Чернила (СИ) - Хамм Эмма

Но он был не таким. Она знала, что под выглаженным костюмом прятался монстр. Он хотел видеть ее боль, потому что она уже много раз перехитрила его.

Ирен скрипнула зубами и хмуро посмотрела на него.

— Почему?

Он улыбнулся в ответ.

— Потому что демон в тебе попытается убедить его не делать то, что мы задумали. Он хочет оставаться в тебе, милая. Мы не можем слушать яд, что он испускает между клыков и раздвоенного языка.

— Я не одержима, — рявкнула она, словно ударила хлыстом, надеясь, что они попадут по его лицу.

Ему было все равно. Его улыбка стала хищной, и он посмотрел на ее отца.

— Пора. Чем дольше мы ждем, тем сильнее демон вонзает в нее когти.

Казалось, кто-то накрыл голову отца одеялом, и мужчина, которого она узнала, пропал. Он встал и протянул ей руку.

— Идем, Ирен.

— Папочка, нет, — прошептала она, качая головой.

— Так лучше для тебя.

Они смотрели на нее, и она знала, что не одолеет их. Она могла кричать и царапаться, сколько хотела. Она не победит.

Она хотя бы могла сохранить достоинство. Ирен проигнорировала руку отца и встала с кровати сама. Она расправила плечи, подняла голову выше и решила молчать.

До самого конца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Букер смотрел на дом старого типа и готовил себя к змеям, живущим за стенами. Там он будто родился, хоть и не в прямом смысле. Его ирландская кровь была издалека.

Но тут был создан монстр. Тут его учили убивать, охотиться. Тут на его тело нанесли татуировки, уничтожили его разум на много лет, и он едва узнавал себя.

Поместье Пинкертонов было богатым и красивым. Белые мраморные колонны поднимались на два этажа, ивы опускали ветви в пруд. Сад был идеально ухоженным, в нем цвели синие гортензии.

Другие посчитали бы дом милым. А его обитателей — добрыми. Старые деньги, кто еще тут мог жить? И они были теми, кто помогал несчастным.

Жаль, Пинкерторны могли это делать. У них было больше денег, чем было им нужно.

Но они решили не помогать другим. Им было проще оставаться эгоистами.

Букер выдохнул и пошел по гравию к дому, где все началось. Камешки хрустели под его ногами. В доме залаяла собака.

Красная дверь медленно открылась, и стало видно морщинистое лицо и недовольный взгляд, служанка увидела его. Она была в традиционном черно-белом платье горничной, хоть оно уже висело на ее древней фигуре мешком.

Она не должна была работать. Матильда была с Пинкертонами, сколько он помнил, и она всегда была старой. Женщина вредила сама себе, работая до гроба.

Может, этого она и добивалась.

— Букер Пинкертон, — сказала она, недовольно кашлянув. — Не думала, что еще увижу твое лицо.

— И я, Матильда. Отец дома?

— Он занят, — она стала закрывать дверь, но замерла, когда он сунул ногу в проем. Матильда посмотрела на оскорбительную конечность, кашлянула снова. — Уйди.

— Нет. Ты приведешь ко мне отца, — не его отца, но главу семьи, который принимал все решения. Он настоял на этом титуле, ведь он имел значение в семье.

Многие Пинкертоны относились к этой семье не по крови. Они сходились отовсюду и клялись в верности отцу. Они работали, убивали, отдавали деньги. Но им хорошо компенсировали, и все жили в роскоши.

Жаль, для такой роскоши требовалась река крови.

Матильда смотрела на него, морща нос и щурясь.

— Ты оставил семью, так что не можешь мне приказывать, мальчишка.

— Хочешь проверить меня, Матильда?

Шаги зазвучали за горничной, еще одна рука появилась на краю двери рядом с ее ладонью. Мужчина за ней открыл дверь шире.

Он был широким и высоким, мог схватить человека за шею и легко сломать ее. Короткие волосы открывали кучу шрамов на голове, нанесенных им самим, если Букер правильно помнил. Его нос ломали много раз, и он морщил свой горбатый нос, глядя на Букера с отвращением.

— Что ты тут делаешь? — прорычал мужчина.

— Пришел к отцу.

— Не думаю, что это умный план, Букер.

Он склонил голову и выпускал весь гнев глазами.

— Не думаю, что ты можешь мне указывать, Томми.

— Отец не захотел тебя видеть в прошлый раз.

Но в прошлый раз он был пьян, не в себе и молил впустить его в семью. В прошлый раз он был еще без цирка, не воссоздал в себе хорошего человека. Букер не хотел снова быть тем монстром. Ему было плевать на слова отца, на цену, что он заплатит. В этот раз старая семья послушает.

— У меня нет выбора, Томми.

Пинкертон смотрел на него холодными и пустыми глазами. Букер глядел в ответ, пока что-то не мелькнуло в холодных глубинах. Они были раньше близки. Не братья, как хотел бы отец, но семья.

Многие люди были у него в долгу. И ему нужно было забрать сегодня все долги.

Томми кивнул.

— Хорошо, но без крови.

— И не планировал, — Букер пересек порог и отодвинул Матильду. — Можешь проверить на оружие, если хочешь.

— Мы все знаем, что тебе оружие не нужно, Букер, — губы Томми изогнулись в опасной улыбке. — Мы дали тебе все, чтобы не нужно было носить кусок железа.

Они хотя бы помнили.

Старый дом почти не изменился. Старые дубовые полы отполировали так, что солнце отражалось в его глаза. Белые стены, оловянный потолок с вырезанными цветами и большая люстра над лестницей в фойе.

Букер знал, если повернет налево, пройдет в строгую столовую с красными стенами, где фарфора было намного больше, чем нужно. И если он повернет направо, то попадет в кабинеты, где остальные делали почти всю «работу».

Там стены тоже были красными. Но по другой причине.

Томми указал на лестницу.

— Отец в своем кабинете.

— Я знаю, куда идти, Томми.

Томми сунул руки в карманы и кивнул на винтовую лестницу.

— Иди. Ты сказал, что хочешь с ним поговорить. Если помнишь путь, пройдешь сам.

Это означало, что все знали, что он был тут. И собирались усложнить путь.

Букер опустил ладонь на перила лестницы и стал медленно подниматься. Гладкое дерево скользило под рукой, его трогало ужасно много Пинкертонов до него.

Он не принадлежал этому месту. Он носил раньше выглаженные костюмы, как они. Знал, как ощущается хороший шелк, не мог носить галстук не из дорогой ткани. Теперь подтяжки придерживали великоватые штаны, и порой он забывал, что под ногтями была грязь.

Но теперь он был счастливее. Он нашел семью людей, которые поддерживали его. Эти люди переживали, был ли он счастлив, здоров, жил ли так, что мог собой гордиться.

Букер не мог так сказать о Пинкертонах.

На вершине лестницы портреты всех членов семьи Пинкертон вели к кабинету отца, единственному кабинету, что был наверху среди спален. Отец не давал остальным тут работать. Только он трудился с деньгами так, что нуждался в тишине.

Портреты смотрели на него с неодобрением. Остальные не любили его. Наверное, потому что только его выбрали превратить в монстра.