Рэкет по-московски - Василий Веденеев

— Юра? — открывший дверь Александр Михайлович был ошарашен. — Ты как меня, собственно?..

— Подсказали, — Юрка нажал на дверь и вошел.

— Проходи, я рад, — Сакура не знал, куда деть руки, и это не укрылось от гостя.

— В общем так, Александр Михайлович, — Фомин решил не тянуть резину, а сразу приступить к делу. — Ты меня втравил в историю, свел с людьми, которые, кроме денег, знают еще одну расплату — нож в бок! Теперь давай, советуй, как дальше жить…

Говоря, Фомин теснил Сакуру к дверям комнаты. Вот они вошли в нее, сделали еще два шага, и Александр Михайлович, не имея больше возможности отступать, вынужден был сесть на диван.

— Надо уладить миром, — быстро ответил Сакура. — Мирон! Хочешь, я позвоню, договорюсь?

— Не надо, — набычился Юрка.

— Зря, ей-богу, зря! — прижал руки к груди Шаулов. Совсем как недавно Икряной. — Я не знаю, что произошло, но иди лучше домой. Подожди, я обо всем договорюсь, и помиритесь.

— Мы не в детском саду — поссорились, помирились. Не понимаете, что ли, какие будут разговоры?

— Господи! — Сакура вскочил и ловко обошел Фомина. — На что ты рассчитываешь, чего добиваешься? Я еще раз повторяю: мне ничего неизвестно, кроме того, что Виктор хочет с тобой обязательно переговорить!

— Ладно, — нервно покусал губы Фомин. — Денег можете дать взаймы? Я отдам. И паспорт верните.

— Денег? Конечно, — Сакура метнулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, быстро вытащил бумажник. — Много не могу, но рублей двадцать пять… Устроит? Больше нет, правда.

— А паспорт? — напомнил Юрка. — Паспорт где?

— У Виктора. Я не хотел отдавать, но он мне обещал…

В этот момент раздался звонок в дверь, и оба застыли, напряженно прислушиваясь.

— Саша! Открой! — раздался за дверью женский голос, нетерпеливо застучали кулаком по филетке.

— Это… Это моя жена, — с трудом сглотнув слюну, облегченно вздохнул Шаулов. — Я открою?

Фомин только кивнул в ответ — теперь никакого разговора с Александром Михайловичем не получится. Придется уйти, унося в кармане четвертной, а в душе чувство горечи, опустошенности и отчаяния.

— Что ты тут делал? — подозрительно озираясь, в комнату вошла жена Сакуры. — Здрасьте, молодой человек.

— До свидания, — ответил Юрка, выходя в прихожую.

— Подожди, — кинулся за ним Сакура. — Подожди! Надо решить по-людски. Скажи, где тебя найти, я перед тобой в долгу, я улажу, вот увидишь, только не думай…

— Зачем думать, если я знаю! — ответил Фомин и, отстранив Шаулова, шагнул за порог.

— Шаулов! А ты дурак!

Вернувшийся в комнату Александр Михайлович тяжело повернулся и невидящим взглядом уставился на жену:

— В чем дело?

— Прикидываешься? — она зло сузила глаза. — Кто это?

— Бывший ученик. Приличный молодой человек, — отвернувшись, ответил Сакура.

— Приличный! — взвизгнула жена. — Разве с приличными запираются? У меня сегодня кошелек и ключи в автобусе украли, а то бы я знала, чем ты тут без меня занимаешься…

Не обращая больше внимания на ее вопли и угрозы, Александр Михайлович включил магнитофон, сделав погромче звук.

Теперь, видимо, надо ждать появления Мирона или Вити Рунина? Сколько ждать — минуты, часы, дни? Если они гонят Фомина, ждать недолго. Рука сама потянулась к телефонному аппарату.

— Витя? — услышав знакомый голос на том конце провода, задушевно спросил Шаулов. — Витенька, дорогой, он только что был у меня…

X

Солнце ушло на отдых, спрятавшись за огромное, похожее на серую бетонную скалу здание мотеля. Опускались сумерки, теплые, ласковые, как всегда, немного грустные. По сверкающему полу вестибюля цокали каблучки разодетых женщин, сопровождаемых солидными кавалерами.

— Нам сюда, — оперуполномоченный из местного отделения Олег Рубавин показал на притаившийся в малоприметной нише служебный лифт.

Мимо прошел седой иностранец, ведя под руку молоденькую накрашенную отечественного вида девицу. Она краснела и смущалась, но шла, стараясь сохранить независимый вид.

— Это тоже наше гостеприимство, — горько сказал Олег, кивнув им вслед. — И Мышка из такой публики.

В баре устроились за столиком у окна. Откинувшись на спинку стула, Глеб рассматривал публику в зале — небрежно развалившихся в креслах парней в модной одежде, девиц с неуловимо одинаковым выражением лица, словно многократно повторенным скрытыми зеркалами. Несколько пар танцевали — тряслись груди, мелькали обнаженные ноги, колыхались облака волос — золотистых, угольно-черных, сиренево-фиолетовых с голубизной, под цвет лака на ногтях. Топтали пол летние туфли «мэйд ин Итали» и легкие высокие ботинки типа кроссовок. Казалось, танцевали деньги в пухлых бумажниках. Танцевали «шестерки» и «лады» со стереомузыкой. Танцевали дачи и кооперативные квартиры, видеомагнитофоны «Джи-Ви-Си» и зарубежные цветные телевизоры, партнеры по сегодняшней и завтрашней любви, не оставляющей следа в душе, принадлежащие каждому и каждой.

— Вон она, Мышка, — Рубавин показал глазами на девицу, сидевшую с двумя парнями. Голые плечи Мышки прикрывал широкий шарф с люрексом. Неестественно блестели темные глаза, кривился умело подмалеванный большой рот, алели яркие пятна румян на скулах.

— Надо ее вытаскивать, пока не накачалась, а то потом слова связного не добьешься. Или уведут…

Олег направился к столику, за которым сидела Мышка, и после недолгих переговоров подвел ее к их столику.

— Садись, — предложил ей Глеб. — Разговор будет.

— Об чем? — с готовностью опускаясь на стул, засмеялась она. — Об выпить-закусить? Или о мальчиках?

— О мальчиках, — подтвердил Глеб. — Где Жорка-Могильщик?

— Чудеса! — она захохотала, запрокидывая голову, рассыпая по плечам волосы. — Всем нужен Жорка, какой спрос!

— Парни о нем спрашивали? — догадался Глеб.

— Ну? А выпить у вас есть, или менты не пьют? — Мышка потянулась к бокалу, стоявшему перед Глебом, пригубила и разочарованно протянула: — Вода…

— Слушай, ты шустрый, как электровеник? — Соломатин почувствовал на плече чужую руку и обернулся. Рядом стоял один из парней, накачивавших Мышку водкой. — Не успел прийти, уже всех баб обежал?

— Иди, — посоветовал парню Олег, — не мешай нам.

— Ты!.. — взвился тот, но подскочил его приятель, взял под руку, потащил в сторону, что-то шепча на ухо.

— Пошли, — Глеб встал. — Здесь поговорить не дадут.

— Куда, в участок? — равнодушно зевнув, осведомилась Мышка. — Правое нет забирать.

— Вставай, — потянул ее Олег, — на улицу пойдем. Потом, если хочешь, можешь вернуться.

Мышка поднялась и, поддерживаемая Олегом, пошатываясь, поплелась к лифту. «Как с ней говорить? — тоскливо подумал шагавший следом Соломатин. — Накачалась, стервоза».

— Мышка сразу двоих подклеила, — хихикнула за их спинами одна из барышень. — А говорили, сходит с круга?!

Глеб хотел обернуться, посмотреть, кто это сказал, и заодно проверить, что делают парни, накачивавшие Мышку водкой, но подошел лифт, и подполковник шагнул к его дверям.

— Бай, старичок! — пьяная Мышка игриво помахала ручкой швейцару, открывшему перед ними двери мотеля.

Олег с трудом вывел ее на улицу, дал прикурить.

— Хочу танцевать! — неожиданно заявила Мышка и, выскочив на площадку перед входом, вскинула вверх руку с шарфом.

Где-то в стороне взревел автомобиль, метнулись по фигуре Мышки лучи фар, и тут же Глеб рванулся вперед, как когда-то рвался десятый номер — «Червонец» — к воротам противника, зажав под мышкой дынеобразный мяч. Рванулся, забыв про вновь возникшую боль в сердце, с одной мыслью — успеть!

Коротко свистнул ветер в ушах, еще не успела грубо взять за горло одышка, ноги несли его легко, как в молодости на зеленом поле для игры в регби. Впрочем, поле не всегда было зеленым. Оно бывало мокрым, грязным. Но поле никогда не бывало асфальтовым, как большая площадка перед мотелем, на которой в слепящем свете фар несущегося на скорости автомобиля застыла жалкая маленькая фигурка Мышки с шарфом в поднятой руке.

Не останавливаясь, Глеб подхватил ее, сильно оттолкнул, не удержав равновесия, упал, покатился в сторону, обдирая локти и колени о жесткий асфальт. Глеб не думал о том, что может ободрать лицо и дать еще один повод Собачкину и компании для новых разговоров. Покатился, чувствуя — мимо пролетело тяжелое, пахнущее бензином и горелой резиной тело автомобиля.

Взвизгнув покрышками, темные «Жигули» выскочили на выездную дорожку, ведущую к оживленному шоссе.

— Стой! — крикнул Олег, будто сидевшие в машине могли услышать. Сунув руку за пазуху, он вытащил пистолет.

— Нет! — заорал Глеб. — Нет!

Олег опустил оружие. Соломатин медленно поднялся, чувствуя саднящую боль в разбитом колене и правом боку. Мышка сидела на асфальте и безудержно икала, выкатив испуганные пьяные глаза. Рывком поставив ее на ноги, он подвел Мышку к Олегу, убиравшему оружие. Руки у него дрожали, и ствол пистолета цеплялся, никак не желая попадать в кобуру.