Последний полустанок - Владимир Иванович Немцов

— А ты с ним работал? Испытывал, проверял? А я два месяца возился. Механика довольно сложная, но остроумная.

— «Остроумная, остроумная», — проворчал Бабкин. — Интересно, что скажет Набатников? На больших высотах ему до зарезу надо знать состав воздуха. Я же помню, как он этим делом интересовался. Надо бы старый аппарат оставить.

На всякий случай Вадим спросил:

— А где он раньше устанавливался?

— В третьем секторе, наверху, почти рядом с лестницей.

Опустившись пониже в колодце люка, Тимофей посмотрел на большие скобы, закрепленные на нижней части диска. Они шли до самой его кромки, образуя лестницу, по которой, или, точнее, внутри которой, Бабкин поднимался на верхнюю часть диска для установки приборов.

Скобы отстояли друг от друга на полметра. Лазить по этой лестнице можно было, только обратившись лицом вниз, что даже на небольшой высоте, когда диск находился на цилиндрическом основании, было не очень-то приятно.

Но что это? На одной из антенн, расположенных по кромке диска, болталась уже знакомая Бабкину черная птица. Прозрачный шар, почти невидимый в сумерках, силился оторваться, но шнурок не пускал его, затягиваясь все туже и туже вокруг изолятора.

«Унион» поднимался вверх. Неизвестно, на какой высоте произойдет взрыв. Он не только уничтожит антенну, из-за чего может быть потеряно управление, но и пробьет обшивку, газ начнет улетучиваться… И вдруг почему-то как о самом маловажном Тимофей вспомнил о баках с горючим, спрятанных в толще диска. Во что бы то ни стало надо сбросить вниз проклятый стервятник. Сколько же их летает в этом районе?

— Тимка, не смей! — закричал Вадим, заметив, что тот уже ищет рукой скобу.

Не слышал либо не хотел слышать его Тимофей. В матовой поверхности диска отражался бледный свет моря. Море действительно становилось черным, оправдывая свое название. И только на гребнях невысоких волн прыгали огоньки — мерцающие отблески заката. Казалось, что при первом порыве ветра они погаснут, как свечи.

Глава двенадцатая

Вы же помните Бориса Захаровича Дерябина? В этой главе он во весь голос клеймит человечество, которое «неизвестно о чем думает», он предсказывает жителям городов неисчислимые беды, и все из-за того… Впрочем, об этом вы сейчас узнаете. Автор лишь хочет добавить, что во многом согласен с Дерябиным.

В Ионосферном институте у Набатникова за этот час никаких особенных событий не произошло. Уставшего с дороги Бориса Захаровича хозяин пригласил к себе.

Он открыл перед гостем дверь в маленькую прихожую. За ней оказался довольно большой кабинет, обставленный изящно и скромно. Здесь не было ни цветистых ковров, ни тяжелых кожаных кресел, ни старинных резных шкафов, ни картин, ни портретов. На месте мраморного прибора на столе лежали куски частично отшлифованного и грубого мрамора. Тут же стоял небольшой ящичек видеотелефона.

Гладкие светлые стены как бы перерезаны надвое широким стеклянным поясом. Это длинные книжные полки. Одной стены совсем нет — окно от пола до потолка. Низкая удобная мебель, пол покрыт голубоватой ворсистой тканью. В углу плоский экран телевизора, а под ним несколько самых необходимых приборов, которые позволяли бы определить местоположение «Униона», высоту, скорость полета и кое-какие другие данные.

Набатников включил приборы и, подойдя к стене, откинул замаскированную доску стола.

— Теперь твое сердечко будет спокойно. Можем и обедать, и следить за тем, что наверху делается. Ты, конечно, извини, я здесь на холостяцком положении — хозяйка моя пока в Москве. Вот и приходится самому управляться.

Откидная доска закрывала нишу, где оказались четыре дверцы, как у большого холодильника. Набатников нажал одну из ручек и стал вынимать из шкафчика прозрачные герметические кастрюльки.

— Не знаю, чем тебя и угостить. Впрочем, у меня здесь кавказская кухня. Пити́ хочешь? Великолепная еда! Приготавливается в глиняных горшочках. Думал, что в стеклянной посуде не получится, но я, оказывается, недооценил высокочастотной техники.

Борис Захарович рассматривал сквозь небьющееся стекло кастрюлек всевозможные заготовки будущих кушаний. В кастрюльке, где должен был быть пити́, лежали кусочки сырой баранины, крупный горох, сушеная алыча, две целые картофелины…

— Почему высокочастотной? — спросил он, беря, другую кастрюльку.

— Вместо газовой или электрической кухни у меня высокочастотная.

Набатников открыл второй шкафчик, где оказались гнезда для кастрюлек, и стал опускать их туда одну за одной, потом закрыл дверцу и щелкнул переключателем. Над ним сразу же засветился красный глазок.

— Через пять минут будем обедать.

Можно было не объяснять Дерябину устройство подобной «радиокухни». Ультракороткие волны, проходят сквозь стенки герметической кастрюльки и нагревают все, что в нее заложено. И без всякого дыма и чада и прочих кухонных неприятностей через несколько минут у вас уже готов обед, причем в каждом блюде полностью сохраняются витамины.

Внутри высокочастотной печки Борис Захарович заметил маленькую вытяжную трубочку. Это на всякий случай, если из клапанов кастрюлек будут выходить излишние пары. Действительно, такую кухню можно организовать где угодно, даже в кабинете. Ни малейшего запаха. Тот же чистый воздух, который больше всего в жизни ценил Борис Захарович.

Сидя за столом и вскрывая одну за одной кастрюльки, Афанасий Гаврилович доказывал, что такие маленькие и надо делать — на одну порцию, — тогда можно обходиться без тарелок. Ведь из кастрюльки есть вкуснее. Пока ему приходится пользоваться услугами повара институтской столовой. Он приготавливает все, что нужно, закладывает в кастрюльки и отправляет их сюда, в кабинет, где, пройдя предварительную высокочастотную стерилизацию, пища может сохраняться месяцами.

— Я абсолютно уверен, — увлеченно продолжал Набатников, — что человек никогда не будет пользоваться всякими там концентрированными кормами вроде фантастических пилюль и прочей ерунды. Невкусно. А если так, то зачем лишать человека удовольствия? Можно придумать что-нибудь вроде такой кухни, она и сейчас совершенно реальна, только немножко дороговата. На, Борис, пробуй. — И он придвинул гостю дымящуюся кастрюльку.

Борис Захарович опустил в нее ложку, попробовал.

— Очень подходяще. Но ты немало на это дело времени ухлопал.

— А как же? Для отдыха. Великолепное занятие. Чужая, незнакомая тебе техника… Ну прямо лес дремучий, и ходишь ты в нем эдаким Робинзоном.

— На свои деньги строил?

— Странный вопрос. Индивидуальные кухни по смете не предусмотрены. Да и вообще на меня смотрели как на чудака.

Набатников был оживлен и весел. Вставал, открывал разные отделения своей кухонной машины, где находились холодильник и кофеварка, сатуратор и даже моечное отделение для посуды. Надо было только поставить туда