Рыцари плащаницы - Анатолий Дроздов

Козма приложил ладонь к голове Роджера, несколько раз надавил пальцами в одному ему известных точках. Роджер вздохнул и обмяк.

– Бери евнуха, – сказал тихо. – Коней взамен не давай. Они нужны: наших ранили. Выбери хороших – Сеиф поможет.

– Считаешь, Ярукташ пригодится?

– Главное, как считаешь ты.

– Почему?

– Тогда, в башне, я не хотел, чтобы туркополы спускались по веревке, но ты убедил меня – и мы спаслись. В селении я не хотел брать воинов, но ты настоял. И спас нас во второй раз. Десять всадников сарацины растоптали б в миг, а моя голова сейчас лежала б в мешке. Теперь я понял Иоакима. Поступай, как знаешь, и пусть Господь ведет тебя путями своими! Он послал мне тебя по милости своей, и я принимаю его волю…

Роджер откинулся на кошму и прикрыл глаза.

– Дошло до старика, – тихо сказал Иоаким по-русски, когда рыцарь ровно задышал. – А то за меч хватался!..

– Говорил я, что люди здесь наблюдательные, – ответил Козма. – Телевизора нет, газет нет, радио – тоже. Свободного времени – навалом, проводят его в созерцании.

– Не прибедняйся! Ты и в родной земле не простой человек. Это беда для страны, что ты не президент.

– Хорошо, что настоящий президент не слышит.

– Я могу сказать ему по возвращении.

– Хвастун!

– И скажу! – заупрямился Иоаким. – Думаешь, струшу?! После того, что мы с тобой здесь пережили?

– Здесь смелым быть легко – отвечаешь лишь за себя. Там жены, дети, родители, братья и сестры… Взвешиваешь, как твой поступок скажется на них…

– Испугался? – сощурился Иоаким. – Слабо в президенты?

– Оно мне нужно? Чтобы вся моя жизнь и жизнь близких стала доступна всем? Чтобы каждый обсуждал фигуру и прическу жены, мою манеру, одеваться, ходить, разговаривать, сидеть за столом?..

– Все-таки трусишь…

– Послушал бы кто! – вздохнул Козма. – Сидят два больных на голову у костра в Палестине. Конец двенадцатого века, вокруг залитое кровью поле битвы, а они и делят президентский пост в двадцать первом веке… Шиза! Маразм в квадрате!

– Я буду твоим доверенным лицом.

– Лучше сразу премьером!

– Думаешь, не смогу?

– Сможешь. Но страна не переживет.

Иоаким надулся.

– Я б и в дворники пошел! – вздохнул Козма. – Лишь бы дома…

– Вернемся! – обнадежил Иоаким.

Козма обвел взглядом темневшие по обеим сторонам ущелья холмы из трупов людей и коней, и ничего не ответил…

Рено появился, когда друзья уже вознамерились спать. Иоаким завздыхал, узрев у костра рослого оруженосца, но баклага его осталась не потревоженной: Рено принес свою. В ней оказалось вино: густое, терпкое и сладкое; друзья с удовольствием поддержали компанию, хотя Козма и качал головой, представив, что будет с их головами следующим утром. В благодарность за угощение, Козма выловил из котла оставшиеся куски горячего мяса, и оруженосец покойного барона с удовольствием съел все, что навалили ему на блюдо.

Вино или еда подействовали, но Рено мгновенно согласился отдать евнуха в счет добычи Роджера. Уловив его благоговение перед знаменитым рыцарем Леванта, Иоаким тут же выпросил у оруженосца пять коней дополнительно к прежней добыче. Козма украдкой показал другу кулак, но тот, опять же за спиной гостя, продемонстрировал в ответ язык.

– Как вы забрели сюда? – спросил Козма, когда Рено насытился.

– Баронесса послала нас в греческое селение: дошел слух, что там прячутся воины из армии короля, – ответил Рено. – Мне велели принять их на службу: после битвы у Тивериады в замке осталось только десять моих воинов.

– Ты взял с собой всех? – удивился Иоаким. – Бросил госпожу без защиты?

– Десять ее тоже не защитят! – возразил оруженосец. – Приступ врага им все равно не отразить, а с ворами, случись им полезть на стены, справятся слуги.

– Продолжай! – попросил Козма, еще раз показав другу кулак.

– В селении мы узнали, что проходивший рыцарь забрал всех франков, а также подать, причитавшуюся баронессе. Решили вас догнать.

– Чтобы вернуть деньги?

– Деньги не важны. Баронесса велела приглашать в замок всех рыцарей, что встретятся на пути – мы нуждаемся в воинах. Поэтому я решил догнать ваш отряд. Не ожидал, что придется ввязаться в битву.

– Жалеешь?

– Сражаться рядом с комтуром Роджером – счастье для любого рыцаря Леванта! – воскликнул Рено. – Такая победа! Перебить почти всех сарацин, оставшихся взять в полон!.. Конечно, это победа Роджера, – спохватился оруженосец. – Мы прискакали к концу битвы.

– Зато как нельзя вовремя, – заметил Иоаким.

– Вы бы справились сами, – учтиво ответил Рено.

– Сомневаюсь! – вздохнул Козма.

– Кто в Леванте не мечтал ходить на сарацин вместе с Роджером?! – продолжил Рено. – Комтур не знает поражений. Десять всадников и три десятка пеших воинов против отборной сотни сарацин! Я никогда не видел таких битв!

– А под Тивериадой?

Оруженосец понурился.

– Язычники расстреляли хоругвь моего господина, барона д' Азни, из луков, – сказал неохотно. – Уцелел один из пяти. Барона ранили, мы отвезли его в замок, где он и умер. Погибли все рыцари д' Азни, никого не осталось.

– А ты?

– Барон обещал посвятить меня в рыцари после битвы. У меня и пояс был готов. Не понадобился.

– Пригодится! – утешил Козма. – За сегодняшнюю битву я возвел бы в рыцарский сан тебя, и всех твоих воинов.

– Ты вправду сделаешь это?! – просиял Рено.

– Я чужеземец и не знаю ваших обычаев, – сказал Козма, переглянувшись с Иоакимом. – Лучше Роджер.

– Комтур посвятит меня в рыцари?! – обомлел оруженосец. – Сам Роджер? Ты не шутишь?

– Мы уговорим его, если станет возражать. Но он не станет. Роджер вспомнит, кому обязан жизнью.

– Я… Я…

Рено так и не нашелся, что ответить, вскочил и убежал, радостный, в темноту.

– Как легко сделать человека счастливым! – вздохнул Иоаким.

– Ты не радовался, получив диплом? – возразил Козма. – Звание рыцаря здесь важнее.

– Под это дело можно было еще пяток коней содрать, – с сожалением заключил Иоаким. – За хлопоты.

– Хватит! – протянул ему Козма забытую оруженосцем баклагу.

– И то, – согласился друг, разливая по кубкам. – За новоиспеченного рыцаря Рено и его воинов! Дай Бог им здоровья, добычи побольше и поменьше ран.

– За нового друга в Леванте! – поднял свой кубок Козма.

Иоаким внимательно посмотрел на друга.

– Говорил же: беда стране без такого президента! И почему умные люди избегают власти, зато всякая шваль лезет на выборы?

– Сам и ответил, – сказал Козма, осушив кубок. – Или разъяснить?

– Оскорбительны мне ваши речи, рыцарь! – величественно ответил Иоким, нетвердо выговаривая слова. – Мне, воеводе княгини Ярославны, доблестному победителю сарацин в Леванте, кандидату исторических наук, горько слышать от какого-то лекаришки упреки в умственной неполноценности. Вызываю тебя, рыцарь, на бой: на мечах или копьях, верхом или пешими на утоптанной земле, на смерть или до первой раны! Жду на рассвете ваших секундантов!

– Они обязательно придут! – заверил Козма, отодвигая подальше баклагу с вином. – В белах халатах и с крылышками.

– Заметано! – кивнул Иоаким и повалился на кошму.

– Не навоевался! – вздохнул Козма, накрывая друга свободной кошмой. – Большой и сильный, а совсем ребенок…

Затем он сел у костра и долго смотрел на пляшущие перед ним языки пламени…

11.

Пока служанка расчесывала и заплетала длинные волосы Алиеноры, баронесса пристально разглядывала себя в зеркало. Изделие мастеров из Венеции, забранное в изящную серебряную оправу, некогда обошлось барону д' Азни в годовую подать целого селения. Но зеркало этих денег стоило. В чистом полированном стекле ясно отражалось юное лицо Алиеноры: пухлые, чувственные губы, большие синие глаза, аккуратный носик и косы, цвета спелой пшеницы, уложенные поверх гладкого, без единой морщинки лба.

– Побелить щеки? – спросила служанка, пристраивая на голове баронессы золотую диадему с камнями.

– У меня траур! – отказалась молодая вдова.

Алиенора кривила душой: не хотелось портить нежную кожу щек дамасскими белилами. Перед мужчинами высокородной даме принято появляться набеленной, но это так старит! Ей и без того почти двадцать пять! Скоро никто не посмотрит в ее сторону!

Алиенора смутилась, уловив неискренность собственных мыслей. Посмотрят, да еще как! И не только этот мальчишка Рено, который рыдает всякий раз, когда она отказывает ему во взаимности, но и суровые, мужественные рыцари, славные своими походами и военными подвигами. Как они обхаживали ее в Антиохии! Семеро просили у отца ее руки, ну, может, шесть, но ей говорили, что семеро… Отец выбрал барона д'Азни, самого богатого и родовитого из претендентов. Барон так полюбил Алиенору, что еще до свадьбы велел изгнать из замка всех наложниц-сарацинок и даже продать их куда подальше! Он целовал ей руки и называл своей королевой. Они были счастливы!