Выдержка - Наталья Андреева

— Противоестественные наклонности, — усмехнулся мясник. — У психотерапевта давно не был?

— Сам туда вали. К психотерапевту. Где фотограф?

Он выдвинул один из «пеналов», в которых лежали трупы. Видимо, там работала система охлаждения. Я не силен в оборудовании, которое заказывают для моргов. И, слава богу! Некоторые тела оставались на столах. Мешки были расстегнуты — одни сверху, другие снизу — до половины. Я подозреваю, что «материал» приготовили для «работы». Век бы всего этого не видать! Удивился только, что «мясник» мгновенно нашел Сгорбыша.

— Этот?

Я подошел, он расстегнул мешок. Я смотрел и не чувствовал ничего. Передо мной лежала пустая оболочка. Это уже не человек. И не Сгорбыш. Мне показалось, что он вытянулся и еще больше похудел. Такое чувство, что из него вынули добрую половину органов и даже с десяток костей. Тело Сгорбыша было вспорото, от живота до подбородка и грубо, огромными стежками потом зашито. На руке висела бирка с номером — кусок клеенки, в нем дырка, в дырку продета веревочка. У меня похожая хранилась в спальне, среди личных вещей, особенно дорогих моему сердцу. Мама сказала, что мне ее надели на руку в роддоме. С бирками приходим, с ними же и уходим. Вот так и проходит наша жизнь: от номера до номера.

Как ни странно, я почувствовал облегчение. В душе была пустота, лишь сухие листья тихонько шуршали. Осень. Но все же он умер, а я живу. Жизнь к жизни, смерть к смерти. Нить его жизни оборвалась там, где ей и было положено. Мои подозрения не оправдались. Если его и били, то аккуратно, если и лишили жизни, то профессионально. Следов пыток я не увидел, разве что синяки и ссадины. Небольшие. Жилистую шею пересекала широкая неровная борозда.

— Повесился, — пояснил «мясник». — Вышел прогуляться в парк, нашел подходящий сук, накинул на него веревку, и — Господи, прими в свои объятья! Хотя, сомневаюсь, что он, грешник, попал в рай. Судя по печени, пил, как сапожник.

— Как фотограф, — машинально поправил я. Потом сообразил: он проговорился! Откуда «мяснику» знать подробности? Вон у него какое хозяйство! Это значит только одно: Сгорбышем занимаются персонально. Ты опять опоздал, Петровский.

Я достал из кармана деньги и на этот раз отсчитал тысячу. Протянул ему со словами:

— У меня сейчас нет времени им заниматься, но есть разговор.

— Здесь все посмотрел? — деловито спросил он.

— Да. Я хочу, чтобы ты сохранил его в целости и сохранности до моего прихода.

— Сколько?

— Думаю, что до конца месяца управлюсь. — Я вспомнил проездной. Это подсказка.

— Что ж, — он усмехнулся. — За тысячу баксов я буду держать его здесь до конца года.

— Это еще не все. Поговорим в кабинете?

— Я вижу, ты человек деловой.

— Ты тоже не промах.

— Это мой бизнес.

Вот о бизнесе я и собирался с ним побеседовать. Вновь идя вслед за «мясником» по коридору, машинально сжал и разжал кулаки. «Спокойно-спокойно-спокойно…» Нет, бить его не стоит. Да ты и не умеешь. Мы вошли в кабинет, я закрыл дверь и спросил:

— Где он, по-твоему, взял веревку? У санитаров?

— Об этом поинтересуйся в следственной части, — спокойно ответил «мясник».

Вот у кого нервы, как стальные канаты! Впрочем, в таком месте слабонервный и не выживет.

— Ты прекрасно знаешь, что дело закрыто.

Он развел руками:

— А что ты хочешь?

— Заключение о том, что смерть была насильственной.

Он расхохотался:

— Да что ты говоришь! А вот я этого не заметил, когда делал вскрытие! Потому что…

Он начал сыпать терминами. Разумеется, я в них ни черта не понимал. Положение тела, какая-то там борозда на шее, состояние внутренних органов… Чем больше было терминов, тем явственнее я осознавал: смерть Павла Сгорбыша — насильственная. «Мясник» врет. Поток его красноречия я прервал, положив на стол оставшиеся в конверте деньги. Он сосчитал их взглядом, даже не взяв в руки. И покачал головой:

— Жизнь дороже.

Он сказал это в месте, где царила смерть. Невольно я усмехнулся. Здесь, как нигде, знали цену жизни.

— Это признание, ведь так? — произнес я. — Тебе заплатили.

— Я просто сделал свою работу.

— Миллион долларов. — Я смотрел на него в упор.

— Не смешно, — покачал головой «мясник».

— А ты напряги воображение.

Он наморщил лоб и повторил:

— Не смешно. Блефуешь.

Это тоже наследственное. Бизнесмен должен уметь блефовать, и делать это красиво. На девяносто девять процентов тебе не поверят, но порою все решает оставшийся один. Фортуна любит авантюристов, людей рисковых. Впрочем, ее любовь проходит мгновенно: если она отбирает, то все. И сразу.

Таких денег у меня и в самом деле не было. Они были у моего папы. Но что ему какой-то там фотограф? Невыгодная сделка. Даже я это понимал. Необходимо составить бизнес-план, чтобы доказать выгодность капиталовложений. Я же не сумасшедший. Мне нужно время. Поэтому я сказал:

— Я ухожу, а ты подумай. Когда вернусь, мы снова поговорим на интересующую нас тему.

— Поздно, — одними губами сказал он. — Дело сделано.

— Деньги могут все, — возразил я. — Открыть двери и закрыть их. За деньги можно купить ум, честь и совесть. Свободу, равенство, братство. Любовь. И тебя можно купить.

— А тебя? — усмехнулся «мясник».

— Меня нет. Потому что это я за все плачу.

После этих слов я сгреб со стола деньги, небрежно сунул их в карман, развернулся и ушел. Теперь я был уверен, что с Павлом Сгорбышем ничего больше не случится. Если надо, мясник перепрячет тело, но вернет мне его в целости и сохранности. С теми бумагами, которые я захочу. Я его сломал. Это никак пока не проявилось, но я это почувствовал. Во мне появилась сила. И пускать в ход кулаки теперь не обязательно. Что со мной случилось? Виноваты автоматные очереди, которые взбили пыль в метре от меня. Виновата война.

Я закрыл глаза и посидел так с минуту. Это была минута молчания. Я прощался со Сгорбышем. Теперь я точно знал: его больше нет.

Что ж, поеду домой. Мне нужна передышка…

Кадр второй

Мама удивилась моему столь раннему возвращению, ведь я обещал, что буду только к ужину.

— Что случилось, Леня? — с тревогой спросила она.

— Спать очень хочется.

— Спать?

— Да. Я отдохну в своей комнате часика два-три. Не возражаешь?

Я собирался проспать, по меньшей мере, пять, но не стоит ее так пугать.

— Папа звонил. Сказал, что приедет к восьми.

— Я спущусь к ужину.

Моей щеки коснулась прохладная рука мамы. Я взял ее в свои ладони и поцеловал. Мама улыбнулась такой знакомой мне улыбкой:

— Иди, отдыхай.

После этих слов я поднялся в свою комнату и завалился в постель. Но, как ни старался, уснуть не мог. Слишком велико было напряжение последних часов. Драма на Рижском шоссе, захватывающая погоня, визит в морг. Только друг Боб меня развлек.

Я взял пульт от телевизора. Люблю засыпать под развлекательный канал. Вижу на экране знакомые лица и успокаиваюсь. Все живы-здоровы. Тусуются, снимают новые видеоклипы. И я в теме. При встрече смогу поддержать разговор.

Я включил развлекательный канал. Речь шла о кино, а точнее, о съемках очередного сериала, запуск которого планировался осенью. Режиссер взахлеб рассказывал содержание, актеры ему помогали. Мода, что ли, такая: сначала показывать кино о том, как снималось кино, а уж потом и сам фильм? Я хотел было выключить телевизор, но вдруг увидел знакомое лицо. В принципе они все мне знакомы. Но это лицо особое. Это лицо моего фиаско. Это лицо стоило мне нескольких седых волос и одного разбитого сердца.

Я увидел Олесю. Мужик в джинсах и растянутой майке что-то ей объяснял, выразительно жестикулируя, она с готовностью кивала. Я прибавил звук. Через десять минут я уже знал, что снимается и где. Малобюджетный сериал, съемки которого проходят прямо на улицах Москвы. К примеру, завтра съемочная группа выезжает в Сокольники. Я зевнул и выключил телевизор. Теперь я могу спокойно уснуть. Я узнал все, что мне нужно. Ах, этот Петровский, баловень судьбы! Удача сама идет к нему в руки! Похоже, парень, завтра ты возьмешь реванш. За разбитое сердце. Черт с ними, с седыми волосами! Я счастливо улыбнулся и уснул как младенец…

Проснувшись, машинально потянулся к пульту. Шли «Новости». Как назло, криминальные. Этого добра в моей жизни теперь хватало, и я решил переключиться на другой канал, но тут увидел свою машину. Она горела. Это были кадры вчерашней давности. Первая сгоревшая машина в моей жизни. Как же все это теперь далеко! Вчера на моих глазах поджигали, сегодня убивают. Что ни день, жить все страшнее.

Парнишка, снимавший трагедию на мобильный телефон, оказался не промах. Наверняка на этом заработал. Даже мое сгоревшее имущество приносило людям деньги. Ну что ты за человек, Петровский? Я с интересом наблюдал, как горит моя машина, пока не сообразил: скоро восемь! Я же обещал спуститься к ужину! Я вскочил и кинулся в ванную комнату, принимать душ.