Сын теней - Джульет Марильер

— Не думаю, что ты поймешь, — неуверенно произнес Змей.

— А ты попробуй, — ответила я.

— Без командира, — это заговорил Выдра, — мы станем никем. Вообще никем. Нас убьют, посадят под замок или того хуже. Без него каждый из нас хуже плевка на дороге. Нельзя сказать «это не жизнь». Наоборот, он дает нам жизнь.

— Выдра прав, — сказал Змей. — Спроси Пса. Пусть расскажет тебе свою историю. Пусть покажет шрамы на руках.

— Все мы были никому не нужны, — добавил Паук. — Командир сделал нас нужными, дал нам место в жизни и цель.

— А Альбатрос? — вмешался Змей. — Он из дальних мест, наш Альбатрос, он жил очень далеко отсюда, где жарко, как в аду, и кругом полно песка. Там все люди черные, как он сам. В общем, он очень много пережил. Он видел, как убивают его близких. Жену, детей, стариков. Он хотел умереть. А командир вытащил его. Разговорил. Сложная работенка, скажу я тебе. Теперь Альбатрос — лучший из нас, после самого командира, конечно.

Я совершенно забыла про белье, и оно едва не уплыло от меня. Змей потянулся, схватил его, сунул мне в руки и снова отошел на три-четыре шага.

— У каждого из нас своя история, — продолжил Выдра. — Мы все пытаемся забыть. У нас нет ни прошлого, ни будущего, только сегодня. Так проще. Мы все вышли в тираж. Ни один из нас не может вернуться назад, кроме, разве что, кузнеца. Мы живем здесь в лесу, или выезжаем на задания и знаем, что мы — лучшие в своем деле. Мы обрели имя — банда Крашеного. Он назначает за нашу работу добрую цену и честно делит полученное. Честное слово, по мне, так лучше работать на него, чем носить униформу в личной гвардии какого-нибудь заносчивого лорда.

— Да кто тебя возьмет? — усмехнулся Змей. — Уж слишком у тебя много странностей. Ты попал бы в беду задолго до того, как услышал бы свой первый приказ.

— Его приказам я готов подчиняться целыми днями, — серьезно закончил Выдра. — Командир спас мне жизнь. Но жизнь — дешевка. Я обязан ему самоуважением, а это гораздо ценнее.

— Но… — Я совершенно запуталась. Я принялась отжимать вещи. — Но… я не понимаю… Неужели вы не видите, что то, чем вы занимаетесь… ужасно? Что это зло?

Безжалостно убивать за деньги? Как вы можете называть это ремеслом, будто убийство ничем не отличается от… от разведения свиней или строительства лодок?

— Свиней растят, чтобы съесть. Никакой разницы, — произнес Выдра.

— Ох!.. — Все равно, что спорить с камнем. — Мы ведь говорим о людях, не о скоте, который растили специально для еды. Неужели вас не смущает, что вся ваша жизнь проходит в убийствах? Вы убиваете там и так, как вам скажет командир, для любого, у кого ему удастся выторговать побольше денег? Сегодня приказы исходят от бритта, завтра от лорда в Коннахте, а послезавтра от пикта. В этом нет смысла!

— Мы не можем принять ничью сторону, — удивленно ответил Паук. — Вот так, чтобы раз и навсегда, понимаешь? Мы здесь слишком разные. Саксонцы, пикты, южане, а многие, как Альбатрос из таких мест, что ты и название-то не сможешь выговорить. Страшная смесь.

— Но это ведь не значит, что вы… ох… — Я подавленно сдалась.

— А как насчет твоего Кухулина? — неожиданно спросил Змей. — Он убил отца своей невесты. Интересно, что она об этом подумала? А его люди прикончили армию его отца. Зачем? Чтобы он смог получить женщину и удовлетворить свою похоть. Чтобы показать, что он самый сильный. Чем это отличается от убийства за деньги? Я бы сказал, практически ничем.

Я не нашлась, что ответить. И, кстати, пора было возвращаться. Пса нельзя было надолго оставлять один на один с кузнецом, он не умел заботиться о больных.

Но когда мы подошли к пещере, мы услышали там тихий голос, не принадлежавший Псу. Я сделала Змею знак молчать.

—…один человек, тебе не нужно знать его имя… с берега Уэссекса, прямо напротив Галлии…. может устроить тебе путешествие через… нет, даже не упоминай, об этом позаботятся.

— Шеф. — Голос Эвана звучал слабо, но, похоже, он все понял. Значит, он проснулся и его разум сейчас достаточно ясен.

Змей отошел ниже по ручью и чем-то занялся. Я ждала, находясь вне поля зрения говоривших, любопытство во мне победило воспитание.

— Что удержало тебя, когда ты увидел, что от меня осталось? — спросил Эван. — Что тебя остановило?

Возникла короткая пауза.

— Не буду врать тебе, Эван, — тихо ответил Бран. — Я бы сделал это. И я до сих пор не уверен, что поступил правильно.

Снова молчание. Кузнец явно устал.

— Эта штучка любит покомандовать, а? — сказал он наконец, подавив кашель. — Ей нравится принимать решения. Она меня уболтала. Не знаю, спал я или нет, но я слышал, что она говорила. Она все прямо мне рассказала. Сказала, руку отрезать. Сказала, это не конец света. Рассказала, что я смогу делать без руки. Впихнула мне в голову пару идей, я и мечтать о подобном не смел. Спроси ты меня вчера, я бы проклял тебя за то, что ты меня сразу не прикончил. А теперь я в этом не так уверен.

— Ты лучше отдыхай, — сказал Бран. — Или меня без сомнения обвинят в том, что я нарочно мешаю ей работать.

— Она себе на уме. Как раз в твоем вкусе. И симпатичная.

Бран ответил не сразу. А когда он наконец заговорил, в голосе его уже не слышалось теплоты.

— Я не настолько глуп, кузнец.

— Угу.

Он направился к выходу. Я тут же бросилась встряхивать влажную одежду и развешивать ее на кустах боярышника. Он замер у входа.

— Где Пес? — спросила я, не оборачиваясь.

— Недалеко. Я останусь, пока он не вернется.

— Не стоит, — ответила я. — Змей все еще здесь. Одного сторожа мне вполне достаточно. Можешь мне доверять, я не стану убегать от больного. Я бы не согласилась его лечить, если бы планировала при первой же возможности удрать.

Я подняла на него глаза. Он очень серьезно смотрел прямо на меня, и я не в первый раз подумала, как же это странно — видеть сразу два лица у одного человека. От узоров на правой стороне глаз казался угрожающим, нос — заносчивым, а рот — жестко сжатым. Но слева кожа была чистой, нос прямым и четко очерченным, а глаз — глубокого и спокойного серого цвета, как вода озера зимним утром. Только рот был с двух сторон одинаков: жесткий и суровый. Словно в одном теле уживались два человека… Ох, я снова пялюсь! Я заставила себя отвести взгляд.

— Доверять? — переспросил он. — Это бессмысленное слово.