Игра в отрезанный палец - Андрей Курков

Вышли на асфальтовую дорожку, вдоль которой стояли мусорные баки. Стояли как раз в местах выхода на эту дорожку асфальтовых тропинок, ведущих к задним дверям магазинов и кафе.

По дорожке двинулись назад.

Остановились возле мусорного пластмассового бака, на котором аккуратной рукой была выведена надпись «Masha».

— Наша Маша громко плачет, — проговорил Сахно и ухмыльнулся, упершись взглядом в заднюю дверь ресторана.

В благополучной стране — двери легкие и с окошком, чтобы пропускать дневной свет. Эта дверь не была исключением.

Сахно стукнул по ней кулаком и вся дверь затрещала.

— Вон кнопка звонка! — подсказал Ник.

— Если дома, то уже услышал.

Но в ресторане никого не было. На дверной грохот никто не среагировал.

Сергей осмотрел дверь, заглянул в замочную скважину.

Потом обернулся к Нику.

— Постой там у бака, пока я ее открою.

Ник отошел. Оглянулся и никого на дорожке, бежавшей позади домов, не увидел.

Когда возвратил взгляд на задний вход в ресторан, то увидел, что дверь уже открыта.

Поспешил туда.

— Захлопни за собой! — донесся голос Сахно. Ник прикрыл дверь, мельком заметив, что язычок слабенького замка был отогнут в сторону.

— Ты где? — крикнул он.

— Прямо по коридору и налево.

Пройдя прямо и налево Ник оказался перед входом на кухню ресторана, где перед открытым холодильником стоял Сергей и жевал кусок ветчины.

— Я что-то проголодался, — протянул он, оглядываясь на Ника. — Если он и удрал, то ненадолго. Кто ж такие запасы оставляет? Иди посмотри наверху, а я пока перекушу… Подогреть тебе чего-нибудь?

Ник кивнул, вернулся в коридор. За одной из дверей увидел лестницу наверх.

Поднялся. Здесь уже был не ресторан, а жилье. Три двери, под ногами коврик, на стенке акварель с видом собора Василия Блаженного.

Ник начал с левой двери, за которой располагалась небольшая спальня с двойной деревянной кроватью, зеркальным столиком и маленьким телевизором, поставленным в углу на тумбочку. На стене висели два блеклых натюрморта, а на зеркальном столике в железной рамочке стояла фотография какой-то женщины лет пятидесяти. Ник подошел, посмотрел на фото. Пожал плечами. Как-то и легко, и непривычно было находиться в чужом доме. Внутренняя двойственность одновременно и успокаивала его, и раздражала. Словно он и хозяином здесь был, и вором.

Злость на старика прошла, да и не злость это была, а что-то другое. Может, обида, но обида не глубокая. Хотя именно она и давала ему право сейчас рассматривать внутреннюю часть чужой жизни, рассматривать спокойно, как рассматривают декорации уже увиденного спектакля.

За второй дверью Ник увидел кабинетик с одним окошком, выходящим как раз на набережную. Письменный стол, два книжных шкафчика по обе стороны этой комнатки и вертящееся кресло занимали все небольшое пространство. Зато если присесть в кресло, то взгляд сам протягивался за оконное стекло и отдыхал на игрушечных домиках, стоящих такой же сплошной чередой н набережной по другую сторону речушки.

За третьей дверью в небольшой гостиной на ремне, свисавшем с крючка для люстры, висел сам хозяин. Люстра лежала под ним на ковре рядом с упавшим стулом.

Ник замер в дверном проеме. Мороз прошелся по позвоночнику, как обезболивающий укол. Он просто видел перед собой висящий на ремне труп и ничего не чувствовал. Продолжалось это несколько минут, после чего действие обезболивающего мороза закончилось, и Ник, сделав медленный шаг назад, закрыл перед собой дверь. Постоял еще пару минут возле лестницы, борясь со страхом, пытавшимся одолеть его мысли. Потом сбежал вниз по лестнице. Остановился, бледный, в кухне, но Сергея там не увидел. Сергея он нашел в ресторане за угловым столиком. Тот пил пиво и заедал его ветчиной.

— Садись! — улыбнулся Сахно. — Думаю, что мы можем пока здесь пожить. Пока он не вернется. Во всяком случае голодными не останемся…

— А он никуда не уезжал, — проговорил Ник.

— В каком смысле?

— Он повесился… Там, наверху!

Сахно замолчал. Лицо его приняло недовольное озадаченное выражение.

— Он что, мудак? — произнес Сергей через несколько минут.

Ник пожал плечами.

— Все равно садись! — сказал Сахно. — Хрен с ним! Оставил нас без бабок, зато с продуктами.

Ник присел за столик, автоматически взял с тарелки кусок ветчины, сунул в рот и стал жевать, тупо уставившись в зарешеченную пасть темного камина. Думать не хотелось.

Сахно сходил на кухню, принес бокал и еще две бутылки пива. Налил Нику и себе.

— А ты там бабки не поискал? — спросил он негромко. Ник перевел заторможеный взгляд с камина на напарника.

— Где?

— Ну там, у него. Может, там сейф в стенке… Ник отрицательно мотнул головой.

— Ладно, пиво допьем — я сам посмотрю… Они сидели еще полчаса, прежде чем Сахно пошел на второй этаж, оставив Ника за столом.

В пустом зале ресторанчика Нику вдруг стало холодно. Он сходил на кухню, порыскал по углам и, найдя початую бутылку «Абсолюта», вернулся. Налил на донышко пивного бокала искать рюмку было уже лень.

А на улице уже краснело, опускаясь, вечернее солнце. Его отчетливые желтые лучи падали на левую стенку ресторана и освещали какую-то тарелку, висевшую там вместо картины. Ник, выпив водки, сходил и с тупым любопытством рассмотрел эту тарелку. На ней был изображен питерский Медный всадник.

Вернувшись за стол, Ник снова налил себе «Абсолюта», но тут к нему неожиданно вернулась воля. Сверху негромко потрескивали под ногами Сергея. потолочные перекрытия. Он, должно быть, переворачивал жилье старика в поисках денег. Ник, прислушиваясь к этим шагам, задумался о жене и сыне. Попробовал высчитать, в скольких километрах находился он теперь от Саратова. Почувствовал, что расстояние это, пускай огромное, еще больше увеличивалось с каждым днем.

Увеличивалось в каких-то других измерениях. Ясно, что во времени тоже, но время можно было перемножить на километры только в пути, а его путь остановился. Он теперь ни удалялся, ни приближался. Он теперь завис. Он так ждал начала событий, словно любое событие стало бы началом дороги назад. Но вотвмес-то начала этой дороги он теперь сидит и сам себя обслуживает в ресторане, на втором этаже которого висит мертвый хозяин, а в его вещах копается напарник. И пускай копается, может, действительно найдет какие-то деньги, ведь марки у них уже на исходе. Да и невидимое телефонное руководство, как оно отнесется к самоубийству Погодинского? Хотя не их в этом вина.

Ник все-таки пригубил еще водки и сам опроверг последнюю мысль. Вина была их, но на их месте могли бы оказаться и другие.

Сверху вдруг донесся телефонный звонок, мгновенно обрубивший размышления Ника. Он прислушался. Звонили долго, минуты три — четыре. Потом наступила тишина и даже шаги Сахно слышны не были.

Сергей неслышно вошел в зал ресторанчика — в одной руке он держал набитый чем-то пакет, в другой — черепаху.

Ник удивленно уставился на черепаху. — У него в кабинете нашел, под столом, — объяснил Сергей. — Не оставлять же — сдохнет от голода… Где-то семьдесят марок нагреб мелочью… Противно! Ни сейфа, ни хрена… Чековая книжка есть — видно, все бабки в банке… Ник слушал и молчал.

— Пошли отсюда, — сказал после паузы Сахно. — Засиделись у покойника…

На улице уже темнело. Они снова вышли через заднюю дверь и тем же путем вернулись на набережную. Сахно сунул черепаху в пакет и нес его двумя руками.

Ник шагал рядом.

Из Моншау похоронный лимузин выехал около десяти вечера. Лесная дорога освещалась только фарами редких встречных машин. Ехали они долго, пока не поняли, что заблудились.

Остановив машину, Сахно откинулся на спинку сиденья.

— Ну что? Опять ночлег в лесу?

Ник промолчал.

Сахно наклонился к пакету «сувениров от Погодинского», вытащил оттуда плоскую флягу из нержавейки. Открутил крышечку, пригубил и протянул Нику.

На языке у Ника приятно загорчило. Вкус напомнил рижский бальзам.

— Хрен с ним, — выдохнул Сергей, забирая флягу. — Не замерзнем!

Погода была в последнее время намного стабильнее, чем настроение Виктора Слуцкого. Кухня все чаще превращалась в его ночной кабинет, но бессонные ночи, проведенные там в раздумьях, особых плодов не приносили. Дело Броницкого уже несколько раз, казалось, сдвигалось с мертвой точки, но на самом деле лишь обрастало все новыми загадками и вопросами. История с трупом старлея Грищенко не стала исключением в этой цепи событий. Да и невидимый Георгий, чей голос уже несколько раз снился Виктору, знал об этом деле явно больше, чем следователь, но поделиться информацией со Слуцким, казалось, не спешил. Хотя почти все новые ходы в следствии предпринимались с его подачи.

За окном кухни продолжалась ночь. В коридоре, пользуясь тишиной, относительно громко чеканила свой шаг секундная стрелка настенных часов. А Виктор, сгорбившись над кухонным столом, просматривал в очередной раз записную книжку, взятую в доме под Киевом. Занозин уже перепечатал все записи и телефоны из этой книжки и теперь несколько листков добавились к делу Броницкого. Но эти листки лежали на работе, а книжка была здесь. И здесь же, на столе перед Виктором, лежала нарисованная им схема связей генерала Броницкого, которую теперь можно было дополнить. Георгий играл свою игру, подсказывая Виктору место выгрузки подброшенного трупа. Но игра в конце концов имела смысл, ведь, даже судя по записной книжке, ее владелец имел какое-то отношение к кругу Броницкого. Половина телефонов, записанных в ней, принадлежала москвичам, половина — киевлянам. Человек жил между двумя столицами, общаясь в Белокаменной среди прочих с Ивиным и Козицким. Только вот о самом владельце книжки Виктору ничего известно не было. Кроме того, что он, по словам Георгия, переехал в морг.