Избранная лирика - Уильям Вордсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БРАТЬЯ[41]
"Туристам этим, Господи прости, Должно быть, хорошо живется: бродят Без дела день-деньской — и горя мало, Как будто и земли под ними нет, А только воздух, и они порхают, Как мотыльки, все лето. На скале С карандашом и книжкой на коленях Усядутся и что-то строчат, строчат. За это время можно было б смело Пройти миль десять или у соседа На поле выжать целый добрый акр. А этот вот ленивец, что он ищет? Чего ему еще там нужно? Право, У нас на кладбище нет монументов, Нет надписей надгробных, — только дерн Да бедные могилы". Так заметил Своей жене священник в Эннерделе. Был летний вечер, у крыльца спокойно На каменной приступке он сидел И занят был работой мирной. Тут же Сидела и его жена на камне И шерсть чесала, он же подавал Сквозь зубья двух гребней блестящих пряжу На прялку младшей дочери своей, Которая работала с ним рядом, И колесо под ловкими руками, Послушное ее ступне проворной, Вертелось мерно. Много раз подряд С недоуменьем взгляд бросал священник Туда, где за стеною, мхом поросшей, Виднелась церковь. Наконец он встал, Заботливо сложил все инструменты На кучу белоснежной мягкой шерсти, Им заготовленной, и по тропинке, Ведущей к церкви от крыльца, пошел, Чтоб расспросить, что нужно незнакомцу, Который все не уходил оттуда.
Тому давно он знал его отлично, То был пастух. В шестнадцать лет покинул Он край родной, чтоб вверить воле ветра Свою судьбу. Назвали моряки Его товарищем, и с ними двадцать лет Скитался он, но все ж недаром вырос Он здесь, в горах. По-прежнему остался На море бурном пастухом в душе. Да! Леонарду чуялись невольно Сквозь скрип снастей родные отголоски Деревьев, водопадов. В те часы, Когда все тот же непрестанный ветер Под тропиками целые недели С одним и тем же вечным постоянством Им раздувал надежный крепкий парус И долгий путь в безбрежном океане Еще длинней казался, — часто он В безделии томительном и скучном Глядел подолгу за борт корабля; Бежали мимо волны голубые, И с брызгами и пеной гребней белых Знакомые картины проплывали, В душе рождалось страстное желанье, И в глубине морской он ясно видел Гор очертанья, видел он стада Овец пасущихся, холмы, деревья И пастухов в одежде домотканой, Которую носил и он. Теперь, Покинув жизнь опасную на море И кое-как скопив немного денег В далекой Индии, к родным местам Вернулся он, чтоб снова, как в те годы, Зажить в тиши. Ведь здесь остался брат, С которым он и в зной, и в непогоду Когда-то пас стада среди холмов Всегда вдвоем и о котором часто Он вспоминал в скитаниях своих. Другой родни они не знали вовсе. У Леонарда сердце сжалось больно, Когда он к дому тихо подходил. И вот, о брате расспросить не смея, На кладбище прошел он прямо к церкви. Он помнил, где лежат его родные, И по числу могил узнать он думал, Жив или нет любимый брат. Увы, Одной могилой стало больше. Долго Стоял он здесь, но в памяти его Смешалось все, он начал сомневаться, Надеяться, быть может, он ошибся. Быть может, этот холмик был и раньше И он забыл его. Ведь нынче в полдень Он посреди полей давно знакомых С дороги чуть не сбился… И в душе Воспоминанья ожили. Казалось, Что все кругом теперь глядит иначе, Что изменились как-то лес и поле, Что даже прежних скал как будто нет. Меж тем священник подошел к ограде И незаметно отворил калитку, Смеясь в душе, окинул Леонарда Лукавым взглядом с головы до ног. "Ну так и есть, — подумал он с улыбкой, — Один из тех скитальцев нелюбимых, Кому до нашей жизни дела нет, Чьи руки вечно празднуют. Конечно, Зашел сюда, дорогой размечтавшись, И будет слезы лить в уединеньи И до заката дураком стоять". Почтенный пастырь мог бы очень долго Так рассуждать один с самим собою, Остановившись у ворот, когда бы Не подошел к нему сам незнакомец. Викария узнал тотчас же он, Но поклонился, будто бы впервые Его он видел, и заговорил.
Леонард
Вам, верно, здесь живется беззаботно, Проходят годы мирной чередою, Встречаете вы их приход радушно, Их провожаете без сожаленья И забываете. Едва ль за целый год Похоронить кого-нибудь придется. И все-таки не вечно все кругом, И мы, которым здесь досталось жизни Шесть или семь десятков лет, не боле, Мы не единственные здесь подвластны И времени и смерти. Проходил я Когда-то раньше этими местами, И помнится, что здесь была тропинка Вдоль по ручью — ее уже не видно, И эта вот расселина, по-моему, Теперь глядит иначе…
Священник
Что вы, нет, Она все та же, что была.
Леонард
Быть может, Вот та?
Священник
Вы правы. Видно, ваша память, Товарищ добрый, вам не изменяет. На тех холмах (глухие там места) Там два ручья текли почти что рядом, Как будто бы велела им природа Быть спутниками вечно. В ту скалу Ударила раз молния. Расселась Она глубоко, и один ручей Иссяк с тех пор, — другой журчит поныне. Событья все у нас наперечет. Вдруг буря с ливнем полгоры подмоет, Уж то-то радости таким, как вы, Глядеть, как целый акр земли несется С камнями вниз. Иль майская гроза Все занесет январским белым снегом, И в одну ночь достанется воронам На растерзанье сотни две овец. Умрет пастух в горах случайной смертью, Весною ледоходом мост снесет, Лес вырубят для наших же построек, Родины иль крестины, поле вспашут, Отправят дочь куда-нибудь служить, Ткать кончат, старые часы починят, Все это помнится отлично всеми, И по событьям счет годам ведется Всегда двойной — один для всей долины, Другой свой собственный в хозяйстве каждом. А обо мне судили вы неверно, Я летописцем здесь считаюсь.
Леонард
Все же, Простите, я на кладбище не вижу Особенной заботы об ушедших, Могилы матери дитя не сыщет. Ни памятников нет, ни плит надгробных, Нет черепов с костями, говорящих О том, что все здесь в нашей жизни бренно, Нет символов бессмертья, будто здесь И не приют последний для умерших, А так, простое поле или луг.
Священник
От первого от вас я это слышу. Не спорю, если б в Англии повсюду Похожи были бы кладбищи на наше, Каменотесы по миру пошли бы. Но вы неверно судите о нас. Нам надписей надгробных и не надо, У очага мы мертвых вспоминаем, И нас бессмертьем утешать излишне, Ведь тот, кто здесь, в горах, как мы, родился, Тот так спокойно думает о смерти, Что для него все ясно и без слов.
Леонард
Как видно, здесь живут второю жизнью В воспоминаньях люди. Верно, Вы рассказать могли бы очень много Об этих вот могилах.
Священник
Ну еще бы! За восемьдесят лет немало слышал И видел я кругом. Когда бы могли мы У моего камина зимний вечер В беседе провести, мы верно б с вами, Перебирая эти вот могилы И странствуя так от одной к другой, Немало с чем столкнулись бы в дороге. Вот эта вот у самых ваших ног, Она по виду как и все другие, А человек, схороненный под нею, Погиб с разбитым сердцем.
Леонард
Это случай Довольно частый. Лучше расскажите Про ту могилу вот на возвышенье, Последнюю из трех почти что рядом С куском скалы в стене.
Священник
Ах, это Вальтер. Да, Вальтер Ибанк. В восемьдесят лет Седой как лунь, но моложавый видом, Он был душой на юношу похож. Пять поколений предков потрудилось Над хижиной и тем клочком земли, Который Вальтеру потом достался. Работали не покладая рук, Стремясь хоть что-нибудь к нему прибавить, Внук продолжал оставленное дедом, Но им борьба досталась нелегко, И Вальтер унаследовал немного: Все ту же страсть к работе, это поле, А с ним долги и вечный недород. Немало лет держался старый Вальтер, Всегда был бодр и весел, не взирая На все повинности и закладные, Но все-таки не выдержал вконец И раньше времени сошел в могилу. Да, бедный Вальтер. Ведает Господь, Как жизнь ему давалась трудно; все же Такой походки легкой в Эннерделе Не помню я, и как сейчас я вижу, Как быстро он идет вниз по тропинке И двое внуков следом… Вам, однако, По крайней мере, если наш владелец Вам не окажет здесь гостеприимства, Далекий путь сегодня предстоит. А здесь места глухие даже летом.
Леонард
А двое сирот?
Священник
Сирот? Здесь лежат Бок о бок их родители, но Вальтер, Пока был жив, им заменял обоих, Вдвойне им был отцом; а если слезы И нежность сердца старого, с которой Он говорил о них, назвать к тому же Любовью материнской — право, Вальтер Был матерью наполовину им. Вот вы чужой, а как родного, видно, Вас мой рассказ заставил прослезиться. И эта вот могила тоже стоит Вниманья вашего.
Леонард
Надеюсь, Что мальчики любили старика.
Священник
И как еще! Но меж собою тоже Они всегда душа с душою жили. Их из пеленок старый Вальтер взял, Единственной родней для них остался, Любил их всею старческой любовью, Но все ж у мальчиков осталось в сердце Довольно чувства, чтобы уделить Друг другу. Был, должно быть, Леонард На полтора лишь года старше брата, Но выше был, и разница казалась Заметней. Верите ль, при виде их И на душе отрадней становилось. Им от дому, должно быть, мили три Идти до нашей школы нужно было, А в дождь у нас дорога — не пройти. Видали сами — каждая речонка Потоком бурным разольется сразу. В такие дни никто не выходил, А Леонард сажал на плечи брата И отправлялся вброд шагать. Я видел Довольно часто, как переплавлялись Через ручей они. Вода иной раз Была им по колено, а их книги На камне были сложены сухом. И, помнится, однажды я подумал, Взглянув на наши скалы и холмы, Что Бог, который создал эту книгу, Вознаградит заботливость такую.
Леонард
Быть может…
Священник
Право, Англия вскормила Себе вполне достойных сыновей. Поверите ль, но их и в воскресенье Под осень гроздья спеющих орехов И солнечные дни не отвлекали От церкви и от долга христьянина. Да! Леонард и Джемс! Бьюсь об заклад, Что им в горах знаком был каждый камень, Что каждую ложбину, каждый выступ, Куда проникнуть только можно, знали Они ничуть не хуже резвых ланей, Сроднились с ними, как цветы с землею, Как воронята, по скалам резвились, И все-таки и в чтенье и в письме От сверстников они не отставали. Перед отъездом самым Леонард Зашел ко мне. Я Библию в дорогу Тогда ему на память подарил, И голову даю на отсеченье, Что если жив он — эта книга с ним.
Леонард
Но не пришлось, как видно, братьям вместе Жить до конца!
Священник
Нам всем хотелось страшно, И старикам, и молодым, чтоб оба У нас остались жить, и я молился В душе о том же самом. Леонард…
Леонард
Так Джемс еще остался здесь?
Священник
О старшем Я говорю сейчас. У них был дядя Богач, как раз в ту пору занимался Морской торговлей. Если бы не он, То Леонард не взялся б за канаты. Но старый Вальтер был уж слишком слаб, Чтобы работать. После его смерти Все было продано — и дом, и поле, И стадо, одевавшее семейство Из рода в род, быть может, сотни лет, Все с молотка пошло, всего лишились. И вздумал ради брата Леонард В морях далеких испытать удачи. Двенадцать лет не шлет он нам вестей. Когда б о нем заслышали мы только, Что он вернулся и идет сюда, — Мы в тот же день устроили бы праздник, И эти вот колокола тогда бы Они — увы! мне страшно и подумать, Что не придется им звонить о нем, Ни о живом, ни даже об умершем. Последний раз передавали нам, Что в Африке он неграм в плен попался. Немало там он испытал, должно быть, &nb
