-11 как личный рекорд (СИ) - Бельская Луиза

      - Ты это чего, того-этого? - Филипп медленно, чтобы не делать резких движений, спустил одну ногу за другой с кровати и шагнул в сторону убийцы. - За песок этот сраный на такое дело решился, валенок ты порванный! - Его руки крепко сжались в кулаки. Еще секунда - и он готов был впечатать один из них в бесстыжий глаз Макара.

      Но тут Степан слабо застонал и зашевелился - Филипп отвлекся и присел рядом с телом на корточки, понятия не имея, что делать в подобных случаях. Макар времени терять не стал. Он перекинул через плечо рюкзак с общей добычей, ухватил за лямку рюкзак Степана, набитый снедью и готовый к походу, да и был таков.

      Филипп не успел его остановить - оказать помощь Степану было важнее, чем гоняться за доведенным до крайней степени отчаяния дедом. Решив, что нужно во что бы то ни стало перевернуть Степана на спину, Филипп схватил топор за рукоятку и выдернул его из раны. От запаха крови его слегка передернуло, но он понимал, что подобная слабость сейчас неуместна.

      Кровь и деньги порой так тесно сливаются друг с другом, что имеют один запах на двоих - запах металла и грязи. И Филиппу эти миазмы совершенно не нравились.

      Он отбросил топор в сторону и с трудом перевернул грузное, ставшее ватным тело. Степан умирал, беззвучно перебирая губами, взгляд его тускнел с каждой секундой, и брезент под рассеченной головою темнел от расползающихся разводов. Его жизнь отсчитывала последние минуты, а жизнь Макара начиналась с чистого листа - денежного, очень дорогого. Когда у человека пытаются убить мечту, у него появляются небывалые возможности. Они способны не только вернуть путь к заветной мечте обратно, но и отобрать у обидчика все, включая самое дорогое.

      Макар знал местность, владел сокровищем и запасом пищи на несколько дней. Подошвы его ботинок сминали траву и белые фиалки, следуя построенному в голове маршруту, а веки Степана медленно смыкались, оставляя на подкорке сознания не светлый лик безоблачного неба, а зеленый потолок военной палатки.

      - Да что же это! - в сердцах вскричал Филипп, до боли закусывая собственный кулак.

      Степан умер - такова была расплата за воровство и опрометчивость решений.

      Филиппу стало страшно. Так страшно ему не было еще никогда: кругом сплошные трупы и полная безысходность. Одевшись в полузабытьи, он медленно побрел к дому, чтобы известить Олега об очередной гибели. Нужно было отнести труп к остальным - пополнить еще не остывшим телом смотровую яму, ставшую братской могилой для четырех человек.

      - Филя! Постой! - окликнул его Родион, когда Филипп проходил мимо вольера. - Выпусти меня! Послушай! - Пленник попытался просунуть голову между прутьев - стальные перекладины неумолимо впились в его поросшие щетиной щеки.

      Филипп не ответил, лишь на секунду задержался возле клетки, непроизвольно отмечая про себя ужасный внешний вид Родиона, бессильно махнул рукой и пошел своей дорогой.

      - Что там у вас произошло? Эй! Я что-то слышал! - крикнул ему вслед Родион. - Филя! Будь человеком! Я не зверь! Я инвалид, мать твою! - И разочарованно плюнул в след удаляющейся фигуре. - Нет в жизни счастья. - Родион отделился от решетки, оставившей на его лице продольные отпечатки, и опустился по стеночке на пол: в животе заурчало, а завтрак никто не нес - и пленник совсем приуныл.

      Тем временем Филипп что было силы барабанил в запертую дверь:

      - Олег! Открой! Там Чичу завалили!

      Дверь открылась настолько резко, что Филипп чуть ли не врезался в хозяина дома, замахиваясь для очередного удара кулаком в деревянное полотно.

      - П-п-почему? - Олег вовремя увернулся от случайного удара, одергивая мятую тельняшку.

      - Потому что спер чужое золото! - выпалил Филипп на одном дыхании.

      - Где? - Олег перехватил винтовку, висевшую на плече, поудобнее.

      - В палатке, топором, капец, - сбивчиво объяснил Филипп.

      По дороге к лагерю он вкратце рассказал Олегу всю суть утреннего убийства. Он излагал в ошалевшем запале, отчаянно жестикулируя и спотыкаясь о каждый встречающийся камень, а Олег с маской ледяного спокойствия чеканил шаг рядом. Он был в горячих точках, и видеть смерть людей для него было не в новинку. Но убийство на войне - это жестокая норма, а убийство в мирное время - это кощунственное преступление. Олег понимал разницу, и в очередной раз за последнее время сердце его сжалось до боли. Но он и виду не показал, что его душу каким-то образом затронул несчастный мертвец, лишь перекинул винтовку за спину и подхватил под руки тяжелое тело:

      - Филя, п-п-помоги.

      - Да что это?! - Родион дико опешил, увидав парней, несущих мертвого Степана. - Выпустите меня! Я просто уйду! Да чтоб вас всех! - Он стукнул здоровой рукой по решетке. - Чтоб вас всех тут разорвало, ублюдки!

      Олег, услыхав это, поморщился: ему почуялись взрывы от разлетающихся снарядов.

      Филипп понял, что ему подурнело, и он сбавил темп, почти что остановившись.

      - П-п-пошли, п-п-пошли. - Олег нетерпеливо мотнул головой: ему хотелось поскорее избавиться от трупа.

      Кровь из раны на голове Степана сочилась ему на тельняшку, холодный пот стекал между лопаток. Тяжелое дыхание запыхавшегося Филиппа давило на нервы, а брань Родиона, разрезала их, как нож гитарные струны. Бздынь - и еще одна частичка тонкой душевной организации распалась на две металлические завитушки. Душа не пела, а в сердце больше не осталось слез.

      Они положили Степана рядом с Глебом. Враги по жизни снова умудрились встретиться, пусть и не в самой лучшей форме.

      - П-п-перебирайся в дом, - абсолютно серьезно предложил Олег по выходе из гаража. - Выбирай себе любую комнату.

      - Я подумаю, - пообещал Филипп. Ему и впрямь нужно было все обдумать.

      Его мутило словно от похмелья - хотелось просто отдышаться и побыть одному. Кое-как переставляя ставшие непослушными ноги, Филипп добрел до горного уступа и уселся на самом краю, обхватив руками колени.