Учебник рисования - Максим Кантор

И действительно, Павел собрался уходить.

— Что ж, ступай, — сказал Рихтер. — Я всегда один, не с кем делиться мыслями. Иди, развлекайся. Я остаюсь с горем в душе, — сказал Соломон Моисеевич значительно, — да, именно так.

— Надеюсь, это пройдет.

— Сомневаюсь. Думаю, это негативным образом отразится на самочувствии. Я пытаюсь спасти мир, да, кхе-кхм, прикладываю усилия, но понимания не нахожу.

Соломон Моисеевич Рихтер не обладал добродетелью терпения — если что-то ранило его чувства, он об этом говорил громко. А терпения в России требовалось много. Еще вчера Баринов сказал: в моей газете хозяйничает какой-то прохвост, а я терплю. Терплю и жду, и не жалуюсь. А народ, понимаете ли, недоволен инфляцией, пьяница, который в своей жизни только и сделал дел, что с завода солярку спер, — он, видите ли, режим терпеть не может. Так говорил в раздражении Баринов своей сотруднице Юлии Мерцаловой, а та глядела на него улыбаясь и говорила: ну, потерпи. Так сказала она и Соломону Моисеевичу.

— Потерпите, вот увидите, мы победим. С вашей помощью — победим.

— Я-то могу терпеть, — сказал Рихтер, томясь духом, — но история терпеть не может, Высший разум — не терпит! И — верьте мне — покарает ослушников! Оторвется кусок льда в Арктике, и моря затопят континенты, и сместится земная ось, и планета наша станет вращаться в другую сторону. И вострубит ангел, и хлынет на землю дождь из яда и отравит моря и реки, понимаете, Юленька? Это может случиться завтра, — заметил Соломон Моисеевич с явным одобрением; когда он говорил о карах и бедствиях, настроение его улучшалось, — да, кхе-кхм, завтра. Сколько же можно терпеть грехи человеческие? Если игнорировать заветы Господа, то кара последует неминуемо! Вот как устроен мир, — закончил Рихтер, — полагаю, это понятно и просто. Вот что следует усвоить и вашим либералам, и вашим государственникам. Это закон, который следует преподавать в школе.

Юлия Мерцалова безмолвно выразила восхищение.

— Кому доверить учение, Юленька? Кто понесет?

— А ваш сын? — спросила Мерцалова заботливо. — Он бы, конечно, сумел.

— Ушел мой сын возлюбленный, — печально сказал Рихтер.

— Вот на кого могли мы надеется!

— Нет моего сына возлюбленного, — сказал Рихтер, — некому передать завет.

— Но внук ваш, внук сумеет!

— О, внук мой возлюбленный! — сказал Соломон Рихтер. — На него вся надежда!

— Я горжусь вашим внуком. Но хватит ли у него сил?

— Он пойдет к людям, — сообщил Рихтер свои планы.

— Так Господь вручал пророкам свои скрижали, — сказала Рихтеру стриженая девушка.

— И народу несли они скрижали свои, — подтвердил Рихтер порядок мироустройства.

— Но если не внемлет народ? — спросила Мерцалова.

— Тогда народ впадет в мерзость и грех, — сообщил Соломон Моисеевич несколько рассеянно.

— Неужели Господь оставит народ в мерзости?

— В истории всегда найдется пророк, — сказал Рихтер твердо, — побьют камнями, бросят в ров львиный, но явится новый, и заговорит Господь его устами.

— Пошлет Он праведников своих, — сказала Юлия Мерцалова полусумасшедшему деду, копируя его интонацию, — и будут праведники говорить с народом. Но если не смогут убедить праведники народ — что тогда? Как долго пребывать нам в мерзости и запустении?

— Тогда я сделаю это сам, — сказал Рихтер, и простые слова эти прозвучали величественно, — если никто не смог — сделаю я.

Юлия Мерцалова, склонив голову на плечо, ласково улыбнулась ему. Как ни был Рихтер возбужден ролью пророка, но улыбка красивой женщины оказалась кстати — он благосклонно поглядел на Юлию. Мерцалова длила нежный взгляд, отдавала должное библейской красоте Соломона Рихтера. Вчера проговаривали они этот сценарий — один из возможных сценариев — с Василием Бариновым. Например, можно добиться того, чтобы впавший в маразм пенсионер возглавил Партию прорыва — случай выйдет анекдотический. Общество посмеется над безумцем, программа разойдется на анекдоты, партия будет дискредитирована, Дупель станет посмешищем. Это была лишь одна из возможностей, но отчего не попробовать и ее? Юлия Мерцалова никогда не оставляла дело несделанным, это свойство ценили все — и любовники, и сослуживцы.

— Пишите — газета в вашем распоряжении. Ведите — за вами пойдут.

Рихтер поднял голову и обвел взглядом помещение.

— Услышат ли пророка? — поинтересовался Рихтер. Слово «пророк» нравилось ему гораздо больше слова «праведник». Праведников много, пророки редки. На праведников надежды мало. Он исполнился решимости, великая сила предков явилась в нем.

— В этом и состоит подвиг, — сказала старику Юлия Мерцалова. — Пророк говорит, потому что не может молчать. Что с того, что не услышат его? И Бога толпа не слышит. Вот спустится Бог к народу — и заговорит. Он заговорит вашими устами, Соломон Моисеевич.

— Богу есть что сказать, — торжественно сообщил Рихтер. — Но берегитесь, если не услышите Его слов!

Говоря с любым собеседником, Юлия Мерцалова, как профессиональный редактор, мгновенно улавливала манеру речи и подыгрывала ей. Она воспроизводила патетическую манеру Рихтера.

— Что сделает Бог, если не услышит народ Его заветов? Что Он делает, если не внемлют Ему?

— Тогда, — грозно сказал Рихтер, поднимая клюку, — тогда Он проклинает!

— Так прокляните их, Соломон Моисеевич, — воскликнула Юлия Мерцалова, — потому что мы заслужили проклятье!

Соломон Моисеевич встал со своего кресла. Седые волосы растрепались.

— Я подумаю, — сказал он, — что следует сделать.

38

У всякого времени есть свой цвет. Общий цвет времени складывается из окраски одежд и предметов, картин и флагов, оттенка лиц и того цвета, который люди ждут увидеть в природе. Общеизвестно, что всякое время обладает специальными предпочтениями — в иные века люди хотели видеть спокойные цвета, а в начале двадцатого века популярным цветом стал красный, который спокойным не назовешь. Помимо прочего, некоторые мыслители связывают с цветом идеологическую составляющую времени: они утверждают, что цвет времени образуется из страстей и воль людей, населяющих время, — а поскольку страсть ищет для себя выражение, она находит его в том или ином оттенке. Так, Шпенглер считал, что античность связала себя с красным и желтым — практичными телесными цветами, а европейское Просвещение — с коричневым, цветом тайны, загадочного фаустовского духа. Руководствуясь той же логикой, Возрождение принято считать голубым — цветом дали и перспективы, а Средневековье — золотым, цветом небесной тверди в иконах.

Логично задать вопрос: если Возрождение — голубое, а Просвещение — коричневое, то значит ли это, что коричневый — есть Просвещение, а голубой — Возрождение? Если античность — красная, то значит ли это, что красный цвет — суть античность? Очевидно, что это не так.

Если к цвету применимо то определение, какое Кант давал времени и пространству, то следует, таким образом, считать цвет — творением человеческого сознания. Людям свойственно измерять мир в цветах в той же степени и по той же причине, по какой они измеряют мир в часах и километрах. Расстояния существуют сами по себе, независимо от нас, и время между рождением и смертью проходит объективно; но установить членение в стихии, расслоить время на части — значит совершить внутреннюю работу: ничто в мире не указывает на наличие объективных часов. Так и в случае с цветом: безусловно, предметы окрашены по-разному, и можно дать для различной окраски различные наименования. Но то, что делает цвет цветом, то есть его эмоциональное содержание, — есть вещь в природе не существующая, вещь не объективная. Качество и содержание цвета, следовательно, есть продукт сознания — и восприятие одного и того же цвета розно для людей, точно так же, как восприятие одного и того же отрезка времени. Иному человеку час (т. е. шестьдесят минут) кажется непреодолимо длинным, иному — крайне коротким, кто-то воспринимает красный как сигнал опасности, кто-то — как сладострастный призыв. Требуется усилие обобщенного опыта людей, коллективного сознания, чтобы убедить каждого по отдельности в том, что красный — цвет революции. И отрезок времени длиной в час, и определенный оттенок красного цвета общество использует для граждан в качестве установленных рамок сознания. Рабочий день длится восемь часов, флаг — красный, от работы до дома — три километра. Гражданин определенного общества усваивает содержание цвета одновременно с другими знаниями о жизни.

Следовательно, когда мы говорим о цвете времени, мы учитываем прежде всего общественную идеологию, которая наделяет тот или иной цвет произвольным содержанием. Так Возрождение, пора географических открытий и изобретения перспективы, вполне может претендовать на голубой цвет. Исходя из того, что современное демократическое общество программно отказалось от директивных лозунгов и направлений, сегодняшнее время исключило руководящую роль красного цвета, равно и коричневого. Напротив, мир современных городов заполнился разноцветной рекламой, пестрыми красками, мелькающими оттенками плакатов — дабы всякий человек мог удержать в своем сознании свой личный оттенок, свою особенную окраску. Практика смешения цветов гласит, что, если перемешать все оттенки воедино, выйдет серый оттенок; все цвета, растворившись друг в друге, произведут среднюю величину. Цвет сегодняшнего времени — серый.