Штамм Закат - Чак Хоган

томика на лицо Сетракяна и впился глазами так, словно пы­тался вобрать его в себя.

— Ваша борода, месье Пирк. Она мешает рассмотреть ваше лицо. И придает ему иудейскую наружность.

— Разве? Я так понимаю, вы не любите евреев.

— Это они не любят меня. Твой запах, Пирк... Он мне знаком.

— Почему бы вам не рассмотреть книгу поближе?

— Я в этом не нуждаюсь. Книга поддельная.

— Возможно. Очень даже может быть. Но серебро — могу заверить вас, что серебро абсолютно реальное.

Сетракян приблизился к Древерхавену, держа книгу пе­ред собой. Древерхавен резко отпрянул, затем движения его замедлились.

— Твои руки, — сказал он. — Ты калека. — Глаза Древер-хавена снова обшарили лицо Сетракяна. — Плотник. Значит, это ты.

Сетракян рывком распахнул пальто и из-под левой полы выхватил скромных размеров меч с серебряным лезвием.

— Вы обленились, герр доктор, — сказал он.

В ярости Древерхавен выметнул свое жало. Не на полную длину — скорее, это был ложный выпад. Жирный вампир от­прыгнул назад, уперся спиной в стену, а затем снова попы­тался достать Сетракяна жалом.

Сетракян предвидел эту уловку. По правде говоря, док­тор был куда менее проворен, чем большинство других вам­пиров, с которыми Сетракян выходил на бой. Сейчас Авраам прочно стоял на ногах спиной к окнам — единственному пути отхода для вампира.

— Вы слишком медлительны, доктор, — сказал Сетра­кян. — Ваша охота здесь была очень уж необременитель­ной.

Древерхавен зашипел. В глазах твари появилась тревога; от напряжения его жар усилился, и косметика, покрывавшая лицо, начала плавиться.

Древерхавен бросил взгляд на дверь, но Сетракян не поддался и на эту уловку. Он знал, что твари всегда обеспе­чивали себе запасной выход. Даже такой разжиревший клещ, как Древерхавен.

Сетракян сделал вид, что нападает; стригой шатнулся, потерял равновесие, и это заставило его прибегнуть к оче­редной атаке, правда, в сокращенном варианте. Древерха­вен опять выметнул жало — но лишь наполовину. Сетракян ответил молниеносным взмахом меча — если бы жало вы­шло на полную длину, он наверняка отсек бы его.

И тут Древерхавен решил удрать. Он боком, по-крабьи, побежал вдоль книжных полок, занимавших всю заднюю стену комнаты. Однако Сетракян оказался не менее прово­рен. Книга все еще была в его руке, и он со всей силы метнул ее в жирного вампира. Тварь в ужасе отшатнулась от летя­щего к ней ядовитого серебра, а в следующую секунду Се­тракян был уже рядом с Древерхавеном.

Он прижал кончик серебряного меча к верхней части вампирской глотки. Голова Древерхавена откинулась, его затылок уперся в корешки бесценных книг, выстроившихся на верхней полке. Глазами он словно пытался прожечь Се­тракяна.

Серебро ослабило вампира и удержало его от использо­вания жала. Сетракян залез свободной рукой в глубокий кар­ман пальто — снабженный освинцованной подкладкой — и вытащил связку увесистых серебряных побрякушек: они были, каждая по отдельности, убраны в тонкую металличе­скую сеточку и нанизаны на отрезок многожильного кабеля.

Глаза вампира расширились, но делать ему было нечего: после того как Сетракян надел на него ожерелье и оно легло на плечи твари, Древерхавен не мог сдвинуться с места.

Серебряный воротник тянул стригоя к земле, будто на нем была связка с булыжниками, каждый по полцентнера весом. Сетракян придвинул кресло как раз вовремя — чтобы Древерхавен рухнул в него, а не свалился на пол. Голова тва­ри склонилась набок; руки, бессильно опущенные на коле­ни, сотрясала крупная дрожь.

Сетракян подобрал книгу — на самом деле это был эк­земпляр шестого издания дарвиновского «Происхождения видов» в переплете с корешком и крышками из серебра Британия* — и бросил ее в дорожную сумку. С мечом в руке он подошел к книжным полкам — к тому месту, куда столь отчаянно рвался Древерхавен.

Тщательно осмотрев полки, в том числе на предмет мин-ловушек, Сетракян наконец нашел книгу, служившую пуско­вым механизмом. Он услышал щелчок, секция книжных по­лок немного подалась вперед, Сетракян толкнул ее, и вся книжная стенка повернулась вокруг невидимой оси.

Первым делом на Сетракяна нахлынул запах. Заднее по­мещение квартиры Древерхавена, лишенное окон, непро­ветриваемое, представляло собой гнездовье вампира, на­битое ненужными книгами, всякой мусорной дрянью и смрадным тряпьем. Однако не мусор и не тряпье, пахучие сами по себе, были источником совсем уже чудовищной вони — эта вонь водопадом изливалась с верхнего этажа, куда вела забрызганная кровью винтовая лестница.

Именно там, на втором этаже, Сетракян обнаружил опе­рационную. Посреди комнаты, на черном кафельном полу, запятнанном чем-то жутким — видимо, запекшейся люд­ской кровью, — стоял стол из нержавеющей стали. Все по­верхности комнаты покрывали какая-то немыслимая грязь и ссохшиеся человеческие выделения, копившиеся здесь десятилетиями. В углу стоял заляпанный кровью холодиль­ный шкаф для мяса, вокруг него с жужжанием вились мухи.

Задержав дыхание, Сетракян открыл холодильник — про­сто потому, что он должен был сделать это. На полках лежа­ли одни лишь свидетельства кошмарной извращенности Древерхавена — и ничего такого, что представляло бы ре­альный интерес. Никакой информации, полезной для Се-тракяновых поисков. Авраам вдруг подумал, что ему стано­вятся привычны картины порока и безнравственности, сце­ны бессмысленной резни и издевательств надчеловеческой плотью.

Он вернулся к твари, изнемогающей под грузом серебра. Весь грим, вся косметика уже стекли с физиономии Древер­хавена, обнажив истинную личину стригоя. Сетракян подо­шел к окну. Первые проблески рассвета только начали про­сачиваться сквозь стекло. Скоро ясный солнечный день воз­вестит о себе, ворвется в эту квартиру и, прогнав мрак, очи­стит ее от вампиров.

— С каким же ужасом я ждал каждого нового рассвета в лагере, — сказал Сетракян. — Начала очередного дня в хо­зяйстве смерти. Я не боялся смерти. Всякий день она могла выбрать меня, однако я не хотел ее выбирать. Я выбрал вы­живание. Но, сделав это, я тем самым выбрал страх.

Я рад умереть.

Сетракян взглянул на Древерхавена. Стригой больше не заботился о шевелении губ, эта уловка уже не нужна была ему.

Вся моя страсть, вся моя похоть давным-давно удовлет­ворена. Я зашел так далеко, как только может зайти суще­ство в этой жизни, будь то зверь или человек. Я больше не испытываю голода по чему бы то ни было. Повторение лишь гасит удовольствие.

—Та книга, — сказал Сетракян, бесстрашно подойдя со­всем близко к Древерхавену. — Она больше не существует.

Она существует. Но только дурак осмелится продолжать ее поиски. Если ты гонишься за «Окцидо Люмен», это озна­чает, что ты гонишься за Владыкой. Ты, может, и в силах справиться с его усталым приспешником вроде меня, но если ты бросишь вызов ему самому, шансы наверняка будут не на твоей стороне. Как их не было на стороне горячо лю­бимой тобою жены.

Вот, значит, как. Похоже, толика извращения все же оста­лась в вампире. Он по-прежнему обладал способностью — пусть малой и тщетной — извлекать удовольствие из несча­стий других. Как ни пригибала вампира тяжесть серебра, он не спускал глаз с Сетракяна.

Утро было уже совсем близко, солнечные лучи под косым углом стали проникать в комнату. Сетракян выпрямился, внезапно ухватился за спинку кресла, в котором сидел Дре­верхавен, наклонил его, оторвав передние ножки от пола, и с силой потащил сквозь проем вращающейся двери в по­тайное заднее помещение, оставляя на паркете две глубо­кие борозды.

— Солнечный свет слишком хорош для тебя, герр док­тор, — провозгласил он.

Стригой по-прежнему не сводил взор с Сетракяна, его глаза полнились... предвосхищением. Наконец-то для него нашлось что-то неожиданное. Древерхавен страстно хотел стать участником любого извращения, вне зависимости от роли, которую придется играть ему самому.

Ярость душила Сетракяна, но все же он находил в себе силы управлять этой яростью.

— Говоришь, бессмертие не лучший друг извращенца? — Сетракян налег плечом на книжную секцию, закрывая ее и тем самым преграждая путь солнечным лучам. — Ну что же, значит, будешь наслаждаться бессмертием.

Вот оно, плотник. Вот она, твоя страсть, еврей. Что ты задумал?

Для приведения плана в исполнение Сетракяну потребо­вались три полных дня. Семьдесят два часа Авраам, словно заговоренный местью, работал, не прерываясь ни на секун­ду. Самым опасным этапом было расчленение стригоя: Се­тракян уложил Древерхавена на его собственный операци­онный стол, после чего отсек конечности и прижег все четы­ре обрубка. Затем он раздобыл несколько ящиков — напо­добие тех, в которых высаживают тюльпаны, только не де­ревянных, а свинцовых, — с тем чтобы сделать из них гроб (конечно же, без малейших признаков земли, на которой обычно покоятся отдыхающие вампиры) и поместить туда стригоя с серебряным ожерельем. Свинцовые стенки ящика должны были отрезать любые линии связи между Древер-хавеном и Владыкой. В этот саркофаг Сетракян упаковал мерзкую тварь вместе с ее отсеченными конечностями, за­тем взял напрокат небольшую лодку, погрузил в нее «ящик с рассадой» и в одиночестве вышел в Северное море. Он за­плыл далеко, очень далеко от берега. Ему пришлось напрячь все силы, но в конце концов Сетракян сумел перевалить ящик через борт, не утопив при этом суденышко. Дело было сделано: тварь в буквальном смысле села на мель — между массивами земной суши, глубоко под водой, вне досягае­мости убийственных солнечных лучей и тем не менее в пол­ном бессилии что-либо сделать. В полном бессилии — на всю оставшуюся вечность.