Знак Берендея. Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий

она рванула с места так, словно за нею гналась стая крылатых волков.

— Ух, темень какая! — Заволновался я, вглядываясь во мглу. — Если в дерево влетим, костей не соберём.

— Ничего! За нас и соберут, и погрызут всласть. Сам видел, тут есть кому, — мрачно пошутил мой спутник. — Но ты прав, темновато здесь. Тави, свет!

Чудесная лошадка дёрнула головой, и из её глаз на дорогу брызнули яркие белые лучи.

— Ну, ничего себе прожектора! Это ты ей что, ксеноновые фары поставил?

— Что и куда вставил?.. — Переспросил эльф, оглядываясь. — Извини, не расслышал, ветер в ушах свистит.

— Ну, в смысле — фонарики в глаза вмонтировал.

— Ах, вот ты о чём. Нет, это порода такая, магически усовершенствованная для дальних путешествий.

— Ясно! Полноприводная лошадь-люкс улучшенной планировки, — усмехнулся я, удобно откинувшись на притороченный сзади вещевой мешок.

Скоро шипастые кусты, скрюченные деревья и кривые тропы Леса Крылатой Смерти остались далеко позади. А ещё через полчаса мы выбрались на широкую, хорошо укатанную дорогу. Вдоль обочины потянулись полосатые верстовые столбы с полустёртыми цифрами и побитые временем заброшенные башенки сторожевых постов. Повинуясь едва заметному движению поводьев, Тавия сменила быстрый галоп на неспешную ровную рысь, а затем и полностью остановилась.

— Нужно глянуть, куда нас занесло теперь. Подсвети-ка, — попросил Мидавэль, разворачивая карту. Я включил фонарик. — Ага, теперь всё ясно. Из-за Камня на Распутье мы сильно отклонились к югу. Всё-таки надо было прямо поехать… А это, — он указал на дорогу перед нами, — Это, кажется, Старый Навий Тракт. Он соединяет южные степные княжества с северо-восточными окраинами. К столице даже не приближается.

— И что будем делать?

— Пока едем вперёд, — ответил эльф, убирая карту и снова пуская лошадку рысью. — Как начнёт светать — отыщем место для отдыха. А дальше… Уверен, рано или поздно тракт пересечётся с одним из Столичных Большаков.

— А их что, несколько?

— Да уж точно, не один. Из каждого княжества в столицу свой тракт ведёт, так что, думаю, не промахнёмся.

— Надеюсь, — пробормотал я. — Нам сейчас харчевня или постоялый двор не помешали бы, продуктами закупиться. Мы вчера хорошо гульнули, только пиво и осталось. Ну и пшена немножко. Не самое аппетитное сочетание…

Когда небо утратило свою глубокую черноту и стало потихоньку светлеть, теряя звёзды, мы съехали с дороги. Отпустив Тавию пастись, разбили лагерь на полянке у тихой лесной реки.

Набрали хвороста, разожгли костёр. Больше для уюта, готовить-то всё равно нечего.

— Интересно, а есть-то мы сегодня будем? — Мой желудок проснулся и громко спросил то же самое. — Надо было хоть банку тушёнки оставить…

Эльф задумчиво почесал в затылке и устало вздохнул:

— Можно бы поохотиться, но, если честно, сил у меня уже нет. Одно желание — упасть и хорошенько выспаться.

В реке у берега громко плеснула рыба.

— Эх, нам бы сейчас удочку! — Размечтался я. — Вон, река рядом, наловили бы рыбки на уху.

— Хорошая мысль, — мой спутник вытащил из седельного мешка сетчатый садок и продолговатую деревянную коробочку с крышкой. — Вот, держи. С прошлого лета с собой вожу. Может, хоть сегодня пригодится. А то лежит, только место занимает.

Внутри коробочки обнаружился моток прочной шёлковой нити, пара гусиных поплавков и десяток разнокалиберных рыболовных крючков.

— О! То, что нужно! — Обрадовался я. — Значит, ты отдыхай, а рыбалка и завтрак на мне.

Широко зевая, Мидавэль удалился в шатёр. Лошадка, блаженно вздыхая, улеглась неподалёку.

А я, вооружившись топориком, отыскал в лесу куст лещины, срубил подходящую ровную ветку и соорудил простую удочку. Затем выкопал на берегу под ольхой жирного червяка, и вскоре поплавок уже качался в воде среди листьев кувшинки.

Незаметно рассвело.

Над рекой поплыл лёгкий белый туман, а по верхушкам деревьев скользнули первые солнечные лучи. Радуясь новому дню, звонко защебетали птицы, им вдохновенно подпевали лягушки и мошкара. Красота! Огорчало лишь одно: рыба категорически отказывалась клевать.

Становилось скучновато. А, как известно, самый сладкий сон — под утро. Неудивительно, что скоро веки мои налились чугунной тяжестью, зрение затуманилось, и удерживать глаза раскрытыми стало попросту невозможно. Пару раз клюнув носом, я и не заметил, как заснул.

Снова цветущий летний луг, жаворонок в небе, соловьиная опушка за рекой.

Оля в лёгком голубом платье и венке из полевых цветов сидела на краю обрыва, свесив вниз загорелые босые ножки. Я подошёл и опустился рядом.

Девушка не обратила на меня внимания, сосредоточенно глядя на спокойную речную гладь.

— Что там? — Шёпотом спросил я.

— Тс-с-с, тише! — Она предостерегающе подняла руку. — Гляди, гляди! У тебя клюёт!

Всплеск!

Ореховое удилище дёрнулось, едва не вылетев из рук.

Сон слетел мгновенно, уступив место охотничьему азарту. Ну-с, поглядим, что местный Водяной послал нам на завтрак! Хотя, если судить по тяжести добычи и отчаянному сопротивлению, похоже, что именно Водяного я и подцепил. И как его готовить прикажете?.. Ни рыба, ни мясо.

Удочка согнулась дугой, леса натянулась и зазвенела как струна, но, к моему удивлению и радости, выдержала. В прозрачной зеленоватой воде мелькнул широкий хвостовой плавник.

Врёшь, не уйдёшь!

Рывок! С громким плеском рыба вылетела из воды, торпедой просвистела над моей головой и, извиваясь всем телом, тяжело заплясала на берегу.

Щука!

Двухметровая пятнистая громадина с бездонной зубастой пастью и выпученными красными глазами. Вот это трофей! Не думал, что такие бывают!

Вдоволь налюбовавшись, я осторожно освободил хищую махину от крючка и приподнял, намереваясь бросить обратно в реку. Рыбина старая, не одну сотню лет на свете живёт. Жаль губить такой редкий экземпляр. Тем более что ни в уху, ни на жарку она совершенно не годится.

Читал когда-то, что щуки тяжелее четырёх килограммов вообще не считаются съедобными — мясо горькое, жёсткое, как резина, да ещё и тиной воняет. А мой улов пуда на два затянет. И как только лёгкая ореховая удочка её выдержала?..

Честно говоря, лучше бы клюнул простой ёршик. С волшебным прутиком мы бы его живо в судака превратили.

— Отпусти ты меня, добрый молодец, — взмолилась вдруг щука скрипучим старушечьим голоском. — Отпусти домой, к малым детушкам! Пропадут они без меня…

Ух ты, говорящая рыба!

От неожиданности я едва её не выронил. А ведь решил уже, что начал привыкать к этому странному миру. Оказывается, он всё ещё