Сделка - Эль Кеннеди

Интересно, неужели он представил мой рот на своем… нет, туда ходить не надо.

– Черт, кому-то надо приструнить этого старого чувака, а то он монополизировал музыкальный автомат, – заявляет Такер, когда в зале звучит очередная песня «Блэк Саббат».

Мы все поворачиваемся к виновнику – мужчине с густой рыжей бородой и таким подлым выражением лица, которого я раньше ни у кого не встречала. Как только на ночь выключили проигрыватель караоке, рыжебородый подскочил к музыкальному автомату и загрузил в него десять баксов четвертаками, а потом составил плейлист, состоящий из Black Sabbath[37], Black Sabbath, Black Sabbath и еще раз Black Sabbath. Нет, туда затесалась еще одна песня Creedence[38], под которую, как заявил Симмс, он лишился девственности.

Постепенно наш разговор переходит на хоккей, и Симмс пытается убедить меня, что вратарь – самый главный игрок в команде, а Такер бурно выражает ему свое неодобрение. К счастью, песня Black Sabbath заканчивается, и дальше звучит «Унесенный вторник» в исполнении Lynyrd Skynyrd. При первых аккордах сидящий рядом со мной Гаррет напрягается.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Ни в чем. – Он откашливается, затем вылезает из кабинки и тянет меня за собой. – Потанцуй со мной.

– Под это? – На минуту я сбита с толку, но потом вспоминаю, что он тащится от Lynyrd Skynyrd. Кажется, эта песня была в том плейлисте, что он на прошлой неделе сбросил мне на почту.

Такер хмыкает и спрашивает:

– Джи, с каких это пор ты танцуешь?

– Вот прямо с этих, – бурчит Гаррет.

Он ведет меня на крохотную площадку перед сценой. Площадка пуста, потому что никто не танцует. Смущение сковывает мои движения, но когда Гаррет протягивает мне руку, я колеблюсь всего секунду. Что ж, если он хочет танцевать, потанцуем. Это меньшее, что я могу сделать для него, если учесть, каким замечательным он был весь вечер.

Можно много чего говорить о Гаррете Грэхеме, но он определенно человек слова. Он весь вечер не отходил от меня, будто приклеенный, охранял мою выпивку, ждал меня у двери в туалет, оберегал меня от домогательств своих друзей и других посетителей бара. Он в полной мере обеспечил мой тыл, и благодаря ему я смогла впервые за очень долгое время ослабить бдительность.

Господи, просто не верится, что я когда-то считала его отнюдь не хорошим парнем.

– А знаешь, что эта песня длится около семи минут? – говорю я, когда мы выходим на танцпол.

– Знаю. – Его голос звучит ровно. Без всякого выражения. Но я почему-то твердо уверена, что он чем-то расстроен.

Гаррет не прижимается ко мне и не пытается прижать меня к себе. Мы танцуем, как когда-то танцевали мои родители: одна рука Гаррета лежит на моей талии, другой он поддерживает мою правую руку, левая покоится у него на плече. Гаррет склонил голову и прижался щекой к моей щеке. Я чувствую дразнящее покалывание его щетины, и от этого мои руки покрываются гусиной кожей. Я вдыхаю запах его одеколона, и у меня кружится голова.

Не знаю, что со мной происходит. Меня бросает в жар, в ногах появляется слабость. Это все алкоголь, уверяю я саму себя. Потому что мы с Гарретом договорились, что будем просто друзьями.

– Дин счастлив до небес, – говорю я главным образом для того, чтобы утихомирить вышедшие из-под контроля гормоны.

Гаррет переводит взгляд на кабинку, где сидит Дин, зажатый между двумя блондинками, которые с энтузиазмом покусывают его шею.

– Ага, наверное.

Взгляд его серых глаз опять становится отстраненным. По рассеянному тону я понимаю, что ему не хочется разговаривать, и молчу, изо всех сил стараясь не поддаваться его мощному мужскому обаянию.

Однако каждый раз, когда он щетиной щекочет мне щеку, мое тело реагирует все острее. И каждый раз, когда я кожей ощущаю его дыхание, по мне волной проносится трепет. Жар его тела передается мне, меня окутывает его запах, и вдруг я начинаю чувствовать его сильную руку на своей талии. Прежде чем я могу остановить себя, мой палец принимается гладить его ладонь.

Дыхание Гаррета становится прерывистым.

Ого, это точно действие алкоголя. Больше мне нечем объяснить все те ощущения, что появляются в моем теле. Ноющую боль в сосках, напряжение внизу живота и странную пустоту внутри.

Когда песня заканчивается, я с облегчением выдыхаю и поспешно отступаю на шаг.

– Спасибо за танец, – тихо говорит Гаррет.

Может, я и захмелела, но я совсем не пьяна, поэтому я мгновенно замечаю его странную грусть.

– Эй, – озабоченно говорю я, – в чем дело?

– Ни в чем. – Его кадык дергается, когда он сглатывает. – Просто… эта песня…

– Да что такое?

– Навеяла воспоминания, вот и все. – Гаррет долго молчит, и я уже думаю, что продолжения не будет, как вдруг он говорит: – Это любимая песня мамы. Ее играли на ее похоронах.

Я ошеломленно охаю.

– Ох, Гаррет, прости.

Он пожимает плечами с таким видом, будто ему все безразлично.

– Гаррет…

– Послушай, мне оставалось под эту песню либо танцевать, либо горько рыдать, ясно? Так что спасибо за танец. – Я тянусь к его руке, но он делает несколько шагов прочь от меня. – Мне надо отлить. Ты справишься пару минут без меня?

– Да, но…

Он уходит, не дослушав меня.

Я смотрю ему вслед, охваченная глубочайшей печалью. Я гляжу в его удаляющуюся спину, и во мне поднимается непреодолимое желание пойти за ним и заставить его поговорить.

Нет, я обязана пойти за ним.

Я распрямляю плечи и спешу вперед – и неожиданно замираю как вкопанная, оказавшись лицом к лицу со своим бывшим парнем.

– Девон! – вскрикиваю я.

– Ханна… привет. – Совершенно очевидно, что Девону очень неуютно под моим взглядом.

В следующую секунду я понимаю, что он не один. Рядом с ним стоит высокая красивая рыжеволосая девица… и они держатся за руки.

У меня бешено бьется сердце, потому что я не видела Девона с прошлой зимы, когда мы расстались. Он учится на отделении политологии, так что у нас редко бывают общие предметы, да и наши круги общения практически не пересекаются. Возможно, мы с ним никогда бы и не встретились, если бы Элли в прошлом году не вытащила меня на тот концерт в Бостоне. Концертный зал был крохотным, выступало несколько местных групп, и Девон играл на ударных в одной из них. Весь вечер мы проболтали и выяснили, что оба учимся в Брайаре, а потом он отвез меня и Элли в кампус.

После того вечера мы с ним не разлучались. Мы провели вместе восемь месяцев, и я была влюблена в него до умопомрачения. Девон говорил, что тоже любит, но после того как он бросил меня, я не раз задумывалась о том, что он был со мной из жалости.

«Не смей так думать».

Суровый голос у меня в голове принадлежит Кэрол, и я вдруг испытываю дикое желание услышать его вживую. Наши сеансы психотерапии закончились, когда я уехала учиться в колледж. Время от времени мы с ней говорим по телефону, но эти разговоры не идут ни в какое сравнение с беседами у нее в кабинете, когда я сидела в уютном кожаном кресле, вдыхала ее успокаивающий лавандовый запах и слушала ее теплый, ободряющий голос. Я больше не нуждаюсь в Кэрол как в психотерапевте, но сейчас, глядя на Девона и его роскошную новую подружку, я начинаю вновь ощущать былую неуверенность в себе.

– Как поживаешь? – спрашивает он.

– Хорошо. Нет, прекрасно, – поспешно поправляюсь я. – А ты?

– Не жалуюсь. – Улыбка на его лице выглядит вымученной. – Э-э… группа распалась.

– О, черт. Грустно слышать. А что случилось?

Он в задумчивости чешет левую бровь, в которую вдето серебряное колечко, и я сразу вспоминаю о тех временах, когда мы лежали вместе и мне нравилось целовать его в это место.

– Случился Брэд, – наконец признается он. – Ты же знаешь, как он всегда грозился выступать соло? Ну, вот он и решил, что мы ему не нужны. Он подписал контракт с одной активной новой звукозаписывающей компанией, и, когда они сказали, что с ним будет выступать их собственная группа, Брэд не стал биться за нас.

Меня это не удивляет. Я всегда считала Брэда напыщенным козлом. Кстати, он, наверное, отлично поладил бы с Кэссом.

– Понимаю, что тебе обидно, но, думаю, это к лучшему, – говорю я. – Рано или поздно Брэд все равно подставил бы вас. Хорошо, что это случилось сейчас, пока вы не подписали никаких контрактов.

– Вот и я ему твержу то же самое, – встревает рыжеволосая и обращается к Девону: – Видишь, хоть кто-то со мной согласен.

«Хоть кто-то». Значит, я кто-то? Не бывшая девушка Девона, не его друг, даже не его знакомая? Просто… кто-то?

От того, как мало она отвела мне места в жизни Девона, у меня болезненно сжимается сердце.

– Кстати, я Эмили, – говорит рыжеволосая.

– Рада познакомиться. – Я чувствую себя неловко.

Судя по виду, Девон тоже чувствует себя неловко.

– Значит, э, у тебя приближается зимний конкурс, да?

– Ага. Я выступаю дуэтом с Кэссом Донованом. – Я вздыхаю. – Похоже, это для меня будет огромнейшей ошибкой.