Конкурс неприятностей - Илона Волынская

Раздался топот копыт, и в ворота влетела Настька на роняющем хлопья пены Димоне. Соскользнула по гладкому боку и ринулась вверх по ступенькам веранды с криком:

– Мамочка, лошадок на колбасу хотели! За коррупцию! Можно мы хоть одну лошадку оставим себе, ну хоть самую маленькую, ну можно, ну ма-ама-а!

– Что здесь происходит? – Окно этажом выше распахнулось, и оттуда высунулся Полинкин папа. Из-за его плеча заинтересованно выглядывал накачанный парень, судя по ремням кобуры поверх рубашки – охранник.

– Прискакали дети на коррумпированной колбасе, – тяжко вздохнула Полинкина мама. – Надо полагать, хотят ее спасти.

– От чего? – поинтересовался сверху окончательно замороченный папа.

– От превращения в эту самую колбасу, – покорно вздохнула мама.

Я поняла, что пора вмешаться:

– Вы… извините нас, пожалуйста, – я спрыгнула с Бахтата и на всякий случай положила руку ему на холку, чтоб не вздумал хулиганить. Черный жеребец выщерился на меня, но стоял как вкопанный, даже копытами газон не месил. – Мы бы ни за что не стали навязываться, просто у нас не было другого выхода…

Ну да, не было другого выхода, чем ввалиться в чужой дом с лошадьми!

– Это совсем ненадолго, завтра их уже начнут разбирать… – если, конечно, я дозвонюсь директрисе. Если директриса договорится с частными конюшнями. Если Администратор не сможет добиться возвращения лошадей на бойню как украденного имущества. Много-много «если».

– Асю куда дели? Она вроде за вами поехала, – из окошка поинтересовался Полинкин папа.

– А, ее в милицию забрали, – небрежно ответила Полинка.

– Ты сдала мою сестру в милицию? – устало поинтересовался папа. Странно, сейчас, на своей территории он вовсе не производил впечатления надутого индюка – просто мужик, замотанный работой и семьей.

– Ничего подобного! – старательно возмутилась Полинка. – Я ж не виновата, что она права забыла!

– И они сейчас лежат у нее в комнате? – настороженно спросила Полинкина мама.

– Ага! – нагло согласилась Полинка… и чухнула в дом – сквозь распахнувшуюся дверь видно было, как она бежит по лестнице.

– Дорогой, ты можешь быть доволен – наша девочка явно умеет добиваться поставленной цели, – негромко, точно в пространство, бросила Полинкина мама.

Настькина мама, тетя Наташа, показательно стучала по клавишам ноута. Я принялась разбирать гриву Бахтата, Мишка изучал копыта Арсенала… Как-то все, включая собак, дружно оказались при деле. Наверное, как честный человек я должна сознаться – по большому счету тетю в милицию мы сдавали на пару, и вообще, я Полинкин тренер, значит, за нее отвечаю. Так, будем считать, что я человек нечестный! Потому как для Полинки проделки с тетей сойдут за порчу семейного имущества, а для меня даже не знаю – хорошо, если просто за большую наглость.

Из-за все еще распахнутых ворот раздалось гудение, и во двор зарулила процессия: впереди, будто муравей, тянущий толстую гусеницу, катила милицейская машина, а за ней на буксировочном тросе обиженно тащился джип. Дверца джипа распахнулась, оттуда стремительно вылетела тетя Ася и завопила:

– Игорь, я права дома забыла!

Мне показалось – или Полинкины родители издали едва слышный облегченный вздох?

– Иди быстро дай этим милиционерам взятку, и пусть они меня отпустят! А еще я потеряла Полину – точнее, она сама потерялась, такая активная девочка. А еще этим милиционерам, которым ты должен дать взятку, пришло сообщение, что в лесу орудует банда – на лошадях и с пистолетами! Ой, а тут столько лошадей… Это они-и! Банда-а! – тетя Ася издала уже слышанный мной когда-то сиренный вопль. – Они взяли всех в заложники! Спасите меня, спасите! – и принялась дергать дверь милицейской машины.

Милиционеры не открывали – тети Аси они явно опасались больше, чем банды.

– Я сейчас спущусь! – покричал из окошка Полинкин папа и тихонько добавил: – Держитесь, парни!

Следом за папой из дома выскочила Полинка.

– Я думаю, лошадей банды нужно отсюда убрать, – слегка поморщившись при взгляде на истоптанный газон, сказала ее мама. – Пока тетя Ася не вызвала ОМОН. Давайте их на задний двор.

– Ой, а может, на стоянку? Там и навес есть, – вдруг ощутимо задергалась Полинка.

– А джип – к нам в спальню? – поинтересовалась Полинкина мама. – Ты хотела конюшню – вот и давай туда сколько встанет, а остальных подумаем, как пристроить! Но на заднем дворе!

– Вы… нас не прогоните? – еще не веря, спросила я.

– Замученных котиков и плачущих собачек, укоризненно глядящих на нас с мониторов, с экранов мобилок и даже из телевизора, мы уже по Полинкиной милости проходили, то же самое с лошадьми я не выдержу. Но вы обещали, что это ненадолго!

– Лошадей… надо бы вытереть. И чем-то накрыть, – пробормотала Лидка.

Хорошо, что сказала, я бы не решилась.

– Пледы! И покрывала! – скомандовала Полинка. – Мамочка-мамуленька! – она умоляюще сложила ладошки.

– Хорошо-хорошо, разберемся! – мама властным жестом указала в сторону заднего двора.

За домом пряталась натуральная псарня. Рядом возвышалось невиданное строение, которое иначе, как котярней, не назовешь – там ночевали обитающие в саду коты. Дальше следовал сетчатый загончик с какой-то «птичностью». А за ним возвышалось новехонькое – рядом еще стояли тачка и ведро с раствором – здание красного кирпича, в котором безошибочно угадывалась конюшня. От нее уже и пахло как от конюшни.

– А может, я сама лошадей поставлю, а вы тут подождете? – Полинка странно переминалась, будто хотела ринуться к конюшне и одновременно бежать прочь.

– Так конюшня же! Хочу посмотреть! – Я кинулась чуть не бегом. Меня как волной несло: мы вырвались, ускакали, и Полинкины родители нас не прогнали, и даже ее папа воспринял наше появление спокойно… теперь точно все будет класс! Директриса и так борется, а если еще Полинкины родители подключатся… Пусть хоть Бахтат, Димон, Топаз, и Арсенал с Симкой уцелеют, раз мы такие… лузеры ничтожные, что Даму с пониками не уберегли!

Я влетела в конюшню… с яркого дневного света в полумрак… и замерла, хлопая глазами, как сова наоборот.

– Фр-р-р! – негромко донеслось из ближайшего стойла, и что-то большое завозилось там… и в следующем стойле… и в следующем… – Фр-р-р! – знакомый запах обжитой конюшни привычно защекотал ноздри.

– А свет тут зажечь можно? – чувствуя, как пересыхает в горле, выдавила я.

Полинка отлепилась от дверного косяка, посмотрела на меня мрачно, негромко посопела и щелкнула выключателем. Электрический свет залил конюшню и тех, кто возился в новехоньких, еще попахивающих краской и свежеоструганным деревом денниках. Я протянула руку сквозь решетку дверцы… и погладила мягкий шелковистый нос, ткнувшийся мне в руку.

– А у меня ничего нет… Бахтату скормила… – пробормотала я. Лошадка укоризненно фыркнула – типа, зачем же Бахтату, он и так большой! – и тут до меня дошло, в смысле по-настоящему, от глаз до мозга, что же я такое вижу! – Дама-а-а! – заорала я, вешаясь на дверцу и пытаясь обнять лошадь то ли сквозь решетку, то ли вместе с решеткой! – Ты жива! Портосик, Барбосик! – я заметалась от денника к деннику, то лихорадочно ощупывая карманы, в надежде найти завалявшийся кусок сахара, то пытаясь хоть кончиками пальцев прикоснуться к жестким челкам пони, то бросаясь обратно к Даме, то тряся запертую решетку.

Замершая на пороге конюшни Лидка прижала руки к груди и только судорожно, будто икая, повторяла: – Ой! Ой!

– Живые! – я ухватилась за дверцу денника и запрыгала под недоуменным взглядом Дамы. Плевать, пусть даже лошадь думает, что я сумасшедшая, главное, что лошадь эта – живая! Такое чувство, что вот-вот и я взлечу и буду бегать в этой конюшне по потолку… Стоп! А как наши лошади попали в ЭТУ конюшню?

– Ты-ы-ы… – я повернулась к Полинке. Верхняя губа у меня дергалась, как у рычащей собаки. – Это все ты… – я закашлялась. Слов, которые мне хотелось вывернуть на Полинкину голову, было так много, что они сбились в горле комом, не давая друг другу вырваться наружу. – Я из-за коней с ума сходила… Светлана наша, директриса… – наконец прохрипела я. – Искали, на бойню ездили… А они все это время были здесь?! Полинка, ты… Мало нам урода, который заплатил Администратору, чтоб нашу школу закрыли, так еще и ты!

– Мы приняли вас и ваших… питомцев, – раздался холодный голос, – а ты позволяешь себе оскорблять мою дочь и меня? – в дверях стоял Полинкин папа, держа на руках стопку пледов. За ним – Полинкина мама, тоже с какими-то тряпочками в руках, Настькина мама, охранник с полной тачкой конской еды…

Я невольно попятилась:

– Я… я вас не оскорбляю, я не вас… – забормотала я. Ой, плохо как получилось: если он сейчас обидится и выгонит нас, мы окажемся с лошадьми на дороге, а там Администратор нас враз найдет…