Золотой идол викингов - Людмила Львовна Горелик

любит детей и всегда к ним внимательна, но сейчас вид счастливого ребенка не трогает ее душу… Вот молодой человек идет мимо. Взглянул мимоходом на Стеллу и вдруг остановился.

– Привет, Стелла! Рад тебя видеть…

Стелла поднимает глаза. Как можно чему-то радоваться? А, это Стасик Котов, Кот, с их двора…

– Здравствуй, Стасик. Приехал на каникулы? – неохотно произносит она.

Стасик учится в Москве, на юриста. Давно она его не видела…

– Да, вчера приехал, – говорит Стасик и садится на скамейку рядом с девушкой. – Сессию сдал почти на одни пятерки – и сразу к матери! А ты что такая грустная? Случилось что-нибудь?

И неожиданно для себя Стелла рассказала ему почти все.

Стасик слушал, и его лицо менялось. Было такое впечатление, что ему очень хочется уйти, он жалеет, что сел с ней рядом. Но теперь уже никуда не денешься.

– И вот, Стасик, я не знаю, что делать, – заключила Стелла. – Может, зарыть опять где-нибудь этот артефакт? Или, наоборот, отнести его в милицию? Я Серегу с Карлом Ивановичем боюсь подвести. Не во вред ли это им будет, если я отнесу? Ты все-таки будущий юрист… И умный такой… Посоветуй, как быть.

К этому времени Стас уже справился с собой. Опять приобрел спокойный и уверенный вид – такой же, как всегда.

– Стелла, я не могу понять, как Шлоссер мог не знать, что незаконные раскопки запрещены?! Пойти на нарушение закона! А уж у вас с Серегой ума маловато, а легкомыслия через край! Может, и еще чего похуже!

Некоторое время он отчитывал примолкшую девушку, а потом сказал:

– Конечно, самое лучшее для тебя: явиться с этой Бабой в милицию и все честно рассказать. Чистосердечное признание отчасти смягчает вину. Это я как юрист тебе говорю.

Он помолчал немного и вдруг спросил:

– А что, она правда из золота?

Стелла пожала плечами.

– Карл Иванович сказал, что, скорее всего, так. Это очень ценная вещь. Помимо того, что очень древний артефакт, там килограммов пять золота.

Тень глубоких раздумий мелькнула на лице Котова.

– Вот видишь! Золотой артефакт принадлежит советскому народу, а вы присвоили его незаконно! – с еще большей ажитацией воскликнул он. – Хотя… Сереге и Шлоссеру ты этим, конечно, сильно повредишь. Конечно, им больший срок дадут, если про артефакт ты донесешь. Это против них будет твое свидетельство. И себе в конечном счете повредишь, тебя ведь тоже арестуют. Но я, имей в виду, рекомендую сдать! Я это сразу сказал.

Совершенно убитая его словами Стелла поднялась со скамейки.

– Спасибо, Стасик. Я, конечно, еще подумаю… Ты тоже домой?

– Нет-нет, – поспешно ответил Котов. – Я сейчас в другую сторону. Ты извини, я спешу, не могу тебя проводить. Мне тут по одному делу нужно срочно.

Глава 26

Вот тебе и Крутиков!

Вере Ильиничне Лопуховой этим летом был не положен отпуск: она всего полгода проработала на новой работе. А Надя уже вторую неделю отдыхала.

Конечно, ни в какую поездку она в нынешнем 1992 году не собиралась: зарплату задерживали по полгода и даже отпускные пока не заплатили – тут бы так выжить… Занималась в отпуске домашними делами, делала кое-какие заготовки на зиму, к Вере стала чаще приходить… А в это воскресенье обе сестры были приглашены в гости.

Пригласил Надин одноклассник Толик Рассветов.

– Вот что, Лопухова, – сказал при встрече с Верой во дворе. – Приходите-ка вы с Надькой ко мне в гости. Хоть детство вспомним. С Надькой – школу, а с тобой – наш двор… помнишь, какая гора шлака тут всегда была? – кивнул он в сторону сараев.

– Помню, – серьезно кивнула Вера. – Как не помнить?

Тогда во дворе имелась собственная котельная, зимой измазанные углем истопники весь день вкатывали в ее широко распахнутую черную глотку тележки с углем, а оттуда выкатывали эти же тележки, наполненные шлаком…

Две огромные кучи занимали почти весь двор. Осенью черная антрацитовая куча с углем была больше, а к весне начинал преобладать серо-бурый шлак…

– Имей в виду и Надьке передай: я еще Вову Углова хочу пригласить. Понравился он мне, между прочим, в последнюю встречу, когда мы с тобой ходили к нему. Хочу познакомиться поближе. А то, что это – с детства в одном доме живем и только «Здрасте!» при