Смерть в белом халате - Марина Жданова

– Кстати, вот, держи! Я тебе триста рублей был должен, – Антон вытащил из пакета кошелек и протянул Плеханову деньги. – Это Маша принесла. Из общих взяла. Я ей верну.

– Давно хотел тебя спросить, – Плеханов не хотел упустить удобный момент и поинтересовался: – ты точно в ночь убийства спал?

– Верняк! А в чем дело? Ты меня подозреваешь?

Виктор хмыкнул.

– Не тебя. Ты случайно не помнишь, Ольга Николаевна тебя чаем не угощала?

– М-м-м, кажется, да. Да! Точно! Угощала!

– А сама пила?

– Честное слово, Витек, не помню! А почему ты спрашиваешь?

– Так просто. Ладно, ты иди в ординаторскую, поспи пока.

– Да ну! Там скучно! Хочешь, я тебе напоследок одну историю расскажу? – глаза Антона хитро прищурились. – Про покойного Семенова, раз уж ты об убийстве заговорил.

– Про Семенова? А откуда информация?

– От санитарок, естественно! – Антон довольно стукнул себя кулаком в грудь. – Женечка не смогла устоять перед моим обаянием! Мы с ней отлично провели время, пока в ординаторской никого не было!

– В каком смысле?

– Ну, в смысле отлично поговорили. Я ей свою историю рассказал, а она мне про убитого сообщила. Все по-честному! Между прочим, конфиденциальные сведения!

– А доверять этим сведениям можно?

– Обижаешь?! – Антон сделал нарочито обиженное лицо, но тут же подмигнул. – Только, чур, не перебивать!

Март 2006

В солнечные дни Славик любил сидеть на полу своей комнаты при открытом окне и греться в лучах, одновременно дрожа от зимнего холода, проникающего в комнату. Эти «воздушные ванны» занимали обычно семь или десять минут, после чего паренек весь день ходил довольный. К несчастью Славика и к радости его отца, который беспокоился за единственного ребенка, по-настоящему солнечные деньки бывали редко, а вот сегодня был именно такой день.

Павел Петрович на цыпочках подошел к спальне сына и осторожно открыл дверь. Все здесь осталось так, словно две недели назад Слава просто вышел на прогулку с друзьями… Угол покрывала на кровати был небрежно откинут, на мятой подушке лежал учебник по астрономии за 11 класс – Семенов-младший увлекался естественными науками и на день рождения получил от отца телескоп. Павлу Петровичу пришлось занять деньги у знакомых и взять дорогую игрушку в кредит, но радость сына была в сто крат дороже монет.

Сейчас телескоп аккуратно лежал в коробке под столом. Его линзы больше никогда не будут направлены на звезды так же, как никогда не закроются занавески, и книги не встанут на положенное им место в шкафу, так же, как отец больше никогда не сможет обнять своего сына.

Семенов подошел к гантелям, стоящим на полу в углу комнаты, присел, дотронулся до них рукой и поднял глаза к небу. Он не верил в загробную жизнь, но твердо знал: сейчас его мальчик смотрит на отца и, может быть, даже улыбается.

Вряд ли ему бы понравилось, что Павел Петрович превратил комнату в музей, в святилище. Дверь закрывалась на ключ, который Семенов носил на цепочке вместо крестика. Убитый горем отец решил оставить все как есть. Тогда сохранится иллюзия, что его сын когда-нибудь вернется.

Со стены на Павла Петровича смотрела групповая фотография. Славик стоял в центре. Его худую фигурку обтягивал красно-черный костюм человека-паука, в руке болталась маска. Рядом с ним стояли другие артисты цирка: клоуны, акробаты, фокусники, укротители… Укротители.

Разве это правильно?! Разве справедливо, что убийца – здоровенный глупый пьяница – волей судьбы гуляет на свободе, зарабатывая громким титулом «народного артиста России» деньги, а его сын, его маленький мальчик, его единственная радость, лежит в могиле со свернутой на бок шеей?! Разве справедливо, что половину отведенного судьбой срока Матвеев валялся пьяным или мучался похмельем, а Славик учился, тренировался, совершенствовал тело и дух?! Кому было угодно, чтобы на земле стало одним талантливым человеком меньше?! Кому нужно было отдавать хрупкие нити жизни в руки алкоголика?!

Семенов поднялся с пола, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. В квартире было холодно, будто со смертью Славика из помещения ушло тепло, ушел свет, ушла жизнь.

За две недели Павел Петрович сумел проглотить несколько сваренных вкрутую яиц и выпить весь кофе в доме. Он практически не спал, размышляя над несправедливостью жизни. Если бы его жена не умерла во время родов, если бы сейчас была рядом, горе не казалось бы Семенову такой непреодолимой пропастью, но Тани не было. Теперь Славика больше не было.

На работу Семенов не ходил. В университете знали о несчастном случае и с пониманием отнеслись к прогулам, но Павел Петрович твердо решил: с преподаванием покончено навсегда. Зачем дарить бесценные крохи знаний чужим детям, если его единственный ребенок мертв? Зачем смотреть в блестящие глаза студентов, если его сын никогда не сможет засмеяться? Зачем сравнивать их со Славиком и отмечать: «в их возрасте его сын точно был бы лучше»? Зачем тихо плакать, закрывшись на кафедре? Зачем носить с собой носовой платок, пудрить опухшие веки? Зачем?

На похоронах он не плакал. Не мог. Находился в ступоре и практически не осознавал, что происходит вокруг. Краем уха ловил сочувственные слова, искал в толпе убийцу. Но не находил. Матвеев не пришел. Но, может, оно к лучшему. Видеть его рядом с могилой сына было бы невыносимо.

Павел Петрович до сих пор слышал голос какой-то женщины, объясняющей своей подруге обстоятельства произошедшего:

«Глупо погиб паренек. Представляешь, акробатом был, талантливый такой! Под самым куполом кувыркался. А страховка – трос металлический – к поясу прицеплена. А трос внизу люди держали. Вот один алкоголик и пролил на конец троса водку, упал, зацепился за проводку и один провод в лужу попал. Ток по страховке пошел, парни от неожиданности трос из рук выпустили, а ток до мальчика под куполом дошел. Он и упал. И шею свернул. Мгновенно умер. Бедный паренек! А алкоголик тот до сих пор в цирке укротителем работает. Представляешь?! Несчастный случай, говорят! Никто не виноват».

Семенов пошел на кухню, зажег газовую плиту, налил в чайник воды, автоматически достал из стола две ложки (одну для себя, другую для сына) и заплакал, когда увидел их, лежащими на столе одна напротив другой. У него никого больше не было. Никого.

– В Москве шестнадцать часов. Вы слушаете «Городское радио».

Семенов подпрыгнул на стуле и пролил чай на клеенку стола. В четыре часа автоматически включался приемник. В это время, если в цирке была репетиция или представление, Славик начинал собираться на работу. После гибели сына Павел Петрович отключил радио; сегодня приятный голос ди-джея нарушил тишину квартиры по особому случаю.

Семенов неспеша вытер стол, вымыл чашку и переоделся. Прежде, чем выйти за дверь, он открыл ящик тумбочки, достал оттуда небольшую коробку, открыл ее, вытащил сложенный вчетверо листок инструкции и снова внимательно ее прочитал.

"Natrii bromidum

Фармакологическая группа: Седативные средства…

Характеристика: Белый кристаллический порошок без запаха, обладает соленым вкусом, легко растворим в воде, этаноле…

Хорошо всасывается из желудочно-кишечного тракта…

Применение: Неврастения, невроз, истерия, повышенная раздражительность, бессонница, эпилепсия…

Передозировка: общая вялость, заторможенность, слабость, сонливость, замедление речи, ухудшение зрения, слуха, атаксия, апатия, ослабление памяти; брадикардия…

Способ применения и дозы…"

Удовлетворенно кивнув, Павел Петрович сорвал с пузырька этикетку, и положил лекарство в карман. Потом прошел в ванную, открыл дверцу шкафчика с зеркалом, висящим над раковиной, вытащил оттуда туалетные принадлежности и достал металлическую коробку из-под печенья. Внутри лежала толстая пачка денег. Эти деньги Павел Петрович собирал, чтобы окончательно расплатиться за телескоп, но теперь они были нужны для другого.

Подставив табуретку к шкафу в коридоре, он открыл антресоли и, пошарив рукой, вытащил старого плюшевого медведя. Поддев шов на животе игрушки, Семенов засунул пальцы внутрь и вытряхнул старую вату. На пол упал небольшой кулек. Доллары лежали в целлофановом пакете, свернутые в трубочку. Эти деньги они с сыном откладывали на черный день, обещая друг другу, что никогда не потратят их на ерунду. Черный день наступил две недели назад. Павел Петрович понял: тянуть дальше нельзя.

Положив деньги во внутренний карман пальто, он вышел на лестничную площадку, запер дверь квартиры и неожиданно для себя перекрестился. Вряд ли Бог, если Он существует, простит то, что собирается сделать Семенов, но Павел Петрович не может оставить Матвеева безнаказанным. Не может оставить его в живых. Славик лежит в могиле, а пьяница, виновный в его смерти, до сих пор кланяется публике. Этот человек должен умереть и Павел Петрович позаботится, чтобы это произошло.