Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений - Сергей Трищенко

Любые здешние города казались в этом случае, как ни странно, наименьшим злом: они нас пока не подводили. Да мы на них, собственно, особо и не опирались: так, переночевать, кое-что узнать — и все. Если же снова ехать в замок, пусть и обозначенный на карте, как мы только что сделали, вполне можно опять вляпаться в неприятность.

Я снова предложил монастырь, тем более что теперь он оказался намного ближе к нам — за лесочком. А может, то был уже совсем другой монастырь? Или тот же самый, но в другом месте. Подобное ведь не вызовет особенных трудностей: скопировал и перенес куда надо.

— После всего, что случилось, нам просто необходимо запастись святой водой, — убежденно сказал я.

— А почему тогда рядом с таким святым местом такие мороки водятся? — упорствовал сэр Жеральд.

— Элементарно, — я сделал подчеркивающий жест рукой. — Поскольку монастырь, представляя собой святое место — с этим, надеюсь, никто спорить не будет? — вытесняет всякую нечисть за свои пределы. Но далеко оттеснить не может: у любой силы есть свой радиус действия, и потому на определенном расстоянии от монастырей всегда существует зона повышенной концентрации нечисти. И наоборот: если где-то есть особо нечистое место, его неминуемо должно окружать так называемое «кольцо святости». Так они и чередуются: святость-нечисть, святость-нечисть... Как протоны и электроны, или северный и южный полюса магнита.

Сэр Жеральд, пораженный моей эрудицией, замолк, а Юнис поинтересовался:

— А вы не знаете, это мужской монастырь или женский? Я пожал плечами:

— Кто его знает? Тут же не проставлено ни буквы «м», ни буквы «ж»... Да и что нам волноваться: в любом монастыре имеется гостевая комната, то бишь келья, где принимаются все странники, любого пола.

— Хорошо, пошли в монастырь, — согласился Юнис. Сэр Жеральд хмыкнул, но, скрепя сердце, кивнул:

— Едем. Думаю, нам это не повредит. Во всяком случае, сильно.

Мы поехали.

Я-то ответил Юнису, что не знаю, какой монастырь, но на самом деле предполагал, — почти не сомневался — что монастырь будет мужским. Мне уже представлялись строгие изможденные лики монахов, моления и бдения, носящийся повсеместно дух ладана... Ну не позволит же Вика переночевать мне в женском монастыре? Такие искушения, такие соблазны, такой запах интересно, перебивает ли святой дух — женский? Да она же измучается ревностью, глядя на экран!

А, с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг она специально? Устроит мне сразу и испытание, и искушение. Или испытание искушением. А чуть что не так — выключит компьютер. Или выдумает что-нибудь иное, более зловредное.

Мне начали рисоваться картины ее садистской изощренности: вот я, разговорившись с какой-нибудь особо привлекательной монашкой, прошу у нее разрешения — или принимаю предложение — посетить ее келью, дабы... ну, например, помолиться вместе или посмотреть уникальную икону, или оригинальное издание Библии, или... да мало ли на что можно посмотреть, оставшись наедине с молодой красивой женщиной?

Я ехал, ничего не замечая по сторонам, и мое воображение живописало разные вдохновляющие картины: едва мы уединились с молодой монашкой в ее келье и развернули... молитвенник, в самый неподходящий, я бы даже сказал, пиковый момент, разверзаются небеса — или, наоборот, трескается и расходится пол, — и оттуда появляется... ну, не знаю, что, но что-нибудь обязательно появляется. Вот Вика и посмотрит на мою реакцию... или эрекцию.

Пардон, но если я это знаю, вернее, предполагаю подобное, тогда я должен вести себя как раз наоборот: строго, по пуритански, целомудренно, идеологически выдержанно. Попробуй тогда, проверь!

Однако, предполагая, что я могу это знать, Вика в свою очередь может сама что-нибудь спровоцировать. И подобная провокация, как мне кажется, должна проявляться в массовом подмигивании мне монашек, постройке ими многоэтажных глазок, в приглашающе-завлекающих жестах, а то и синхронном обнажении белых ножек — как в кордебалете. Правда, это не совсем вяжется со статусом монастыря, но ради своих целей, я думаю, Вика пойдет и на изменение данного статуса. Откуда я знаю, как она представляет себе женский монастырь? Может, чем-то вроде гарема.

Но нет, все эти мысли — только мои, и Вика не имеет к ним никакого отношения. Просто я себе нафантазировал картины предстоящих оргий и развратов. Буйная фантазия разыгралась. Зачем Вике лишние хлопоты? Ничего этого не будет, а будет, скорее всего, обычный мужской монастырь со строгим уставом, где бородатые и усатые монахи занимаются домашним хозяйством и у которых я должен старательно научиться экономному и рачительному ведению оного, что впоследствии мне пригодится в счастливой супружеской жизни... Не исключено, что наше пребывание в монастыре запланировано именно с точки зрения трудового воспитания: я буду убирать в помещениях, стирать, готовить обед, ухаживать за домашними животными типа коров свиней и коз, а также кошечек и собачек, обрабатывать землю, подстригать плодовые деревья... И так далее, и тому подобное.

Мне захотелось повернуть коня в другую сторону: если сбудется то, что я себе намыслил, лучше уж переночевать в замороченном месте! Мне казалось это меньшим злом: Бог не выдаст — свинья не съест.

По обе стороны дороги появились возделанные поля. На них трудились... Половую принадлежность работающих людей я определить не смог — вследствие большого расстояния и одинаковости черной монашеской одежды, равно пригодной как для мужчин, так и для женщин.

Показались высокие белые стены монастыря, из-за которых золотились маковки пятиглавой церкви и блистающие на ней кресты. Выходит, монастырь — христианский? Но у ворот висел большой гонг — как в монастырях тибетских — и сидела статуя Будды, а ворота были почему-то украшены арабской вязью. Но есть ли в арабских странах монастыри? Может, верно мое предположение насчет гарема?

Юнис соскочил с лошади и ударил в гонг.

— А я хотел заставить лошадь подняться на дыбы и долбануть в него копытом! — усмехнулся сэр Жеральд. — Показать чудеса вольтижировки.

— Зачем же так грубо? — заметил я. Скрипнув, открылось окошечко в дверях.

— Кто такие и зачем пожаловали? — раздался тонкий голос, могущий принадлежать одинаково как женщине, так и специфическому мужчине.

— Мы — мирные странствующие рыцари, — начал Юнис, — хотели бы переночевать в вашем монастыре...

— И набраться святости, — продолжил сэр Жеральд.

— Входите, — ворота распахнулись. Привратник (ца) отошла (шел) в сторону.

Мы направили коней в ворота: Юнис в поводу, мы с сэром Жеральдом — верхом. Конечно, это было не по уставу — полагалось спешиться, — но мы замешкались, глядя вперед, во двор монастыря, и не придержали коней.