Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков

время работы в составе групп по подготовке концептуальных документов моё понимание проблем экономики СССР и политики и практики коммунистической партии, в которой, будучи уже министром СССР, был избран в состав ЦК КПСС, сильно изменилось. Уже позже, на съезде КПСС, когда мою кандидатуру предложили на избрание первым секретарём компартии Российской Федерации, я пришёл в ужасное эмоциональное состояние и немедленно выскочил на трибуну для отказа от этого предложения.

Я был всецело на стороне того большинства, кто считал правильным и остро необходимым, первоочередной задачей – дать свободу промышленным предприятиям, и очень добросовестно работал над текстом этого закона. А как верил в это дело Николай Иванович Рыжков – человек, на которого я смотрел с глубочайшим уважением. Настоящий технический интеллигент, Рыжков почти всю жизнь проработал на производстве, причём не где-нибудь на свечном заводике, а на Уралмаше – “заводе заводов”, как его называли в СССР. Ну, ладно, я по молодости, по горячности, допустим, чего-то недопонимаю, смотрю куда-то не туда и вижу не совсем то, но, когда такой опытный, а главное, честный и порядочный человек со светлой головой идею поддерживает, сомнения уходят. “За” были и другие директора предприятий, и отраслевые министры, многие из которых сами из директоров вышли. Все в один голос настаивали: дать предприятиям свободу. И я, можно сказать, собственной рукой пишу закон о предприятии, потом закон о производственном объединении, и лишь через несколько лет, прошедших после выхода закона, после столкновения некоторых норм закона с жизнью приходит понимание, что правильные в принципе законы оказались опередившими время, так сказать, “телегой, поставленной впереди лошади”. Но не потому, что эти законы приняли рано или нормы законов ошибочны, а потому, что не приняли раньше многие другие законы, формирующие институты и среду рынка, рыночные отношения между хозяйствующими субъектами, их отношения с госорганами, правила формирования ими своей экономики в рыночной среде и т. д. Закон вышел несовременный, рано по критериям готовности экономической среды к его применению, но в то же время поздно по социально-политическим критериям общества. Образно говоря, поезд экономики, да и жизни общества, не только замедлил ход, он вообще остановился на рельсах, и все увидели впереди полный тупик. Пассажиры не просто волнуются, они уже просто взбешены действиями паровозной команды. Железнодорожное начальство, конечно, объявляет виноватыми стрелочников и обещает всё быстро исправить. Но, честно говоря, само не знает как».

С точки идеального видения разработчиков всё делалось правильно. Рыжков, как бывший директор завода, привык, что, когда он давал задание, его чётко выполняли. Но государство при этом обеспечивало директора необходимыми ресурсами. Сейчас же этого не происходило.

Заведующий сектором экономических наук ЦК КПСС Олег Иванович Ожерельев комментирует это так.

Ожерельев О. И.: «Мы же исходили из того, что финансирование не должно быть безвозмездным, все предприятия должны перейти на полное самофинансирование и самоокупаемость. Они сами должны составлять планы по номенклатуре, по производительности, по количеству работников и т. д. При этом часть полученной прибыли по нормативам отчислять государству.

Заговорили мы и о конкуренции. Правда, это слово ещё стеснялись произносить, говорить о социалистическом соревновании.

Важно было, чтобы не олигархи захватили собственность предприятий, а ими владели трудовые коллективы через возможность выбора руководства. Директор в этом случае будет подотчётен не вышестоящему начальству, а тому самому выбравшему его коллективу.

В этом была вся логика».

Задумано всё было замечательно, но реально попытались начать работу по-новому не более чем 5 или 10 % предприятий. Директора предприятий, с одной стороны, требовали полной свободы во всём, что касается производства, реализации товара, распределения прибыли, а с другой – настаивали на сохранении системы централизованного обеспечения ресурсами, капиталовложениями. Не думая об обещанном светлом будущем, они начали, пользуясь монополизмом, увеличивать стоимость своей продукции, увеличивая зарплаты свои и сотрудников без обновления и реструктурирования производства, улучшения качества труда и продукции.

Павлов В. С.: «Вывести предприятия на прямые связи между собой, в обход местных и министерских бюрократических структур – это была важнейшая государственная задача, раскрепощавшая экономику снимавшая с неё чиновничий пресс и избавлявшая её от чиновничьего оброка. По сути дела, это была бы тихая революция, в корне менявшая социально-экономический климат в стране!»[20].

Необходимость резкого снижения роли государства в экономике доказывали Яковлев, Медведев, Шеварднадзе, т. е. люди, никогда не имевшие отношения к реальной экономике. Против были Слюньков, Зайков, Воротников, Никонов и другие, то есть технари-производственники. Все, кроме Виктора Петровича Никонова (бывшего министра сельского хозяйства РСФСР), успевшие поработать директорами заводов.

Рыжков Н.И.: «Споры и разногласия на Политбюро были вокруг Закона “О предприятии”. Здесь была сконцентрирована новая экономическая политика. Большие разногласия были по вопросу о роли государства. Была точка зрения, что производители сами быстро разберутся и наладят взаимовыгодные отношения друг с другом. А общегосударственные задачи будут решаться сами собой. К сожалению, в дальнейшем эта точка зрения победила» [21].

В результате даже ближайший советник генсека А. С. Черняев, принимавший самое активное участие в разработке его политики, был вынужден констатировать: «Первым толчком к развалу экономики стал Закон “О предприятии”»[22].

А ставший вскоре членом Президентского совета и академиком Н.Я. Петраков объяснил, почему, на его взгляд, это произошло: «Во всей этой конструкции был и существенный изъян. По сути дела, предполагалось, что огромный командно-административный монстр, созданный десятилетиями, должен был как бы самоликвидироваться, самораспуститься путём последовательного освобождения от обязанностей управления хозяйственными блоками, путём передачи функций управления рыночным структурам. Но при этом сами эти рыночные структуры не создавались. Более того, ничего не предполагалось сделать в области демонополизации производства. В этих условиях самостоятельность предприятий, обещанная июньскими реформами 1987 года, по сути дела, создавала не конкуренцию, а монопольный эффект. <…> Рынок и система управления на базе отраслевых министерств – это две антагонистические формы управления»[23].

В этой ситуации крупные предприятия и объединения в условиях диктатуры производителя освобождались от ценового контроля со стороны центральных органов и выходили непосредственно на потребителя, не защищённого ни антимонопольным законодательством, ни конкуренцией.

Этому в немалой степени способствовало ослабление плановой дисциплины, да и вообще дисциплины и ответственности на государственных предприятиях.

Полный хозрасчёт и самофинансирование подразумевали покрытие расходов из получаемых доходов. Декларировалось право каждого предприятия устанавливать цены на собственную продукцию, продавать её и приобретать материальные ресурсы. Они обретали и большую автономию в распоряжении полученными средствами, в частности, для выплаты заработной платы и премиальных. Трудовой коллектив становился полноправным хозяином при сохранении государственной собственности.

Закон предусматривал две формы хозяйственного расчёта:

а) основанного на нормативном распределении прибыли;

б) основанного на нормативном распределении хозрасчётного дохода, при котором