгорожена от своих восточных провинций колючей проволокой и Берлинской стеной. Нам, сторонникам социалистического лагеря, ГДР представлялась как экономическое Эльдорадо. Однако уже сегодня, после объединения, трещит по швам бюджет Федеративной республики, которая с болью в пояснице поднимает этот груз на свои плечи. И пока доведут бывшую ГДР до уровня ФРГ, потратят миллиарды полновесных марок. Выходит, не всякая сильная власть, не любая властная рука способствует экономическому подъему. Сильная власть в Корее, Китае и ГДР не обусловила экономический расцвет, как, впрочем, и в нашей стране, в странах Восточной Европы, на Кубе или в Лаосе.

Ограничение демократических свобод в странах социализма совсем не приводит к экономическому благополучию. Наоборот, в этом случае имеет место не укрепление экономики, а ее экономический развал, который определяет низкий уровень жизни. Получается двойная несправедливость: духовная нищета органично сочетается с материальной бедностью. В чем же дело, почему авторитарные системы в одних странах способствуют расцвету экономики, а в других — торпедируют ее?