Статский советник - Валерий Пылаев

кто прощает непокорных. — Я вздохнул и, склонив голову, негромко добавил: — Я и сам…

— Бежите от службы в армии? — Мадам Марсо осторожно коснулась моего плеча. — Уж поверьте, мсье, здесь никто и не подумает осудить вас за подобное… Слишком многим пришлось уйти на фронту отсюда, из Ретеля — и одному Богу известно, скольким суждено вернуться обратно живыми и здоровыми.

Я молча кивнул и снова потянулся за стаканом — пожалуй, сейчас это было куда лучше любых слов. Мне даже не пришлось убалтывать старушку: стоило лишь намекнуть, что я удрал подальше от фронта — и она сама продолжала говорить, будто что-то терзало ее изнутри.

— Зачем нам это все? Зачем? — Мадам Марсо чуть возвысила голос, распаляясь все больше. — Лотарингия никогда не принадлежала немцам — и, видит Бог, никогда не будет принадлежать! Половина стариков в Ретеле не признает никакого другого языка, кроме французского. А любой, у кого есть хоть капля ума, скорее сбежит и тайком перейдет границу, чем отправится умирать за этого болвана Каприви. Здешние леса густы… и уж поверьте, мсье — не так далеко отсюда есть места, куда немецкие вербовщики и солдаты побоятся даже сунуться!

Мадам Марсо смолкла, устав говорить, и я уже открыл было рот, чтобы спросить про какие-нибудь тайные тропы, ведущие через границу с Францией… но так и не решился.

Слишком рано. И уж точно не стоит наседать на старушку — чего доброго, еще примет меня за провокатора или шпиона.

— Вот уж никогда бы не подумал. — Я постарался выдать свою самую очаровательную улыбку. — Ваш город кажется таким… спокойным.

— На первый взгляд так оно и есть, мсье. Но я слишком хорошо знаю здешний народ. Мы терпеливы — но наше терпение не вечно! Многие уже давно ждут от местной знати хоть каких-то действий. А находятся и те, — Мадам Марсо наклонилась вперед и продолжила уже шепотом: — кто говорит о помощи самого императора Жозефа!

Павел наверняка обрадовался бы подобным разговорам… особенно окажись слухи не просто слухами. Но нынешний французский монарх всегда отличался осторожностью, и местным родам — вздумай они всерьез взбунтоваться против власти Вены — скорее пришлось бы рассчитывать на самих себя.

— Разве такое возможно? — Я покрутил пальцами почти опустевший стакан. — И неужели вы так уверены, что появление здесь французских солдат пойдет на пользу Лотарингии и Эльзасу? Каприви не оставит подобное без ответа.

— Пусть так! — Мадам Марсо дернулась и обронила на стойку пепел с сигареты. — Это наша земля, мсье — и здесь нас не одолеть и самому Дьяволу. Будь старик Жозеф мужчиной, а не трусливым толстозадым пингвином — он уже давно бы привел сюда войска и врезал так, что немцы без оглядки бежали до самого Штутгарта!

— Опасные слова, мадам. — Я на всякий случай огляделся по сторонам. — Вы не боитесь, что нас могут услышать?

— Пусть слушают, мне плевать. — Марсо махнула рукой и рассмеялась. — В Ретеле я знаю всех, и если надо — повторю это в лицо хоть болванам из Абвера, хоть наместнику в Страсбурге, хоть самому канцлеру, черт бы его побрал! Я уже достаточно пожила на этом свете, мсье — и боятся мне нечего.

— Абвер?

Странное слово показалось мне знакомым — будто я слышал его раньше. То ли название города, то ли…

— Немецкая тайная полиция. Шпики в штатском. Они нечасто появляются в наших краях, но я чую их за целую милю. — Мадам Марсо сверкнула в полумраке белозубой улыбкой. — И мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то из них шлялся по забегаловкам с красоткой в мужском платье.

— Что?! — вздрогнул я. — Я не…

— Нет, мсье. Конечно же, нет. — Мадам Марсо усмехнулась и покачала головой. — Я могу только догадываться, что привело сюда столь странную пару — но у вас лицо порядочного человека… И все же кое в чем вы правы, мсье — я действительно болтаю много лишнего. Вы ведь простите старуху?

— У меня и в мыслях не было…

— Вот и славно, мсье. Но сейчас нам обоим лучше отправиться спать. — Мадам Марсо протянула руку и легонько потрепала меня по щеке сухими прохладными пальцами. — Если пожелаете — мы еще поговорим утром.

Беседа действительно вышла престранная… особенно под конец. Не то, чтобы я так уж сомневался в собственной способности очаровать старушку — но она рассказала мне куда больше, чем стоило говорить чужаку с явно не местным акцентом. Особенно сейчас, когда даже в этой глуши то и дело появляются то вербовщики, то ищейки из загадочного немецкого Абвера. И это могло означать или абсолютное бесстрашие…

Или то, что где-нибудь в два-три часа ночи в дверь наших с Гижицкой апартаментов постучатся крепкие местные парни с оружием. И мне будет очень непросто доказать им, что я вовсе не засланный шпик, а сиятельный российский князь Горчаков, свалившийся на Ретель с небес… в буквальном смысле.

Но если мадам Марсо действительно знает выходы на местное подполье… Нет, такой шанс упускать уж точно не следует.

Поднимаясь по лестнице, я твердо пообещал себе не спать до самого рассвета.

И, разумеется, отключился, как только моя голова коснулась подушки.

Глава 21

Проснулся я сам. Без снов с металлическими чудовищами, без шума, без будильника. Без жутковатой уверенности, что моя ментальная броня треснула, и кто-то огромный снова засек нас и наблюдает сквозь потолок. И уж точно без давно забытого ощущения, что мне уже хватит дрыхнуть. Голова все еще слегка гудела после вчерашних приключений, да и за окном было черным-черно. Значит, вырубился я всего на несколько часов, за которые…

В общем, не случилось ничего. Или ничего особенного: Гижицкая едва слышно посапывала, за окном в тишине стрекотали кузнечики. Старый отель мерно поскрипывал то ли половицами, то ли балками на чердаке, будто выдыхая после долгого и тяжелого рабочего дня. Где-нибудь недалеко — скорее всего, внизу, на первом этаже, мадам Марсо наверняка тихо похрапывала и улыбалась себе под нос, увидев во сне далекий Париж.

И все: ни шума моторов на улице, ни голосов, ни шагов на лестнице — ничего.

И все же странное чувство, разбудившее меня, не спешило уходить. Скорее наоборот — становилось только сильнее, хоть для волнения и не было вовсе никаких причин. Я перевернулся на бок и нащупал “люгер” под подушкой, и прикосновение к ребристой рукояти чуть успокоило — но ненамного.

То ли за последние дни я каким-то образом развил в себе Дар предвидение, то ли в очередной раз подала голос