Правда о «Зените» - Игорь Рабинер

В изданной в Голландии книге «Хиддинк: это мой мир» тренер вспоминал о своем первом впечатлении от президента РФС: общительный, энергичный Мутко напрочь опроверг стереотип о мрачных нелюдимых русских. Хиддинку это понравилось. Как и то, что полтора года спустя Мутко предложил ему продлить контракт еще до двух решающих матчей отборочного цикла Euro-2008 против англичан. Чем, по мнению голландца, доказал, что обладает не сиюминутным, зависящим от отдельного результата, а стратегическим взглядом на футбол. К личности Виталия Леонтьевича знаменитый тренер относится неоднозначно — но если бы с Мутко цивилизованному европейцу действительно было невозможно работать, Хиддинка в России давно бы уже не было.

А потому, на мой взгляд, рассуждения в «черно-белом» формате, хорош Мутко или плох — поверхностны и неактуальны. Это мощная фигура, которая многое уже доказала. Раз так — то и минусы этой личности следует воспринимать с пониманием: все мы, в конце концов, не идеальны. Да и не родной человек, и не друг нам Виталий Леонтьевич, чтобы мы его нежно любили. Наше дело — оценивать результаты его работы.

Один из неписаных законов публичной деятельности таков: если кто-то оказывается несостоятелен на своей должности, то никому уже нет дела до того, какой это хороший человек. Если же он успешен — то имеет право на недостатки, без которых, возможно, не было бы и успеха. Второй случай — как раз про Мутко. К его личностным качествам можно относиться по-разному, но вектор во всякой его работе (по крайней мере, в футболе) — однозначно положительный.

— Виталий Леонтьевич всегда выглядел человеком, который хочет быть в центре любой картины, фотографии, телевизионного плана, — заметил я в разговоре с Розенбаумом. И услышал:

— Наверное, это естественная вещь. Есть люди, которые предпочитают находиться в тени, а других тянет в самый центр. Ничего не имею ни против тех, ни против других, если их позиция не мешает делу и ведет к победе. Когда человек садится в центре, ничего при этом не делая, — это смешно. Когда же он делает много и хочет, чтобы это видели и ценили, — ничего ненормального в этом нет.

Работа футбольного топ-менеджера — будь то в клубе или федерации — неразрывно связана с общением. И Виталий Леонтьевич всякий раз доказывал, что умеет произвести блестящее впечатление на того, кто ему в данный момент позарез нужен.

В попытках разгадать секрет успеха Мутко нарушу хронологию событий.

Конец 2002 года. Только что завершился самый неудачный сезон «Зенита» за 7 лет после его возвращения в высший дивизион — 10-е место, вдвойне горькое от того, что годом ранее были бронзовые медали. Многократно высказанная в прессе концепция президента питерцев о поступательном строительстве клуба европейского уровня, казалось, поставлена под серьезное сомнение. Второй круг после ухода по болезни Юрия Морозова с треском провален. Нового главного тренера еще нет, и непонятно, кто им будет. Словом, поводов для оптимизма — ноль.

И тут Мутко приглашает на беседу капитана самарских «Крыльев Советов», бывшего игрока ЦСКА, испанской «Сарагосы», московского «Динамо» и болгарского «Левски», коренного питерца Владислава Радимова.

Радимов:

— Из Самары я никуда уходить не собирался, у меня был действующий контракт с «Крыльями». И, приехав на переговоры с Мутко, был уверен, что не приму его предложение. Да, знал, что главный тренер самарцев Александр Тарханов не хочет видеть меня в команде, но настроен был так: это проблемы Тарханова, если хочет — пусть сам и уходит. А я подожду.

В идее перейти в «Зенит» меня пугало все. То, что к 27-летнему возрасту в команде родного города я никогда не играл. То, что буду самым дорогостоящим ее футболистом, хотя теперь та сумма в миллион триста тысяч долларов кажется смешной. Наконец, отношение болельщиков. В Самаре оно было великолепным. В последнем туре чемпионата-2002 мы играли в Питере, меня начали забрасывать снежками — я же в ответ показал на табло, где значился счет в пользу «Крыльев». Это тоже понравилось, мягко говоря, не всем.

И меня не могли не посещать мысли, что болельщики, как уже было в московском «Динамо», меня не примут.

С Мутко я разговаривал два часа. И вышел из его кабинета как будто заколдованный. Из того разговора я понял, что, во-первых, через год буду играть на суперсовременном стадионе; во-вторых, у нас будет суперсовременная база; и, наконец, в ближайшие годы «Зенит» обязательно окажется в Лиге чемпионов. Хотя реальность была совсем другой: десятое место, во втором круге не выиграно ни одного матча, а стадион с базой какие были, такие и остались. Но каким-то образом Виталий Леонтьевич сумел мне внушить, что я, петербуржец, очень нужен этой команде и этому городу. Видимо, у него особенный дар убеждения. Я понял, что хочу и буду играть в «Зените». И подписал контракт.

Нового стадиона у «Зенита» до сих пор нет, его строят и никак не могут построить при всех четырех президентах клуба, с которыми мне довелось поработать. Надеюсь, что при нынешнем (Дюкове. — Прим. И. Р.) все-таки построят. База — тоже старая. Но, несмотря на это, всегда буду бесконечно благодарен Мутко за то, что он убедил меня играть в «Зените». Здесь я стал чемпионом России, помог команде выиграть Кубок УЕФА и Суперкубок Европы. Здесь обрел свой дом. И, конечно, встретил любимую женщину. Не убеди меня тогда Мутко — может, всего этого у меня бы сейчас и не было.

Я познакомился с Радимовым в 1995 году. И хотя регулярно начал с ним общаться только с 2003-го, могу уверенно судить о том, что он — не из тех инфантильных футболистов, у которых вместо головы — мяч, и которые подвержены влиянию любого мало-мальски деятельного и красноречивого человека. Среди игроков таких хватало всегда — но Влад к этой категории не относится. Скорее, наоборот — для него, особенно по молодости, не было авторитетов. И его легендарная фраза 2004 года: «КДК — дебилы», стоившая ему дисквалификации, свидетельствует, что если опытный Радимов и отличался от юного, то не до неузнаваемости.

А оттого еще более поразительно, что за два часа в своем кабинете Мутко сумел убедить его в том, что черное — это белое.

Мне не раз доводилось беседовать (или участвовать в коллективных интервью) с Виталием Леонтьевичем. Продолжались такие разговоры чаще всего очень долго. Мутко говорил с ошеломляющим напором и увлеченностью. Вот только всякий раз, когда интервью завершалось, редкий его участник украдкой не вздыхал с облегчением. Чувство меры в словоизлиянии не было свойственно экс-президенту «Зенита» никогда — и это оборотная сторона его дара убеждения. А может, как раз часть этого дара.

Не раз я ловил себя на ощущении, что манера речи Мутко сильно напоминает стиль (а заодно и объем) выступлений первого президента СССР Михаила Горбачева. Михаил Сергеевич говорил столько — при этом то и дело перескакивая с темы на тему, — что на каком-то этапе хотелось одного: чтобы речь закончилась. Создавалось впечатление, что Горбачев намеренно берет слушателей измором.

Помню, как в 89-м на вступительном экзамене на журфак МГУ по обществоведению меня попросили изложить содержание выступления Горбачева на февральском пленуме ЦК КПСС 1988 года, посвященном образованию. Текста речи я, естественно, не помнил, но манера изложения генсека была мне известна неплохо. Я начал говорить решительно все, что мог бы сказать Михаил Сергеевич по данному вопросу. И попал в «десятку». Точнее, в пятерку, которую мне в итоге и поставили.

Мне кажется, что и содержание выступлений Мутко довольно легко предугадать. Но доносит он свои мысли до аудитории настолько убежденно и страстно, что в какой-то момент практически любой начинает ему верить. В том-то, полагаю, и секрет колдовства, о котором говорил Радимов. Не случайно он упомянул, что беседа продолжалась два часа. Ох, что может произойти с мозгом любого человека за такой срок общения с Виталием Леонтьевичем!

О том, какую практику управления аудиторией в сложнейших условиях ему довелось испытать, сам Мутко десять лет назад рассказал в интервью корреспонденту еженедельника «Спорт-Экспресс футбол» Юрию Голышаку:

«Посмотрите, в какие годы я в Смольном сидел — 91-й, 92-й, 93-й, — как раз и партия развалилась, и Союз. Представляете букет проблем? Ничего не было, вообще ничего! А на мне — социальная сфера. И то, что деньги на счетах были, а наличности не хватало, приходилось мне утрясать. Особенно когда пенсионерам не платили. Старики в очередях стояли сутками… Приходилось выезжать туда. К ним.

— Посмотреть в ненавидящие вас глаза?

— Я не думаю, что они лично меня ненавидели. Там ненависть была общая. Помню, захватили старики сберегательную кассу на Ленинском проспекте. Приехал. Говорю: "Буду с вами, пока наличность не получите…"