Детский отпуск или провал - Ава Хантер

бутылочка кокосового масла, взгляд устремлен на открытые двери террасы.

Красивая. Чертовски красивая.

Прекрати. Перестань смотреть на нее, как будто она твоя.

Но почему бы и нет, Соломон? Почему она не может быть твоей?

— Привет, — говорит он, щурясь от света. — Все в порядке?

Ее большие карие глаза расширяются при его появлении, она улыбается ему, и на минуту его сердце замирает. Она выглядит чертовски великолепно, сидя здесь с грязными волосами и в одной лишь ночной рубашке, расстегнутой на животе.

— О, да. — Ее руки делают круги на животе, распределяя кокосовое масло по коже. — Я подумала, что приду сюда, чтобы провести подсчеты.

Он нахмуривает брови.

— Подсчеты?

— Подсчеты ударов. — Она сделала паузу. — Нужно десять пинков в день, чтобы убедиться, что ребенок все еще, ну, пинается там.

Соломон выдохнул. Черт. День за днем он понимает, что знает меньше, чем думал. Все, что связано с беременностью, кажется таким неуверенным. Хрупким. Господи, а вдруг что-то пойдет не так?

Мишка и Тесси — не неприкасаемые. С ними может случиться что угодно.

Страх. Проклятый страх. Он что-то делает с его грудью. Сердце колотится, как карбюратор.

Почему это так сильно его беспокоит? Ребенок там, и он здоров, счастлив и в безопасности. Благодаря этой великолепной женщине. Он смотрит на нее, и его охватывает странное чувство нежности. Все, что она сделала для его сына, он не может отблагодарить ее. Он не знает, как сказать ей об этом, но попытается.

— Ну что, — спрашивает он, затаив дыхание. — Ты их получила?

— Час назад. — Она заглядывает через плечо и кивает на напиток с ананасами. Край ее рта кривится. — Выпила глоток сока. Это всегда его будит.

Он кивает и говорит грубовато:

— Я думал, ты хочешь.

— Хотела. — Она изучает его лицо. — Спасибо, Соломон.

Он неловко отодвигается.

— Ты достаточно об этом говорила.

Она закатывает глаза, но на ее губах играет улыбка. Она видит его насквозь. Затем, через секунду, она сжимает лицо и шипит.

— Больно? — спрашивает он, присаживаясь рядом с ней. — Мишка там шевелится?

Он изучает изгиб ее живота. Он похож на глазированный пончик, блестящий от кокосового масла. Воспоминание о сегодняшнем вечере, когда он целовал ее гладкую кожу, проводил языком по дуге ее живота, заставило его сердце перевернуться в груди.

— Нет. — Она сидит прямо, длинные светлые волосы водопадом падают на одно стройное плечо. — В большинстве случаев все нормально. В других случаях это кажется…..отвратительно. — Она оттягивает губы в одну сторону, как будто ищет в своем мозгу объяснение, затем продолжает. — Когда он двигается или кувыркается, он как будто царапает мой позвоночник. — Она смеется, вероятно, над его гримасой. — Я знаю, это странно. Все, что связано с беременностью, странно. Это как будто внутри тебя паразит. — Она улыбается и смотрит вниз на свой живот. — Замечательный маленький паразит. — Из-под темных ресниц она смотрит на него. — Сейчас он шевелится. Ты хочешь его потрогать?

Это предложение не дает ему покоя.

Та девушка. Эта чертова милая девушка из бара все еще здесь. И та взбешенная девчонка, которая набросилась на него в холле два дня назад, тоже здесь. Он все лучше узнает обе стороны Тесси Трулав. И они ему нравятся.

Его горло работает, но слова не идут. Вместо этого он издает хрипловатый звук признания. Он кладет руку на ее гладкий живот. Тесси наблюдает за ним, ожидая его реакции, и тут он чувствует это. Толчок, трепет. Черт возьми, чертов удар по его ладони.

Он смеется, и она подпрыгивает, моргая, словно никогда раньше не слышала от него этого звука.

— Вот это да! — Он наклоняется вперед, с благоговением глядя на ее живот. Он завороженно наблюдает за тем, как кожа Тесси покрывается рябью.

Его ребенок.

Его сын.

Там растет крошечное чудо, пинается и двигается.

Лишившись дара речи, он так и стоит, обхватив твердый шарик ее живота. Изгиб, вздутие. Сердце словно выбивает пульс из него ударом строительного шара.

В этот миг все кажется другим. Настоящим. Как будто так и должно быть. Линии его спокойной жизни в маленьком городке перестраиваются. И Соломон находит свет на другой стороне туннеля и устремляется к нему. Но вместо того, чтобы чувствовать, что этот странный новый мир — плохой смокинг, от которого он хочет избавиться, потому что Соломон и смокинги не сочетаются, он чувствует себя, ну, прекрасно. Все это его устраивает.

Мишка.

И Тесси тоже.

— Парень — силач. — Он хихикает, его внимание переключается с лица Тесси на ее живот, когда Мишка двигается, как он делает три круговых удара подряд. — Не так ли?

Она кивает.

— Да. У него уже есть твои мышцы.

— В следующий раз, когда встанешь, разбуди меня, — ворчит он, ближе всего к тому, чтобы высказать свой страх, что она может улизнуть посреди ночи. — Я всегда не сплю.

Она улыбается.

— Ты не спишь? Ты что, вампир?

Он прочищает горло, отвлекаясь от мысленного образа своего рта на горле Тесси.

Устроившись на диване, Тесси потягивается, рубашка поднимается, обнажая еще больше живота.

— Ну, у меня для тебя новости, Торжественный Человек; я тоже не сплю.

— Правда?

— О, очень даже. — Как по мановению волшебной палочки, из ее рта вырывается зевок. — Это путь беременной женщины. Не спать, толстые ноги, мочиться каждые десять минут и много плакать.

Он заправляет прядь волос ей за ухо.

— Я могу пережить все это, беременная женщина.

Тесси издает легкое хмыканье и прижимается к его плечу.

— Завтра, — пробормотала она, погружаясь в сон. — Мы должны поговорить о Мишке.

— Поговорим, — тихо говорит он, обхватывая ее руками. — Конечно, поговорим.

Проходят минуты, и ее веки смыкаются. Ее дыхание смягчается, выравнивается. Он притягивает ее ближе. Океан уверенно плещется в темноте, а мозг Соломона оживает. Он уже не знает, что делает. Все, что он знает, — это то, что в его объятиях находится великолепная женщина, а завтрашний день наступит слишком быстро, чтобы ему это понравилось.

Временно, напомнил он себе.

Этот отпуск.

Тесси.

Все, за исключением его сына, временно.

***

Звуки музыки и хаос, царящий во время завтрака, размывают границы реальности Тесси.

Она сидит напротив Соломона за накрытым белой скатертью столом. Вчера вечером все было чинно и безукоризненно.

Сегодняшнее утро, этот завтрак — все по делу. Не вспоминая о том, как Соломон ворвался в ее спальню, в панике и запыхавшись, думая, что она в опасности. И уж тем более не вспоминая о двух сотрясающих ноги оргазмах.

У нее жесткий график, карьера и ребенок, и нет места для того, чтобы вписать в него горячего,