Дорога во все ненастья. Брак (сборник) - Николай Удальцов

– И порядочность, – добавила Анастасия, помолчав, – Просто, эта девочка не знала, чем еще может отблагодарить тебя за то, что ты для нее сделал.

– Но я не просил ее об этом, – это было слабое оправдание Петра – то, что девушка очень красива, и вызывает желания, он и не пытался скрыть. И Анастасия, конечно, заметила это:

– Порядочный человек не дожидается, чтобы его попросили о благодарности.

Есть люди, которым не нужна благодарность за сделанные ими добрые дела. Но, те, кто не хотел бы отблагодарить за добрые дела, сделанные им – не люди.

– И не удивляйся, Петька.

Думаю, эта история получит продолжение.

– Какое? – не удержался Петр.

– Ученица.

– Какая ученица?

– Энн.

– Откуда ты о ней знаешь?

Анастасия пожала плечами:

– А откуда о ней знает весь город?

– Петя, никакая твоя тайна не может быть больше тебя самого.

– Стась, нам с Аней нечего скрывать.

– Это упростит ваши отношения, когда скрывать будет что.

– По-моему, это ерунда, – сказал Петр.

– Только мужчина может считать ерундой то, что девушка в полночь звонит и спрашивает – который час?

– Это просто вопрос.

– Да.

И полночь – это просто полночь…

…Кобра, «Баунти», Энн, «промокашка» – количество новых, вводимых в обиход слов – качественная характеристика времени, в котором живет человек.

К именам, это так же относится.

Потому, что имена – это тоже слова.

Всего лишь.

Светловолосую Лену, Петр называл Солнечная, и для него это было определенным новшеством. А то, что, от общих знакомых узнав про «Баунти» и Энн, одна из бывших жен назвала его старым козлом, ничем новым, для Петра не было….

…Не то, чтобы Петр был о себе очень большого мнения, если, конечно, мнение бывает большим.

Значительность – это, тоже, соблазн.

Просто, если бы Лена ушла от него к какому-нибудь интеллектуалу, что водил бы ее по театрам каждую неделю, или просто к богатому человеку – ну захотела женщина пожить богато, что здесь особенного – он бы и слова не сказал.

Даже благословил бы, может быть.

Но она ушла к такому, что он не сказал слова – скрепил заболевшее сердце и не выругался.

Но и не благословил.

Что-то подобное, Петр сказал Лене на прощание, и она ответила:

– По-твоему, жить с нелюбимым богачом – это морально?

– Не морально, но, по крайней мере, объяснимо.

Собственно говоря, мораль – это совсем не вершина отношений мужчины и женщины.

Мораль – это то, что от вершины дальше всего.

Мораль – всего лишь фундамент…

– Я не экзистенциалист, – сказал Петр Лене прощаясь, после того, как она сказала о том, что уходит к Владимиру, – И не меряю людей людьми. Но, таких как он, во мне штук сто укладывается…

…Легче всего мы принимаем то, что делаем сами. То, что делают другие – всегда нуждается в аргументах.

Тогда, когда Лены сошлась с Владимиром, Петру за Лену стало стыдно.

Нет. Он не стыдился своей прежней любви к ней.

Он стыдился ее нынешней любви не к нему.

Плохо, когда человек перестает любить.

Еще хуже – когда он начинает стыдиться того, кого любил в прошлом…

…Вот бывает так, хочет мысль ухватиться за что-то важное, а выуживает из памяти всякую ерунду вроде детсадничества или службы в армии. Так и у молчавшего Петра выходило, и его удивляло то, как легко мысли превращаются в глупости…

…В армии двадцатитрехлетний лейтенант Петр Габбеличев служил капитаном футбольной команды и, по совместительству, начальником расчета вспомогательного оборудования старой, еще королевской, в том смысле, что была создана еще при жизни Сергея Павловича Королева, ракете.

Ракета оказалась на столько старой, что летать уже не могла, и наводила шорох не на врагов, а на своих.

А что такое вспомогательное оборудование, Петр так и не узнал, потому, что когда, на втором году службы, сунулся в вверенные ему ящики, в первом же нашел ржавые керосиновые лампы без стекол.

И во второй ящик лазить не стал.

Во время службы в армии, с Петром произошла одна история, которую Петр никогда не вспоминал, потому, что не придал ей значения. Он и вспомнил-то ее, только потому, что вспомнил о том времени, когда носил погоны.

Молодой лейтенант, с высшим образованием, не обремененный службой, комсомолец, он оказался избранным в комитет комсомола дивизии.

И случилось так, что кто-то заболел, кто-то напился и получил выговор, с кем-то еще что-то произошло – в общем, на совещание секретарей комсомольских организаций Вооруженных сил, пришлось ехать ему.

Завершалось это совещание коллективным походом в закрытый магазин.

Об этом узнала жена Петра. Рассказала подругам, и получилось так, что у него в руках оказался список на десяток, или больше того, пар сапог.

Список был простой: цвет, размер – и все.

Но Петр, посмотрел на него и сказал жене:

– Знаешь, неловко, как-то.

Я куплю сапоги тебе и кому-нибудь из подруг.

А остальным – как-нибудь, в другой раз.

Ты извинись перед ними.

Петру действительно было неловко.

А потом ему стало стыдно.

Потом, когда лейтенант Габбеличев увидел, как подъезжали зеленые, военные «Уралы» с двухбуквенными номерами на бортах.

«Уралы», вызванные комсомольцами и молодыми коммунистами из частей, пославших своих делегатов на совещание секретарей комсомольских организаций Вооруженных сил.

Государство, на словах постоянно декларировавшее правоту Петра, на деле загрузило трехосные машины до верху…

…В подчинении у лейтенанта Габбеличева оказались два капитана, сорока пяти и сорока четырех лет, из числа первых ракетчиков и последних офицеров, не имевших никакого образования, так и оставшихся простыми деревенскими парнями.

И беспробудными пьяницами, оставившими здоровье и перспективы в прошлом, забывшими то, чему их учили, а ничему новому не выучившимися.

Петр называл одного из них «дядя Боря», а другого «дядя Толя.»

Капитаны называли Петра «товарищ Главнокомандующий расчетом», но когда к Петру приехала жена, дядя Толя сказал дяде Боре:

– Декабристка, – а дядя Боря ответил:

– О декабристках все газеты написали. А о ней – кто напишет? – мысль капитана была средненькой, не претендующей на маршалитет среди мыслей, но, услышав эти слова, Петр, не зная, как сказать дяде Боре: «Спасибо,» – взял да и выдал ему фляжку спирта.

Которую припас для себя.

Пьющий знает, чего это стоит.

А непьющему, и знать этого не надо…

…В этой жизни, Петру приходилось встречать самых разных людей.

Среди них была проститутка, которую он уважал, и советник президента России, которого – неочень.

Проститутка задавала Петру вопросы, на которые ему приходилось искать ответы, а, значит, искать новые идеи. И, не смотря на это, они ни разу не поругались, хотя обычно, идеи объединяют человечество, но ссорят отдельных людей.

Советник, пообещав помочь со спонсорством, пусть и не сделал ничего, но разговаривал с художником на равных, не демонстрируя значение места, которое он занимал, терпеливо принимал звонки художника на свой мобильный и предлагал перезвонить через неделю.

Оправданием советника, была его занятость.

Достоинством – терпение.

Не то, чтобы Петр искал в окружающих его людях какие-нибудь достояния – просто достоинства в них были. Главное, все люди, с которыми Петр имел дело, к чему-то стремились.

Если бы каждый человек оставлял по себе хоть маленький хороший след, злу на Земле не только поселиться негде было бы, но и присесть некуда.

– Большой у тебя опыт, – сказал ему однажды художник Вася Никитин, – Обобщил бы при случае.

Петр постоял молча, как памятник самому себе, а потом сказал:

– Не получится.

– Почему?

– Потому, что с опытом понимаешь, что ничего обобщать нельзя…

– …К чему это я? – вслух проговорил, задумавшийся о своем Петр, вздрогнув от звука собственного голоса. И, молчавший до этого Иван, тоже, видимо задумавшийся о своем, ответил толи Петру, толи самому себе: – К тому, что презрение – это оценка человеку, а не обстоятельствам.

– А память? – доспросил Петр.

– Что-то иллюзорное.

Как отражение лица на воде.

– Да, – согласился Петр, и внимательно посмотрел на Ивана при этом:

– Только не понятно – кто кому дает оценку?

Человек – своему отражению, или отражение – человеку…

…Петр презирал Лену, но делал это как-то платонически. Вегетариански…

…После того, как Лена сказала о том, что уходит к другому, Петр не стал больше с ней встречаться, и она тоже не делала попыток объясниться.

Струсила.

Просто положила ему в почтовый ящик письмо.

Довольно подленькое, к слову сказать.

В нем Лена написала: «…шесть лет рядом со мной был добрый, нежный, щедрый человек. Владимир, конечно, рядом с тобой проигрывает.

Но ему я нужна каждый день.

Вот я и ухожу к нему…»

В туже ночь письмо приснилось Петру.

Слово в слово.

Только во сне, эти слова оказались переведенными на обычный русский язык.

И ему пришлось прочитать его вновь: «…шесть лет рядом со мной был добрый нежный, щедрый человек. Владимир, конечно, рядом с тобой – дрянь.