Ее старшеклассники - Евгения Шалимова

— Всё делается очень просто: закрываются плотно окна и двери, зажигается газ…

А если правда, уйти совсем? Все равно мне не распутать этот узел, Дневник! Вчера опять Игорь провёл у нас целый день. Он целовал меня и обнимал, и мне было так хорошо, а когда он ушёл, навалились мысли о Жене. Я пришла к ужасному выводу: Женя мешает мне!..Газ?!

28 января.

Вот и наступили те последние часы, о которых я много раз думала с ужасом. Скоро меня не будет. Надо подвести итоги.

Я всегда с благоговением думала о Маяковском, Есенине, Фадееве. Сильные личности, несомненно. Неужели и у них не было выхода? Как страшно!

Я уже всё решила точно и не хочу, чтобы кому-либо мой уход причинил вред. Потому —

в моей смерти прошу никого не винить!

Предвижу сотни вопросов — почему? Советская школьница, десятиклассница, из хорошей семьи — нет, невообразимо! Кто же виноват? Никто не виноват. Дома у меня всегда всё было хорошо. Мама, родная, прости свою непутёвую дочь, но знай: она умерла, чтобы не стать дрянью. Ты всегда уважала таких людей. Ну, пойми, умоляю, я не могу иначе! Сил нет Ты вседа учила меня быть честной до конца.

Елена Владимировна! Не сердитесь! Я понимаю, своим поступком я вроде бы подрываю ваш авторитет. Но это только на первый взгляд. Если у меня хватит сил уйти, значит, вы лучший в мире педагог, потому что только во имя наших, десятого "б", идеалов я решила так поступить. Не хочу множить число Реминых, не могу словом утверждать одно, а поступками — другое.

Женя, родной мой! Самый честный, самый светлый мой друг! Прости. Поверь, живая — я не достойна тебя. Какие-то дурацкие инстинкты сильней моей воли. А я так не хочу. Пусть лучше просто останусь в памяти твоей. Выбрось из головы мысли типа "Никогда не женюсь." Воспитай дочь — лучше меня. Прощай.

Игорь. Это ты. Знаю, стоишь и ждёшь своей очереди. Мы оба слабые, и всё-таки я хоть чуточку сильней тебя. Помнишь, ты всегда посмеивался над рассказом "Макар Чудра"? — "Вот он никак не может догнать её, свою любовь, она постоянно выше и чище его", — ты говорил. — У нас так не будет". Будет! Самоуваренный, ты ошибался ещё тогда. А я знала, чувствовала, чем всё кончится. Просто дело времени. Не терзайся. Не воображай, что ты своими ласками погубил меня. Не ты был бы — другой. Важно, что у меня нет сил противостоять мужскому обаянию. Что-то очень первобытное пробудилось во мне, и оно заглушило всё остальное.

Всем злопыхателям скажу: далеко вам до нас, сегодняшних семнадцатилетних. Мы чистые, мы искренние. И твёрдо стоим на земле. Знаем, чего мы хотим.

Итак, всё. Прощайте."

Лиза вытерла слёзы, аккуратно положила дневник на письменный стол и спокойно отправилась на кухню. Встала на табуретку, достала с антресолей старое покрывало, разрезала его на ленточки, выйдя в прихожую, принялась затыкать щель под дверью. Закончив, вернулась на кухню, тщательно заткнула щели возле форточки, принесла раскладушку, поставила её так, чтобы голова была возле самой плиты, расстелила заранее приготовленное одеяло, бросила подушку. Посидела, грустно повесив голову, не веря, что сейчас кончится её жизнь. Ощутив озноб, улеглась на раскладушке, задумалась. В доме было тихо. Даже в подъезде, против обыкновения, не раздавалось никаких звуков. Суббота, вспомнилось Лизе, все отдыхают. Почувствовав, что голова становится тяжёлой и странно кружится, девушка решительно встала, принесла из маминой спальни пачку снотворного, налила воды из крана и поставила стакан на стол. Довольная своей решительностью и спокойствием, произнесла вслух:

— Всё. Осталась только кухонная дверь.

Вспомнив про замочную скважину, вышла в прихожую, чтобы заткнуть её, остановилась возле тумбочки с телефоном, задумалась. Кончик пушистой косы, перекинутой на спину, тихонько покачивался. Вдруг резко зазвонил телефон, и девушка непроизвольно взяла трубку, но, опомнившись, тут же хотела положить её обратно, на рычажок, однако далёкий голос Елены Владимировны чем-то затронул её, она помедлила.

— Лиза? Это ты? Почему ты не отвечаешь? — Елена Владимировна звонила из автомата, что недалеко от Лизиного дома. Почему-то, почувствовав внезапное беспокойство, несколько минут назад она почти выбежала из дому и в этот поздний час, не задумываясь, направилась к Тепловым. Мигание света то в комнате, то на кухне насторожило учительницу, и она решила позвонить. Трубка молчала, и Елена Владимировна испытала какой-то леденящий ужас.

— Лизонька, милая, отзовись! — кричала она в трубку. — Что случилось? Мама твоя где?

Лиза молчала. Трубка дрожала в тонкой руке. Наконец, решившись, она опустила трубку и быстро вышла из прихожей. Телефон зазвонил снова. Девушка сидела на раскладушке и думала о том, что, видно, не судьба сегодня всё кончить, и придётся ещё побороться за право распорядиться своей жизнью, как хочется. Телефон звонил не переставая. Лиза пыталась закрыть его подушкой, но звуки пробивались сквозь мягкую преграду и будили в душе какое-то злорадное торжество. Безвольно опустив руки и склонив голову, девушка ждала, что будет дальше. Когда телефон замолчал, равнодушно подумала:

— Сейчас придут. Не открою.

Действительно, несколько минут спустя, раздался звонок у дверей.

— Елена Владимировна. Как она чувствует, если с нами неладно. Но не открою, — сама себе сказала Лизонька, но звонок, казалось, будил весь дом, не переставая кричать о том, что может случиться несчастье.

— Лиза! — застучала в дверь Елена Владимировна. — Ты же знаешь, я не уйду до утра!

— Знаю, — прошептала девушка, но не двинулась с места. Звонок продолжал греметь на всю квартиру. — Не судьба, — мрачно усмехнувшись, Лиза встала, обречённо вздохнув, направилась к двери, щёлкнула замком.

— Что?! — огромные серые глаза учительницы впились в лицо девушки.

— Ничего, — пожав плечами, та стала накручивать кончик косы на палец. Шагнув через порог, женщина пристально оглядела ученицу.

— Почему ты в новом платье? Куда-то собралась?

— Вот именно, собралась, — едко, незнакомо усмехнулась Лизонька, и учительница поняла: что-то случилось.

— Лиза, девочка моя, рассажи мне всё, — затормошила она Теплову. — Почему ты какая-то варёная?

Проследив за взглядом молчавшей ученицы, Елена Владимировна вдруг разом увидела и обрывки материи под дверью, и раскладушку в маленькой кухне, и стакан с водой возле каких-то таблеток на столе. Решительно пройдя в кухню, женщина прочла название на коробочке с таблетками, и страшное подозрение точно ледяной водой окатило.

— Лиза?! — столько боли, сочувствия и любви было в голосе учительницы, что девушка точно проснулась. Толкнув дверь в комнату, она незряче подошла к столу, взяла дневник и протянула его учительнице. Не колеблясь, та открыла последнюю страницу, пробежала её глазами, зажмурилась и зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса.

— Девочка моя, да что ты! Разве можно! — бросилась она к Лизе, усадила её на диван и, шепча какие-то бестолковые ласковые слова, обнимала её, гладила по плечам, по голове, бессознательно, по-матерински пытаясь отогреть девчушку собственным теплом.

— Прочтите всё! — Лиза вдруг разрыдалась.

— Да-да, конечно, — метнулась к столу Елена Владимировна, пугаясь, что своим невниманием ранит страдалицу, — только вот сначала уложу тебя в постель.

Девушка покорно разделась и, выпив горячего молока, принесённого Еленой Владимировной, немного успокоилась, потом, вдруг сев в постели, уставилась на учительницу полными слёз глазами и дрожащим голосом спросила:

— Мы сейчас поговорим, да?

— Непременно.

— Вы можете у нас ночевать? Мама на даче.

— Я поняла. Ночевать буду, конечно, только домой позвоню. Спи.

Лиза успокоилась. Измученная, она откинулась на подушку. Утомлённо закрыла глаза. /"Боже, что делать? Как убедить девочку, что всё будет хорошо? Где найти такие слова?"/ Елена Владимировна читала дневник, думала о случившемся и готовилась к длинному ночному разговору.

В понедельник Лиза в школу не пришла, а через несколько дней по настоянию классного руководителя её отправили в санаторий: врачи обнаружтли сильное переутомление.

Снова и снова перебирала в уме свои поступки Елена Владимировна, искала ошибку, толкнувшую Теплову на отчаянный шаг, и не находила её./ "Возможно, я должна была больше уделять внимания девочке. Но у меня их тридцать три. Почему так мучительны попытки бороться с собой? Хорошо, что я прочла эти последние дневниковые записи в ту страшную ночь у Тепловых. Бедная мать! Мороз по коже при мысли, что могло произойти. Но в чём я должна измениться? Знаю: больше индивидуальной работы, больше! В душе каждого должна читать…И успеть помочь."/

11. Быть Альтаирску!

Прошёл месяц, и в десятом "б" всё стало на свои места. Елена Владимировна хотела, чтобы Шатрова перевели в другую школу, но на каком-то секретном собрании альтаирцев было решено, что Игорь должен остаться в своём классе./ "Наташка уверяла, что все ошибки должны исправляться самими ребятами. Взрослые якобы только всё портят. В чем-то она и права. Только как они теперь втроём будут рядом жить?"/