Девушка из Моря Кортеса - Питер Бенчли

«Такие большие вещи не разрезают на части», — сказал его приятель.

«Вот как?» Хобим и сам прекрасно знал это, но он пытался вытянуть из собеседника как можно больше информации, причем так, чтобы тот не узнал истинную причину его любопытства. В случае если план Хобима сорвется, он не хотел, чтобы стало известно, что он советовался со своим другом.

«Да, такие махины обычно взрывают. Новая штуковина, которую мы используем, разносит все на части в сотни раз быстрее, чем мы это делали раньше при помощи ножа и горелки. Нужно просто смешать компоненты, забить их в щель, поджечь, и — бум! — дело сделано».

«Что это за штуковина?»

«Она называется PLS. Это жидкость, точнее, две жидкости. Их хранят в отдельных канистрах и смешивают прямо перед тем, как использовать, потому что, если их смешать, они сильно разогреваются. А если они разогреются очень сильно, то могут взорваться сами по себе».

«Сколько этой смеси нужно, чтобы взорвать баржу?»

«Это зависит от размера баржи и от того, на сколько частей ты хочешь, чтобы ее разнесло».

Хобим описал несуществующую баржу. Она очень старая, проедена крысами, не слишком большая по размерам, и на борту не было ничего ценного, когда она затонула. Хобим постарался, чтобы в его описании не было ничего такого, что могло бы заинтересовать компанию, в которой работал его приятель.

«Сколько, ты думаешь, запросит твоя компания за то, чтобы взорвать ее?» — спросил Хобим, закончив описывать баржу.

Его друг покачал головой:

«Такими мелочами мы не занимаемся».

«Я почему-то так и думал... А что, этот PLS, о котором ты говорил, — его трудно использовать самому?»

«Да нет, проще простого. У любого получится, нужно только быть осторожным».

«Даже у меня?» — улыбнулся Хобим.

«С твоими-то руками? Раз плюнуть. — Но тут его друг понял, куда клонит Хобим, и сказал: — Однако есть небольшое затруднение».

«А где бы мне достать эту смесь?»

«В этом-то и заключается трудность. Тебе ее не достать. Нужна лицензия. Это так называемый „нестабильный материал“, и его не продают кому угодно, чтобы не оказалось так, что он валяется, где не положено».

«Сколько мне его понадобится?»

«Судя по твоему описанию, пара галлонов. Скажем, по галлону того и другого компонента. Но это не важно. Галлон или тонну — тебе его все равно не продадут».

«А у тебя на работе... не найдется излишков?»

Приятель покачал головой:

«Даже если бы было, мы не можем продать их без лицензии».

Хобим не знал, что еще спросить. Просто чтобы поддержать разговор, он сказал:

«Эта чертова баржа стоит многим людям больших денег. Она буквально отнимает пропитание у наших детей».

«Я и рад бы помочь. Но если нас поймают, нам придется закрыть свое дело».

«Да-да, конечно, — сказал Хобим, которому не хотелось слишком докучать своему другу или ставить его в неловкое положение. — А у тебя не будет немного PLS, который ты бы мог случайно... пролить?» И он улыбнулся, чтобы у друга не возникло сомнений, что он шутит.

«Да его нельзя просто „пролить“, — со смехом ответил приятель. — Такого понятия, как излишки, не существует. После работы мы выбрасываем все остатки».

«Выбрасываете — куда?»

«В море».

«Где именно?»

Его друг показал рукой в сторону моря:

«Прямо вот там, у Кабо-Сан-Хуан».

«Как далеко от берега?»

«Не очень далеко. Может, метров сто. На краю шельфа».

«А на какой глубине шельф?»

«Пятнадцать, может, двадцать метров. Вообще-то часть выброшенного сваливается через край на глубину».

«Наверняка далеко не все».

«Откуда мне знать?»

«Вы выбрасываете смесь?»

«Нет, смесь может взорваться. Мы выбрасываем отдельные компоненты».

«В жестянках?»

«В пластиковых бутылках».

«Которые не ржавеют».

Его приятель кивнул.

Хобим взглянул, высоко ли стоит солнце, и сказал:

«Мне надо успеть вернуться до начала отлива. — Он поднялся на ноги и протянул другу руку. — Было приятно поговорить».

Пожимая руку, друг ответил:

«И еще, если тебе интересно: пластиковые бутылки — двух цветов. Мы смешиваем содержимое одной белой и одной красной, и смесь получается...»

«...розовой».

Хобим зашел в магазин инструментов и электроприборов. Потом он вернулся к своей моторной лодке и проверил, доверху ли наполнены бензобак и канистра с водой, — путь домой мог занять от шести до восьми часов, в зависимости от ветра и течения. Он сказал всем на причале, что возвращается прямиком на свой остров, и собрал сообщения для друзей и родственников, живущих на Санта-Марии.

Выйдя из залива, он повернул направо, в направлении дома, и еще раз помахал рукой на прощание. Люди на причале помахали в ответ, и для них он благополучно отбыл назад. Что было, конечно, правдой, если не считать того, что он остановился у Кабо-Сан-Хуан и пару раз нырнул.

В течение следующих двух дней после возвращения домой Хобим оставался на берегу и что-то мастерил из собранных там и тут материалов. Он не обращал никакого внимания на подначивание соседей, которые говорили, что стаи кабрио и каранксов в эти дни больше, чем обычно. Людям хотелось знать, чем он занят, и они делали осторожные намеки, которые все равно сводились к одному общему вопросу: «Что ты делаешь?» Но никто не задавал этот вопрос напрямик. Они хорошо знали Хобима и догадывались, что он не скажет больше того, что им, по его мнению, полагалось знать.

Обычно, если он затевал что-то эксцентричное, он давал информации просочиться по крупицам, а конечный результат приберегал как сюрприз — и тогда получал либо восхищение (в случае успеха), либо насмешки (в случае великолепного провала). Когда провал бывал и вправду чудовищным, Хобим сам смеялся больше других. Но он всегда старался добиться, чтобы его дети поняли, что провал так же важен, как и успех, потому что каждому необходимо хотя бы однажды потерпеть неудачу, чтобы понять, что бояться ее не стоит. Тот, кто боится неудачи, никогда не берется за трудные дела. Но сама попытка сделать что-то, возможно и невыполнимое, гораздо важнее, чем успех или неудача. (Этому-то как раз и не научился Хо: он панически боялся рисковать, его пугала неизвестность.)

На этот раз Хобим не делился никакой информацией. Он только признал, что работает над осуществлением очередной выдумки, которая, скорее всего, обречена на провал. Но поскольку затея эта уже долгое время занимает все его мысли, он должен довести дело до конца.

Как-то после ужина он сказал Миранде, что пойдет прогуляться, и ушел в вечерние сумерки. Как позднее припомнили жители острова, Хобим в тот вечер не возвращался домой. Было достоверно известно, что он не брал с собой лодку, — это засвидетельствовали те, кто чистил рыбу и штопал сети у причала. Хобим часто развлекал соседских ребятишек, но не в этот раз — соседи вспомнили, что в тот вечер дети по очереди ухаживали за девочкой, которую ужалил скорпион. Домой он не возвращался до рассвета. Никто не знал, где он был все это время. (Хобим потом признался Паломе, что ему хотелось создать такую таинственность; это, дескать, добавляло остроты в размеренную и предсказуемую жизнь на острове.)