Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж

В это время я был дежурным при Цезаре и обратил внимание, что после ухода галла он долгое время сидел неподвижно и думал. Мерцающий свет ламп – их у него было несколько на общей подставке – усиливал впалость щек и подчеркивал складки, которые шли от носа к углам рта. Цезарь выглядел старше – таким он мог бы стать, если бы прожил на пятнадцать лет дольше. Я помню эту минуту отчасти из-за странно усталого вида Цезаря, отчасти потому, что он сидел очень спокойно. Обычно Цезарь в трудную минуту сразу решал, что он должен делать. По правде говоря, именно эта быстрота суждений в каком-то смысле была самым выдающимся его свойством. Казалось, Цезарь в один миг успевал увидеть все стороны вставшей перед ним задачи. Но в ту ночь он долго размышлял, и у него было достаточно причин для этого. Слишком поверив в то, что сумеет удержать эдуев от измены, он разделил свою армию на части, послал Лабиена на север, и теперь только с шестью легионами оказался лицом к лицу перед еще не знавшей поражений армией Верцингеторикса.

В лице Верцингеторикса Цезарь наконец нашел себе достойного противника. Теперь, когда ряды верных Цезарю людей быстро таяли, ему была нужна быстрая победа, а он не мог ее добиться. Поэтому, рассчитывая повторить буржский успех, он явился под стены Герговии – и обнаружил, что эта крепость тоже крепкий орешек, но совсем другого сорта. Оба города нельзя было окружить, чтобы уморить их защитников голодом. Но к Буржу все-таки можно было подойти, а горные склоны вокруг Герговии были совершенно непроходимы даже на более удобном южном направлении: именно с южной стороны на большой высоте находилась в своем лагере армия противника, которая к тому же была защищена каменной стеной от нападения снизу на тот случай, если бы римляне попытались подняться по склону.

Слабым местом Герговии, как у всех таких горных крепостей, было снабжение водой. Того количества воды, которое вмещали городские хранилища, было совершенно недостаточно для огромной армии. Ближайший ручей протекал в долине, и лагерь Цезаря находился как раз возле него, но ручей этот долго петлял вдоль горы, на которой стояла Герговия, и его русло было таким длинным, что шесть легионов не могли преградить доступ к нему. Однако посередине южного склона герговийской горы среди ровного пространства, разделявшего скалистую вершину и ручей, возвышался невысокий, но очень крутой холм. Цезарь занял его и надеялся, что в будущем сможет ограничить Верцингеториксу доступ к воде. Он разместил на этом холме два легиона. Из-за того, что римляне занимали невыгодную для боя позицию у подножия горы, Цезарь был вынужден связать лагерь на холме со своим основным лагерем двумя широкими и глубокими траншеями, по которым его солдаты могли ходить туда и обратно без лишней спешки.

Таким образом, ко времени заговора Литавиккуса армия Цезаря была растянута до предела. Она находилась в двух отдельных лагерях у подножия горы, где засел противник, который был всегда настороже, а если представится удобный случай, готовый к наступлению. Если бы Цезарь прекратил осаду Герговии и занялся эдуями, об этом заговорили бы по всей Галлии как о поражении римлян, а последствия этого были бы непредсказуемы. Бельги могли восстать, отрезать Лабиену пути для отступления и уничтожить его. Даже с эдуями трудно было бы справиться в такой обстановке. А если бы Цезарь немедленно ушел от Герговии с большей частью своих войск, он потерял бы десять тысяч эдуйских солдат и, вероятно, государство эдуев, которое будет прочно привязано к Верцингеториксу своим войском. Как же Цезарь мог удержать эдуев, не уходя от Герговии? Мог бы он, например, увести солдат из меньшего лагеря? Нет: к его возвращению тот был бы занят противником, а тогда все действия против Герговии не дали бы никакого результата. Цезарь должен был каким-то образом отойти от города с большим войском и при этом удержать за собой оба лагеря.

Неудивительно, что Цезарь задумался надолго: риск, на который он шел, был огромен. Он очень тихо ушел от Герговии с четырьмя легионами, пока еще было темно, а два легиона оставил на прежнем месте с приказом выставлять дозоры на стенах и изображать обычную суетливую лагерную жизнь, хотя, если говорить правду, было маловероятно, что они смогут долго вводить в заблуждение противника. Цезарь заставлял своих солдат спешить, какова бы ни была местность. Пройдя двадцать три мили, он догнал эдуйское войско, которое направлялось на соединение с Верцингеториксом. С Цезарем были Эпоредорикс и Виридомар, которых пехотинцы считали мертвыми, поэтому он легко убедил эдуйских солдат вернуться. Литавиккус и его собственные воины бежали к Верцингеториксу. Пока все шло хорошо, но переговоры заняли время, и солдаты Цезаря устали. Цезарь дал им отдохнуть три часа, а потом повел их обратно. На пути к Герговии его встретили гонцы от Фабия, которому он поручил командовать двумя лагерями. Противник атаковал их всеми своими силами, и Фабий был в отчаянии. Цезарь проехал на коне вдоль рядов своего войска, призывая солдат торопиться. Мы зашагали быстрее. Несомненно, во время этого ночного похода несколько человек исчезли из наших рядов в темноте, но таких было немного: остаться одному значило быть убитым и ограбленным еще до утра. Кроме того, центурионы шли сзади своих подчиненных и палками заставляли отстающих, спотыкаясь, брести дальше. Армия шла вперед. Солдаты покачивались в такт шагам, радовались, что ночной воздух прохладен, и почти не осознавали того, что, добравшись до лагеря (если лагерь еще существует), они должны будут сражаться.

Это был наш самый тяжелый поход в ту войну – почти пятьдесят миль за двадцать четыре часа по такой местности, где не было ни одного ровного участка дороги длиннее, чем двести ярдов. Цезарь знал, чего он может требовать от своих легионов. Лагеря были в большой опасности, но уцелели. Эдуйское войско и вместе с ним, вероятно, государство эдуев снова были с нами. Но Герговия в вышине, на острие крутой скалы, словно насмехалась над нашей армией.

Получилось так, что новости от Литавиккуса дошли до эдуев раньше, чем посланные нами гонцы успели сообщить людям этого племени, что их армия вернулась к Цезарю. Сразу же вспыхнули мятежи. На римских граждан напали, их имущество было разграблено. Толпа буйствовала всю ночь и весь следующий день, пока не выяснилось, что эдуйские солдаты в конце концов все же остались под властью Рима. После этого ущерб был поспешно возмещен, и тогда же эдуйское правительство отправило к Цезарю гонцов с извинениями. Однако втайне правители эдуев чувствовали, что зашли слишком далеко, не верили, что Цезарь их простит, и начали тайно сговариваться с другими племенами о переходе на сторону восставших. Обстановка в Галлии стала по-настоящему угрожающей. Цезарь слишком торопился и действовал необдуманно, когда разделил свою армию пополам, когда поспешил войти в земли арвернов, когда напал на Герговию. Разумнее всего было отступить оттуда, где он находился, без принуждения. Но перед тем, как уйти, он должен был добиться хоть небольшого успеха, о котором он мог бы разгласить как о победе: от того, как он будет выглядеть, зависела судьба многих.

На востоке от Герговии находилась гора под названием Ризоллес, с которой по перешейку можно было пройти прямо в город. По сути дела, это было единственное место, где подход к Герговии не был очень крутым подъемом, хотя и с этой стороны город был защищен горой Ризоллес, на которую сначала надо было взобраться. До этого времени никто не обращал особого внимания на восточную часть города, поскольку лагерь Цезаря находился на юго-западе. Цезарь вряд ли сумел бы удержаться там, где он стоял, если бы он решил захватить гору Ризоллес, но Верцингеторикс очень высоко оценивал способность своего противника совершать почти невозможное. Если Цезарю удастся захватить Ризоллес и получить господство над перешейком, галлы действительно окажутся под угрозой остаться без корма для скота и без воды: их дорога к речке проходила между Ризоллесом и меньшим лагерем Цезаря. Поэтому Верцингеторикс решил укрепить перешеек, а поскольку инструменты для земляных работ у галлов примитивные, ему потребовалось для этого очень много людей. Однажды Цезарь, глядя вперед из меньшего лагеря, обнаружил, что южные склоны ниже Герговии, которые раньше были черны от людей, почти опустели.

Цезарь ни тогда, ни раньше не собирался сделать попытку занять Ризоллес. Местность там была трудная, и у него не хватило бы для этого сил. Но, увидев, что главный лагерь противника опустел, Цезарь почувствовал искушение напасть большими силами на эти обезлюдевшие постройки. Если говорить точно, до них было тысяча двести шагов по прямой, но, чтобы добраться туда, надо было петлять из стороны в сторону из-за большой крутизны склона. Лагерь противника был хорошо защищен каменной стеной высотой в шесть футов. Сама по себе эта стена не была очень грозным препятствием, но все же ее не следовало сбрасывать со счетов, учитывая, насколько крут склон. Между этой стеной и городом Герговией и находился военный лагерь галлов, теперь наполовину пустой, поскольку большинство их воинов работали на перешейке. Чтобы они оставались там как можно дольше, Цезарь послал в нижний конец долины один легион солдат, к которому добавил людей из лагерной прислуги верхом на вьючных лошадях и мулах и в таких шлемах, как у конников, чтобы отряд издалека показался огромным войском и вселил страх в противника. Все эти люди должны были делать вид, что собираются напасть на Ризоллес.