G.O.G.R. - Анна Белкина

— Готово! — слишком весело для себя воскликнула Ершова и уронила рисунок на пол. Под гипнозом все ведут себя странно, поэтому Недобежкин аккуратно положил трубку телефона на рычаг и поднял с пола рисунок Ершовой.

— Новая версия, — проворчал милицейский начальник, узрев «шедевр».

— Оп-па! — присвистнул Пётр Иванович, увидав, кого нарисовала свидетельница.

— Упс! — так отреагировал Сидоров.

— Ну-ну, — типичная реакция Смирнянского.

— Ну, я же говорил, фашистский агент! — подпрыгнул от радости «суперагент» Ежонков. — Ну, ребята, теперь всё сходится!

На этот раз Ершова изобразила Генриха Артеррана. Да, нет сомнений — это он. Он и бандит Тень, и поддельный Мильтон из Донецкого филиала, и «верхнелягушинский чёрт», и «звериный гипнотизёр», и хозяин базы «Наташенька», и владелец подземелья. Теперь он сделался ещё и «милиционером Геннадием». Да, ныне про него всё известно, кроме того, кто же он по-настоящему. Прагматичный Недобежкин не верил в барона, который, попробовав образец, обрёл бессмертие — так не бывает. Серёгин тоже не верил: проект «Густые облака» — это чистая афёра, которую раздули до размеров Юпитера. И, даже если выкушать все ихние «образцы» — ничего не получится, кроме расстройства желудка…

Ершова наконец-то получила возможность идти домой и исчезла за дверью. Пётр Иванович с Недобежкиным, прихватив Смирнянского и Ежонкова, отправились в изолятор: решили показать Зубова-Калугина Поливаеву, а заодно и Зайцеву. Сидоров отправился за ними: а вдруг Калугин решит наброситься на них с кулаками??

Калугина решили не трогать — пускай сидит, кажется, он уже немного присмирел. Лучше уж подвести к нему Поливаева. Сидоров так и сделал — подвёл Поливаева, а Пётр Иванович спросил сего свидетеля, установив на Калугина указующий перст:

— Этот человек выкрал вашу соседку Ершову из её квартиры?

Поливаев посмотрел на Калугина-Зубова с выраженным сочувствием и, горько вздохнув, молвил:

— Эээ, начальники, тот мужик был — ух! А этот? Этот ещё хуже меня алкаш. Я хоть что-то соображаю, а он даже не стрижётся…

— Ясно, — буркнул Недобежкин, и Поливаев в компании Сидорова отправился обратно, в свою камеру.

Надо будет Подклюймухе звякнуть, чтобы он приехал, увёз его назад и впаял ему положенные пятнадцать суток.

— Зайцеву покажем? — осведомился у Недобежкина Пётр Иванович.

— А как же? — согласился Недобежкин. — Зайцев у нас «главарь сей басни». Он должен всех в лицо узнавать!

— У басни не главарь, а мораль! — осторожно влез Ежонков.

— Не придирайся к словам, моралист! — огрызнулся уставший от работы Недобежкин. — Сидоров, тащи Зайцева!

Сидоров пошёл и послушно притащил отощавшего, грязного и дрожащего Зайцева.

Зайцев умолял всех вокруг себя, чтобы его отпустили обратно в Верхние Лягуши. И какой смысл теперь ему играть в эту игру? Сам же рассказал, как общался со всеми этими «чертями»! когда Сидоров втолкнул «главного чёрта» в камеру к Калугину — тот оглядел всех затравленным взглядом циркового волка и плаксиво заныл:

— Зачем вы меня здесь держите? Я же участковый…

— Зайцев, не ломайте комедию!! — отрубил Недобежкин и показал на Калугина, который засел на дальние нары, и поджал под подбородок грязные коленки. — Вы его знаете?

Да, судя по виду, этого субъекта можно было бы принять за одного из верхнелягушинских алкашей — на уровне тракториста Гойденко. Но дело в том, что Зайцев отлично знал всех этих алкашей в лицо. А вот такого — не знал.

— Н-нет… — прохныкал Зайцев, уверенный, что такой тип, как Калугин-Зубов никогда не проживал у него на участке.

Единственным, кто опознал Калугина-Зубова, оказался Григорий Григорьевич Синицын. Увидав его, Синицын присел на корточки, заглянул в его бородатую физиономию и изумлённо выдохнул:

— Зубов?

Зубов пошевелился на нарах и что-то промычал в ответ. Синицын даже испугался, увидав, во что превратился «вечный студент» Зубов. Неужели, и ему «подарили» такую же «порчу», что превращает нормального человека в некую полуобезьяну? Зубов пошевелился, спустил босые ноги на пол и гугниво пробубнил:

— Зу-зу… Зубов. Капитан милиции Денис Зубов…

— Ну, что, Синицын, ты знал, что твой Зубов — капитан милиции? — осведомился Смирнянский. — Даже я удивился, когда он нам выдал эту историю.

— Не-нет, не знал… — пробормотал Синицын, для которого Зубов оставался безалаберным «вечным студентом» и не более. Хотя, может быть, он всё-таки, закончил институт? Нет, это не про Дениса «Дантиста» Зубова! Зубов, скорее, выдернет себе зуб, нежели ухитрится заполучить диплом!

А потом — Ежонков решил гипнотизировать Серёгина.

— С применением «петушиного слова»! — заявил Ежонков. — И сейчас Серёгин нам расскажет по порядку, каким образом Зайцев его уделал!

Пётр Иванович не особо любил, когда его гипнотизировали. Это было не больно, только самолюбие тихо фыркало о том, что его задели. Обычно Серёгин привык побеждать свои недостатки с помощью силы воли… Но только не сейчас, когда сила воли отползает в угол пред «звериной порчей».

Когда Ежонков посадил его на стул и начал гипнотизировать — Пётр Иванович почувствовал себя клоуном в цирке. На него уставились пять пар внимательных глаз — и каждые глаза ожидали от Серёгина сенсации. Пётр Иванович решил отстроиться от них и погрузиться в свои мысли, но глаза так сверлили своими взглядами, что Серёгин прямо физически ощущал их на себе.

А потом — все глаза пропали, пропал и Ежонков с его «магическими пассами», и кабинет пропал. Пётр Иванович оказался в кромешной темноте, а секунду спустя — в темноте раздался глас:

— Вопросы есть??

Пётр Иванович по странной инерции ответил:

— Вопросов нет…

И темнота выплюнула его в убогое жилище плотника Потапова. Пётр Иванович снова пережил драку с небывало сильным Зайцевым, был побеждён им, отброшен в угол, Зайцев приготовился его убить… А потом — из-за печки вылезло чудовище. Пётр Иванович отполз за комод. Чудовище не тронуло его, а утащило Зайцева…

Когда Серёгин выпал из гипноза на пол начальничьего кабинета — он огляделся и увидел, что все пять пар глаз округлились и не моргают.

— Под гипнозом он не может врать… — странно пискнул над головой Серёгина голос Ежонкова. Обычно Ежонков говорит о волшебной силе гипноза авторитетно, как маститый профессор, а тут — пискнул мышью…

Пётр Иванович поднялся с пола. Все молчали. А потом — Недобежкин натужно откашлялся и пробормотал:

— Кто-нибудь что-нибудь понял??

— Ежонков сошёл с ума! — выплюнул Смирнянский.

— А я-то тут причём? — оскорбился Ежонков. — Это же не я говорил, а память Серёгина!

— Ты его гипнотизировал! — буркнул Смирнянский. — Мог заставить его сказать всё, что захочется! Ты уже помешался на своих образцах, агентах и монстрах! Тебе так хочется, чтобы у этих «Густых облаков» был результат, что ты готов его придумать!

— Игорёша, ты — профан в гипнозе! — рассердился Ежонков. — Ты не имеешь ни малейшего представления о бессознательном считывании памяти!

— Тебе пора лечь в психушку, иначе тебя не спасти! — извергался Смирнянский. — У тебя не только больная фантазия, но ещё и булимия! Полгода лежать тебе — не меньше!

— Ну, я тебе сейчас наваляю! — Ежонков стиснул жирненькие кулачки и решил взять Смирнянского наскоком, но на его пути возник Синицын.

Схватив Ежонкова поперёк туловища, Синицын оттащил его в тот угол кабинета, где не стояло ничего кроме тяжеленного несгораемого сейфа. Ежонков вырывался и просил Синицына, чтобы он поколотил Смирнянского сам. Смирнянский же спокойно сидел на стуле и хмыкал, убеждаясь в том, что у Ежонкова точно с головой беда.

— Отставить! — вышел из ступора Недобежкин и встал между Ежонковым и Смирнянским. — Ежонков, диагноз!

— Результат «Густых облаков», который у тебя из изолятора воровал чувиков! — выкрикнул Ежонков, вырываясь из рук Синицына. — Если он действительно, выглядит так, как описал его Серёгин — то его никакая видеокамера не заснимет! Вот и к нам в контору такая же напасть и влезла! Рубишь, Васёк??

Они ещё долго спорили, а Ежонков ко всем бросался в драку. Один лишь Сидоров тихонечко сидел на дальнем стуле и невольно вспоминал серое привидение из подвала Гопниковского особняка. Оно говорило, что съест его, оно уже съело нескольких человек, оно… не съело Зайцева, а выбросило его в Донецк.

Когда Недобежкин устал совсем и постановил, что рабочий день окончен — часы говорили, что время движется к полуночи.

Сидоров шёл домой. Летняя ночь висела над спящим городом, подсвеченная оранжевым светом уличных фонарей. Тёплый воздух был неподвижен и тих, Сидоров подумал, что хорошо бы в такую погоду поехать на море. Но какое тут море, когда дьявольская каша с проектом «Густые облака» остаётся не расхлёбанной, и сержанту до сих пор в каждом углу мерещатся Горящие Глаза?? До дома Сидорову идти всего лишь несколько минут — просто перешёл дорогу, и дома. Но Сидоров так замотался со всей этой сумбурной работой… В ушах стояли обезьяньи вопли Калугина-Зубова, перед глазами высился выряженный в лохмотья Зайцев. Ночью обязательно приснится кошмар: придётся убегать от зубастых монстров, или стрелять в каких-нибудь бандитов, или фашистов, или хищников… Сидоров решил побороть все эти неприятные образы и погулять по тихому безлюдному ночному парку. Оранжевые фонари мирно освещали пустые пыльные дорожки, выхватывали из ночной темноты отцветшие каштаны и заставляли Сидорова отбрасывать длинную синюю тень. В серо-фиолетовом небе легко и бесшумно сновали летучие мыши. На свежем воздухе все монстры и хищники отползали по логовищам, Сидоров забывал обо всех проблемах и уже собирался домой. Как вдруг из ниоткуда, из сизой мглы деревьев, выдвинулись шесть плечистых силуэтов. Сидоров встал как вкопанный: сначала он решил, что за ним пришли «верхнелягушинские черти» — мстить за убийство своего главаря Генриха Артеррана. Но сержант ошибся: эти шестеро оказались простыми уличными грабителями.