-11 как личный рекорд (СИ) - Бельская Луиза

      Филипп застонал в последний раз, когда Олег начал постепенно выходить из него. Он отдавал себе отчет, за что терпел все эти мучения.

      Олег утер капли пота со лба и в первую очередь перерезал провода, перетянувшие жилистые запястья. Вместо крепких пут на коже остались темные разводы. Филипп, поморщившись, потер кисти и, продолжая растирать затекшие руки, уселся на постели.

      Только теперь Олег решился. Он крепко обхватил его сутулые плечи и прижался к окровавленным губам влажным жарким ртом, ожидающим ласки. Филипп, словно пойманная птица, затрепыхался в его объятиях, не отвечая на поцелуй и очень плотно сжимая губы. Олег все понял и больше настаивать не стал, так и не насытившись вкусом желанных губ, ощутив лишь привкус крови напоследок. Он скоренько натянул на себя белье и штаны. Покинул комнату и почти сразу же вернулся:

      - Игра окончена, - оповестил он, вкладывая в руку Филиппа столь необходимые очки. - Спасибо тебе. П-п-прости, если я сделал тебе очень-очень больно. Бери все, что тебе нужно.

      Филипп буквально выхватил очки и тут же надел их, с облегчением вздыхая: зрение вернулось к нему, и мир заиграл совершенно другими красками. Он ничего не ответил и опрометью бросился к своим вещам.

      Олег с какой-то неподдельной тоской на лице стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди, и смотрел, как Филипп торопливо одевается и рассовывает по карманам медикаменты. Фонендоскоп он тоже забрал и, на мгновение поравнявшись с Олегом, мельком взглянул ему в глаза. И столько в этом взгляде было горечи и осуждения, что Олегу стало совестно.

      - У-ху! - сведя брови и нарочно поведя плечами наподобие хищной птицы, ухнул Филипп.

      В сердце у Олега тоскливо кольнуло: гость умел давить на больное.

      Многозначительно хмыкнув, Филипп опустил руки в глубокие карманы и, чуть сгорбившись, продефилировал в сторону выхода, оставив Олега одного.

8. Смерть и фарт

  Когда Филипп вышел на улицу, часы на телефоне пробили половину двенадцатого. Мобильник был заряжен все еще до отказа, а фонарика с собою он не взял.

      Филипп прислушался: тишина была полной. Со стороны вольера тоже не доносилось никаких звуков, а это означало, что запертые люди наверняка спали. Филипп решил не беспокоить их до утра и запрокинул голову: свет в окне Олега погас - местный садист наконец-то угомонился и ушел на покой.

      Уже стоя перед дверью в погреб, Филипп поднял очки ко лбу и потер лицо руками, словно умываясь. Впереди его ожидало не менее захватывающее приключение по вскрытию таинственного сейфа. Филипп понимал, что нужно это сделать, что, обладая как минимум охотничьим ружьем, он будет иметь уже совсем другой вес в этом подозрительном обществе. К тому же он снова загорался огоньком азарта. Желание открыть, взломать, при этом оставшись незамеченным, так и подстегивало его к решительным действиям.

      Филипп включил фонарик на телефоне и осветил замочную скважину. Старая знакомая! Сегодня ты будешь предоставлена ее величеству Шпильке. Филипп действовал быстро: самое опасное было закопаться сейчас. Если Олегу в контуженый мозг взбредет идея посмотреть в окно, он непременно заметит подозрительный свет и, еще чего доброго, выстрелить не преминет.

      - Фууух, - Филипп с облегчением выдохнул - дверь приоткрылась, и он прошмыгнул вовнутрь.

      Нужно было вести себя тихо: не споткнуться, не задеть чего-нибудь ненароком. Сейчас шум приравнивался к смерти. Малейшая неосторожность - и Филипп бы уже имел дело не с озабоченным хозяином опустевшего дома, а с разъяренным мужиком с винтовкой, готовым стрелять при первой угрозе.

      Филипп ступал осторожно, тщательно подсвечивая себе: вот он, коврик, маскирующий потайную дверцу, вот крошево от разбитого замка, вот та самая дверь в подпол - Филипп затаил дыхание и начал спускаться вниз.

      Сейф был вмурован на совесть: вынести его из подвала не представлялось ни единой возможности. Лишь взлом на месте мог помочь открыть толстенную дверцу.

      Противно пахло плесенью. Филипп мазнул фонарным лучом вокруг себя - она была везде: на стенах и потолке в виде отвратительного белого налета. Филиппу было не до плесени: он искал хоть какую-нибудь опору, куда можно было установить мобильник, чтобы он освещал замочный лимб.

      Вдоль стены выстроились деревянные ящики. «То, что надо», - отметил про себя Филипп, хватаясь за верхний край одного из них. Ящики были пустыми и легкими. Он без труда соорудил небольшую пирамиду и украсил эту постройку прожекторным светилом. Теперь подвальный маяк довольно сносно освещал дверцу сейфа, и можно было смело приступать к работе.

      Первым делом Филипп подушечкой указательного пальца прикоснулся к замочному отверстию: оно было с зазубринами, колючее и неродное - какой-то подлец пытался непрофессионально вскрыть сейф. Филипп не любил грубую работу: даже железо хочет нежного обращения, и неважно, это ржавый коленвал или хитрый замок с занятным цилиндром.

      - Бедолага, - прошептал Филипп, кладя ладонь на покалеченный сейфовый «глаз». - Что же мы с тобой делать-то будем? Из тебя ведь уродца сотворили, так просто теперь не открыть...

      Кожа под рубашкой, изуродованная проводом и безобразным поведением Олега, жутко болела. Филипп на мгновение представил, что все это может повториться, но только в еще более извращенном варианте контуженого мозга, и решил, что без оружия противостоять этому человеку будет чрезвычайно сложно - открыть сейф было просто необходимо и становилось делом чести.

      Настала пора действовать. Филипп вытащил из-под рубашки нагретый телом фонендоскоп, вставил оливы трубок в уши, приложил мембрану к дверце и решительно взялся за ручку лимба.

      Код состоял из трех чисел. Нужно было совладать с тремя дисками: из огромного числа комбинаций подобрать именно те, которые позволят убрать ригель замка, а затем еще и смастерить отмычку. Филипп весь превратился в слух и начал работу.

      Три поворота ручки против часовой стрелки - теперь нужно было внимательно слушать: заветный щелчок будет едва заметным, тихим, как вздох ангела. Филипп очень хотел услышать этот вздох, он хотел жить, хотел вырваться из этого места, он хотел защитить себя от дурных людей - ему позарез нужно было распахнуть дверцу этого коварного ларца.