Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт

Менон, 79e–80b

МЕНОН. Сейчас, по-моему, ты меня заколдовал и зачаровал и до того заговорил, что в голове у меня полная путаница. А еще, по-моему, если можно пошутить, ты очень похож и видом, и всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится и прикоснется, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со мной то же самое – я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и язык отнялся: не знаю, как тебе и отвечать. Ведь я тысячу раз говорил о добродетели на все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а сейчас я даже не могу сказать, что она вообще такое.

А вот другие описания подобных моментов:

Евтифрон, 11b

ЕВТИФРОН. Я как-то не могу объяснить тебе, что именно я разумею. Наше предположение все блуждает вокруг да около и не желает закрепиться там, куда мы его водружаем.

Лахет, 194с

СОКРАТ. Мой Никий, приди же на помощь, если ты в силах, своим друзьям, терпящим невзгоду в словесной буре: ты видишь, в каком мы сейчас затруднении. Сказавши нам, что именно ты считаешь мужеством, ты высвободишь нас из пут и подкрепишь своим словом то, что ты мыслишь.

Чаще всего встреча с апорией для многих людей провоцируется размышлениями о смерти. Задумываясь о конечности человеческого сознания, мы порой впадаем в ступор. К аналогичному ощущению нас приводят и думы о чем-нибудь бесконечном или парадоксальном. Ресурсы разума исчерпаны; вы не можете продвинуться вперед, но и стабильности не обрели – и вот тогда у вас пропадает дар речи[164].

Сократические диалоги обыкновенно заканчиваются именно апорией. Иногда генерирование апории считают их целью. Это может быть еще одной причиной, по которой Платон писал диалоги именно так, а не иначе. Апория с гораздо большей вероятностью генерируется в процессе ведения или чтения диалога, а не в ходе прямого изложения мыслей. Диалог, который внешне никуда не ведет, может оказаться очень продуктивным, если его цель – создание апории, а не формулирование вывода.

Двойное невежество. Апория может служить одним из признаков того, что достигший ее человек вышел из состояния двойного невежества. Вам казалось, что вы кое-что знаете, но, как выясняется, на самом деле вы этого не понимаете; вы не догадывались о собственном невежестве, но теперь оно становится для вас очевидным. Именно в таком ключе Сократ рассуждает об апории в диалоге «Алкивиад I». Люди не испытывают тревоги, когда им задают вопрос, ответ на который им известен. Не ощущают они ее и тогда, когда знают, что у них нет ответа. Беспокойство возникает лишь в том случае, если они думают, что им что-то известно, а потом вдруг понимают, что это вовсе не так.

Алкивиад I, 116e–117d

АЛКАВИАД. Клянусь богами, Сократ, я уже сам не понимаю, что именно я утверждаю; я оказался в нелепейшем положении: когда ты спрашиваешь, мне кажется верным то одно, то другое.

СОКРАТ. А ты не понимаешь, мой милый, что означает подобное состояние?

АЛКАВИАД. Ничуть.

СОКРАТ. Как ты думаешь, если бы кто-нибудь тебя спросил, сколько у тебя глаз – два или три или рук – две их у тебя или четыре, или задал бы тебе другие подобные же вопросы, ты колебался бы в ответах, говоря то одно, то другое, или всегда отвечал бы одно и то же?

АЛКАВИАД. Я уже теперь в себе не уверен, но полагаю, что отвечал бы одно и то же.

СОКРАТ. Потому что знал бы это? Ведь по этой причине?

АЛКАВИАД. По крайней мере, я так думаю.

‹…›

СОКРАТ. Рассмотри это вместе со мною: если ты чего-то не знаешь и уверен в том, что этого не знаешь, станешь ли ты колебаться в этом отношении? Например, ты же хорошо знаешь, что ничего не смыслишь в приготовлении пищи, не так ли?

АЛКАВИАД. Разумеется.

СОКРАТ. Так имеешь ли ты собственное мнение по поводу готовки и вызывает ли это у тебя колебания, или же ты доверяешь это дело знатоку?

АЛКАВИАД. Доверяю знатоку.

СОКРАТ. Ну а если ты плывешь на корабле, думаешь ты о том, надо ли повернуть кормило к себе или от себя, и колеблешься ли, не зная этого, или же спокойно доверяешь эту задачу кормчему?

АЛКАВИАД. Доверяю кормчему.

СОКРАТ. Значит, ты не колеблешься по поводу того, чего не знаешь, если уверен в своем незнании?

АЛКАВИАД. Да, похоже, я в этом случае не колеблюсь.

СОКРАТ. Берешь ли ты в толк, что ошибки в различного рода деятельности проистекают именно от такого вот заблуждения – когда невежда воображает, что он – знаток?

Как мы видели в главе 11, двойное невежество Сократ уподобляет состоянию сна, через которое проходит каждый. После его завершения вы упираетесь в стену. Эта стена и есть апория. Пробуждение получается жестким, но оно невероятно ценно. Ощущение собственного невежества – осознание того, что вы знали меньше, чем вам казалось, – неприятно, по крайней мере поначалу. Оно переживается как урон, наносимый эго, прежде непоколебимо убежденному в собственной мудрости. Но сократическое исследование помогает снять боль, вызываемую подобным открытием. Человек приходит к пониманию того, что пережитое им знаменует не утрату мудрости, а ее обретение.

Очищение апорией. Апорию можно рассматривать как необходимый этап перед началом настоящего обучения. Вы вдруг осознаете, что воспринимаете слова так, будто бы их значение очевидно, но на самом деле они вам непонятны[165]. У вас появляется ощущение, что чего-то не хватает, а уверенность в своих познаниях исчезает. Пройти через это необходимо, чтобы освободить место для чего-то лучшего. Платон хорошо описывает подобное осознание в «Софисте», где Сократ, напомню, не выступает главным героем.

Софист, 230c–e

ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Те, кто их очищает, дитя мое, полагают, подобно тому, как это признали врачи, что тело может наслаждаться предлагаемой ему пищей не раньше, чем будет из него устранено все то, что этому служит помехой; то же самое они думают и относительно души. Они считают, что душа получит пользу от предлагаемых знаний не раньше, чем обличитель, заставив обличаемого устыдиться и устранив мешающие знаниям мнения, сделает обличаемого чистым и таким, что он будет считать себя знающим лишь то, что знает, но не более.

ТЕЭТЕТ. Во всяком случае это состояние – наилучшее и разумнейшее.

ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Вследствие всего этого, Теэтет, о таком обличении мы должны говорить как о величайшем и главнейшем из очищений и, с другой стороны, человека, не подвергшегося этому испытанию, если бы даже он был Великим царем, поскольку он не очищен в самом главном, должны считать невоспитанным и безобразным в том отношении, в каком следовало бы быть самым чистым и прекрасным тому, кто желает стать действительно счастливым.

В этом смысле апория очищает и от неприятных качеств. Вспомните эпизод из диалога «Теэтет», приводимый в главе 11. Теэтет родил идею, которую объявили мертворожденной. Хотя Сократ побуждает его не отказываться от дальнейших попыток генерировать что-то новое, он отмечает, что его собеседник окажется в выигрыше даже в том случае, если ему не удастся усовершенствовать свои представления: апория пойдет ему на пользу. Поначалу предлагаемое смирение не выглядит слишком уж впечатляющей наградой. Однако давайте вспомним о том, сколь часто люди проявляют чрезмерную самонадеянность, ощущая себя умными без всяких на то оснований, и насколько они несносны и даже опасны в подобных состояниях. Вдобавок давайте поразмышляем и о вероятности того, что и мы сами способны вести себя аналогично по тем же причинам, а также о том, как много проблем из-за этого возникнет. Бесспорно, людям не помешало бы осознать, как мало они