Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

Моя.

Меган кашляет, и иголки впиваются мне в горло, потому что она этого не заслуживает, но я просто обязана это сделать. Меган ее не заслуживает. И у Лив не может кто-то появиться. Она не должна забывать обо мне.

Меган пристально смотрит на меня, прочищает горло, и что-то мелькает у нее во взгляде.

— Ты хочешь ее, — выпаливает она. — Вот в чем дело. Боже мой.

Слезы льются из моих глаз.

— Ты…

И я толкаю ее на пол, приготовившись бить до тех пор, пока она не сумеет произнести эти слова достаточно громко, чтобы кто-нибудь их услышал.

— Какого черта? — рявкает кто-то.

Поднимаю голову и вижу Лив, стоящую в дверях, пока я нависаю над Меган.

Лив подбегает и включает свет. Теперь она замечает Меган и меня и наклоняется, чтобы поднять свою подругу. Меган дрожит, как испуганный кролик, цепляясь за Лив.

Оливия поворачивается ко мне.

— Что, черт возьми, ты творишь?

Ее братья заходят в дом следом за ней, и я хватаю флаг со стола и выбегаю через заднюю дверь во двор.

Прикрывая рот рукой и напевая, я танцую в лесу.

— У меня есть фла-а-аг, — кричу я. — Подойди и забери!

Я бросаюсь назад к машине Каллума, но через несколько мгновений Лив догоняет меня. Чувствую, как что-то грязное ударяет меня сзади по колену, и я оказываюсь на земле, переворачиваюсь на спину и смотрю на нее снизу-вверх.

Она наклоняется и прижимает мои руки к земле.

— Подними меня с земли, — требую я.

— Твое место в грязи! — выплевывает она. — Ты никогда не казалась мне такой уродливой, как сейчас. Как ты могла так поступить с ней? Что, мать твою, ты делаешь?

Я не отвечаю, а только стискиваю зубы, чтобы мой подбородок не дрожал.

Конечно, она права. Стены смыкаются, и иногда мне кажется, что я хочу умереть.

— Эти деньги и этот дом не очистят тебя, — продолжает Лив. — Они дают тебе защитников, которые находятся рядом только потому, что надеются что-то получить взамен. Они тебя не любят. Тебя никто не любит!

Она встает, а я замираю, ее слова проникают так глубоко, что я не в силах вдохнуть.

В тумане я поднимаюсь на ноги.

— Я что, должна обращаться с тобой, как со стеклом, потому что у тебя умер брат? — выпаливает она. — Я обязана сделать исключение для твоего поведения, даже если у малыша манеры лучше, чем у тебя?

Я сжимаю флаг в кулаке, когда она надвигается на меня и прижимает спиной к дереву.

— Мне приходится глотать твое дерьмо, — рычит она, ее щеки покраснели, — потому что ты недостаточно важна для меня, чтобы тратить на тебя силы, но я достигла своего предела. Я устала выслушивать, что недостаточно хороша. Что я заслуживаю, чтобы со мной обращались, как с мусором, из-за того, кто я, или откуда я, или с кем хочу быть.

Я смахиваю слезы и стискиваю зубы.

— Что я не могу иметь это. Или что то не для меня, или что у меня никогда не будет такой жизни, — говорит Лив. — Все эти годы мне твердили, что я не подхожу для твоего мира. О том, что мне не рады в ваших школьных коридорах и в вашем городе.

— Ты также не найдешь то, что ищешь, на заднем сиденье своей машины! — восклицаю я.

Она кивает, словно хочет сказать что-то еще, но затем решает, что оно того не стоит. Лив смотрит на меня, проходит несколько вдохов, прежде чем она опускает взгляд и бормочет:

— Как видимо, и в Мэримаунте.

Я прищуриваюсь.

— Что ты имеешь в виду?

Она учится там почти четыре года. И тут внезапно она поняла, что не вписывается?

Оливия снова встречается со мной взглядом, сглатывает и говорит спокойно, от ее гнева нет и следа.

— То, что мне нечего доказывать. Не знаю почему, но я считала, что должна. Особенно тебе.

Потому что… потому что случившееся в раздевалке было обоюдным желанием. Она тоже это почувствовала.

— Потому что ты хотела прикоснуться ко мне, — говорю я ей.

Она фыркает, слезы блестят в ее глазах.

— Так вот в чем дело? — спрашивает Лив. — Не думаю, что произошедшее в раздевалке было реальным только потому, что я поцеловала тебя в ответ. Я злилась и была шокирована, и мне просто нужно было выпустить пар, но я не хочу тебя, Клэй.

Нет?

— Ты как ванильное мороженое, — объясняет она. — То есть да, все еще мороженое, но на самом деле это не вариант, когда есть что-то вкуснее.

Лив отворачивается, и я хватаю ее, но вместо того, чтобы отпрянуть, она прижимает меня к дереву, отчего кора впивается в спину.

Она свирепо смотрит на меня.

— Не говори так, — шепчу я.

— Почему?

— Потому что я не могу… — мне не хватает слов. — Я не могу… Не могу…

Я не хочу тебя. Я не могу хотеть тебя. Это просто…

Поэтому я говорю единственную вещь, которую знаю наверняка.

— Я не могу оставить тебя в покое, — признаюсь ей.

Это все, что я знаю. Мне не терпится вновь почувствовать это.

Мои волосы падают мне на лицо, но я улавливаю аромат дыни от ее блеска для губ.

— Попроси меня прикоснуться к тебе.

Пожалуйста. Я хочу, чтобы она жаждала моих прикосновений. Я не буду принуждать ее, как в прошлый раз. Попроси меня.

Но Лив просто медленно качает головой, и я не понимаю, что это значит.

Я кладу свои руки ей на талию.

— Попроси меня.

Но в этот момент низкое шипение пронзает воздух где-то позади нее, и мы обе замираем.

Мое сердцебиение отдается эхом в ушах, и я заглядываю ей через плечо, когда она поворачивает голову, и мы замечаем практически на земле пару светящихся глаз примерно в десяти ярдах от нас.

— Лив.

— Ш-ш-ш.

Она все еще прижимает меня к дереву, но мы обе слишком напуганы, чтобы пошевелиться. Я сопротивляюсь желанию оттолкнуть ее за спину. Аллигаторы не могут слышать за пределами воды, но у них отличное ночное зрение. Хоть я не из Болота, но любой житель Флориды старше трех лет знает основы.

— Не оставляй меня, — умоляю я.

Она выросла здесь. А я не знаю, что делать.

— Когда я скажу, — указывает она приглушенным голосом, — беги обратно к тропинке и иди по ней так быстро, как только сумеешь. Они не способны быстро передвигаться по суше, но их может быть больше. Не петляй.

— Что? Почему?

Но она не ждет больше ни секунды.

— Беги.

— Лив! — вздыхаю я, совсем не готовая к этому.

Она хватает меня за руку, и мы бежим по грязи, рептилия скользит позади, рыча и шипя, и я все-таки оглядываюсь. Я кричу изо всех сил, и Лив врезается в меня и падает.

Аллигатор приближается, двигаясь прямо к ней, и она поспешно пытается встать, пока он, черт возьми, не оказывается у ее ног.

— А! — Мои легкие опускаются к ногам, и я с криком хватаю ее и поднимаю. — Боже мой.

Мы бежим по грязи, перепрыгиваем поваленные деревья, я держу ее за руку и не отпускаю, пока мы не добираемся до мощеной дороги, над которой светят уличные фонари. Я осматриваюсь, чтобы убедиться, что мы в безопасности.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Но Лив только пристально смотрит на меня и тяжело дышит, пот блестит у нее на лбу.

Я не знаю, что хочу сказать. Спасибо? Все нормально?

Может быть, мне жаль? Я хочу сказать, что жалею о многих вещах, потому что дерьмово выгляжу в ее глазах.

— Прикоснись ко мне, — говорит она.

И мое сердце подскакивает к горлу. Я сомневаюсь, боюсь, что она издевается надо мной, но затем я хватаюсь за предложенный шанс и обхватываю ее лицо руками.

Она не отталкивает меня, когда я приближаюсь к ее губам, каждый дюйм моего тела согревается под кожей. Она накрывает мои руки своими и шепчет:

— Береги себя, Клэй.

— Что?

Но у меня нет времени, чтобы выяснить смысл ее слов, когда она отстраняется и бросает на меня последний долгий взгляд, прежде чем развернуться и побежать обратно в лес, к своему дому.

Я делаю шаг вперед. Аллигатор где-то там.

Но сразу за углом появляется машина Каллума, и я еще пару мгновений думаю только о том, чтобы побежать за ней, но Эми и Каллум окликают меня и открывают заднюю дверь, чтобы я забралась внутрь.