Тайный советник вождя - Владимир Успенский

— Но почему?

— Сын у тебя совсем молодой, еще усы не растут. Железной закалки нет. За границей не жил. Провалится.

— Он же пойдет с опытными товарищами.

— В таком деле собственный опыт нужен, а ты его с горшка сразу на раскаленную сковородку! Возьмет его гестапо, какой подарок немцам, какой заложник!

— Живым его не возьмут, — с достоинством произнес Берия и, сообразив, что задел болезненную для Сталина струну, поторопился объяснить: — Серго подготовлен к крайностям, предусмотрены все варианты.

— Дело ваше, — резковато ответил Иосиф Виссарионович.

Когда Берия ушел, Сталин, утонув в кресле, молча выкурил трубку. Поинтересовался:

— Почему вы, Николай Алексеевич, скептически слушали? Я по вашим глазам видел.

— Да никуда не пошлет он своего единственного, ни в какую Германию. На московском асфальте с незримым противником будет сражаться Серго. Тем более после вашего совета, который Берии очень кстати.

— Он остался при своем мнении.

— Мнение можно изменить со ссылкой, кстати, на ваши слова. Не одобрил, дескать, великий и мудрый.

— Не ерничайте… Серго поступает искренне.

— Я не про Серго, я про Лаврентия Павловича. Уж ему-то опыта не занимать. Не пашет, не сеет, а сыт будет.

Надо было сгладить неприятное ощущение, вызванное невольно возникшим сравнением попавшего в плен Якова с сыном Лаврентия Павловича. Мне удалось сделать это.

Прав я оказался на все сто процентов. Первая попытка забросить радиоспециалистов в Германию сорвалась, даже не начавшись. По техническим причинам. Сложное время, разгар зимнего контрнаступления, сильные морозы, ну и тому подобное. Вторая попытка хоть и началась, но тоже завершилась ничем. Перед самой отправкой выяснилось, что явка в Германии провалена, надо искать другие пути. Решили, что кривой дорогой ближе. Сергея Берию и двух немцев отвезли в Тегеран, чтобы оттуда, через Турцию, они добрались, наконец, в намеченный район где-то на немецком побережье Балтийского моря. Вот какой крюк.

Немецким товарищам удалось осуществить замысел. Один из них внедрился в секретнейший научно-производственный центр, принес нам большую пользу. А вот Сергей Берия по каким-то причинам не смог преодолеть рубеж между дружественным Ираном и враждебной нам Турцией. Те роковые месяцы сорок второго года, когда на полях сражений решалась судьба страны, Серго провел в спокойном Тегеране на скромной чиновничьей должности. Шифровал информацию, отправляемую в Москву. В случае крайних осложнений туда же, в Тегеран, мог улететь и Лаврентий Павлович. Было кому встретить.

К концу года, когда обстановка несколько разрядилась, Сергей Берия возвратился в нашу столицу и был зачислен на локационный факультет Академии связи. Для повышения квалификации. Вспомнили о нем лишь следующей осенью, когда готовилась Тегеранская конференция глав союзных государств. Сталин вспомнил:

— Лаврентий, чем занят твой геройский разведчик? Болтается по Москве?

— Учится.

— До конца войны учиться будет? Дело для него есть. Английским в совершенстве владеет?

— Не в совершенстве, но основательно.

— Оттенки, настроение говорящего уловить может?

— Думаю, да.

— Ладно. Отправь его в Тегеран вместе с аппаратурой для прослушивания. Пусть устанавливают в комнатах, где поселится Рузвельт. Нам нужен будет там надежный человек. Очень надежный свой человек, — резким движением правой руки Сталин словно бы подчеркнул важность своих слов.

В начале 1943 года Иосиф Виссарионович и я получили по одинаковому подарку: каждый по книге обычного формата, страниц на двести в добротном красном переплете. Со скромной дарственной надписью в несколько строк. Сюрпризами в ту пору баловали редко. Пустячок, как говорится, но приятно. Впрочем, насчет пустячка я зря, не стал бы помнить о нем. А эта книжка вызвала целую череду событий и, выражаясь по-современному, явилась первой ступенью ракеты-носителя, которая со временем вывела на самую высокую орбиту новую политическую звезду. Вывела — это точно, а насчет яркости — судить не берусь.

Прислана была книга спецпочтой, соответствующий экземпляр принес Иосифу Виссарионовичу я, надеясь доставить ему разрядку, отвлечь от напряженной, но в общем-то однообразной работы. Чтобы прошлое вспомнил, встряхнулся. И сразу понял — это удалось. Иосиф Виссарионович заинтересовался, посмотрел выходные данные. «И. В. Сталин в сибирской ссылке». Красноярское краевое издательство. Подписано к печати 22.09.42 г. Тираж 15000. Цена 10 рублей. Ответственный редактор К. У. Черненко. Он же и составитель, как можно было понять из дарственных надписей. Полистав страницы, Иосиф Виссарионович наморщил лоб:

— Большая работа. Интересная работа. Черненко? Это тот самый…

— Да, Константин Устинович, второй секретарь Красноярского крайкома партии. Секретарь по идеологии. Помните, я говорил: он обращался ко мне за советом, где разыскивать материал для книги, как ее строить. Обменялись несколькими письмами.

— Это тот, который присылал нам тайменей? Простите, не нам, а мне, по моей просьбе, а уж я потом предложил вашему повару.

— Разница, действительно, есть, — усмехнулся Сталин. — Подношений не принимал, а ухи похлебал. И чист, как стеклышко, благодаря вам, Николай Алексеевич. Спасибо.

— Не за что, лишь бы для здоровья пошло, — в тон ответил я.

— Значит, это Черненко…

— Инициатива которого по реквизиции нечестно нажитого во время войны различными спекулянтами была поддержана в прошлом году Центральным комитетом партии. Как и отправка пятидесяти вагонов с продовольствием и теплой одеждой в Ленинград. В качестве внепланового подарка.

— Николай Алексеевич, вы не даете мне слова молвить.

— Я же знаю, что вы теперь скажете. Разве не так?

— Авгуры, — засмеялся он. — Что еще у меня на языке по поводу Черненко?

— Последнее решение Центрального комитета по итогам работы комиссии, побывавшей в Красноярске. Выяснилось, что там есть непорядки на крупных предприятиях, задерживается ввод важных строек, срывается сдача хлеба государству, плохо работает специальное управление крайкома по контролю за выполнением заказов фронта — председатель Черненко. Хотя все это имеет лишь косвенное отношение к его главным обязанностям, к идеологии. Но первого секретаря крайкома комиссия под удар не поставила, все тумаки достались второму. Вот и записали в решении ЦК, что Черненко занимался многочисленными текущими делами и упускал из виду главное.

— А разве не так?

— Доля истины есть. Константин Устинович человек молодой, увлекающийся до анекдотизма. Но нельзя же валить на него всю ответственность. Хвалили, одобряли, а теперь сместили со всех постов, даже из бюро вывели.

— Может, он этой книгой задобрить нас хочет? Это у него не пройдет.

— Посмотрите, когда она к печати подписана. Еще в сентябре, в самые черные для нас дни, когда немцы к Волге рвались, когда кое-кто уже в кусты посматривал, логово где-нибудь в Тегеране подыскивал. Да и послана нам книга еще до того, как Черненко был снят. Нет оснований плохо думать о нем.

— Ну, что же, — Сталин поудобней устроился в кресле. — Вижу, вы достаточно знакомы с этим Константином Устиновичем. А я совсем не знаю его. Расскажите, пожалуйста. И какие там у него анекдоты?

Я, конечно, обязанностью своей считал иметь сведения о человеке, который готовит книгу о Сталине. Не только по долгу службы. Интересно было, что и как: ведь именно в Красноярске состоялась моя первая встреча с рядовым из ссыльных Иосифом Джугашвили. И вот все, что было известно мне о Черненко, я изложил Иосифу Виссарионовичу. А читателям заодно поведаю и некоторые подробности, которые всплыли позже.

Константин Устинович Черненко появился на свет в 1911 году в сибирском селе Большая Тесь. Крестьянское хозяйство вела мать, женщина рослая, сильная, самостоятельная. У отца — отхожий промысел, работал на медном руднике, на золотых приисках. Без особого успеха, но семье хватало. Сына, слабого здоровьем, подлечивали и учили. Но ни в начальной школе, ни затем в интернате знаниями не блистал, числился в средних. Затем — боец продотряда, изымавшего излишки по деревням. С 1926 года в комсомоле, организатор «легкой кавалерии», помогавшей чекистам. Вскоре его назначают заведующим отделом агитации и пропаганды горкома ВЛКСМ в небольшом городе Новоселово. Это — первые шаги на извилистой политической стезе.

Настоящую закалку, и физическую и моральную, Черненко получил на военной службе в 1930–1933 годах. Повезло ему, попал в пограничные войска, в Казахстан, на отдаленную заставу, где и климат был тяжелый, и сложных событий хватало. Нападали басмачи, пытались пересечь границу нарушители всякого рода — от диверсантов до контрабандистов. Редкий день обходился без команды: «Застава, в ружье!» Для довершения картины надобно прибавить еще малярию, жару, нехватку воды, перебои со снабжением. Суровая, в общем, академия для молодого человека. Кто выдержит, того потом трудно сломать.