Тайный брак (СИ) - Мишина Соня

― Я бы хотел наручи обратно надеть. Привык к доспеху, без него как голый. ― Он забрал из рук мора Лаэрта доспех, надел на запястье. ― Поможете ремешки затянуть?

Следующие два дня Эйлерт, как и велел мор Лаэрт, только то и делал, что ел и спал. Тело его медленно, но все-таки крепло, мышцы понемногу наливались силой, а вот магия по-прежнему дразнила щекоткой и отказывалась повиноваться. 

Разговорами чудом выжившего сына Дома Ночи никто особо не донимал: у всех были свои дела, своя работа, которая не останавливалась даже ночью. Заготовители торопились разобрать драконьи туши, вынуть из них все, что есть ценного, пока разложение не коснулось мертвой плоти. Клети и бочки быстро наполнялись.

Тем не менее, о сражении в Гнездовье расспросы были. Отвечая на них, Эйлерт и сам постепенно восстановил в памяти все, что произошло с ним и его боевыми товарищами, обдумал ход битвы, вспомнил, какие приемы помогали против взрослых драконов и их птенцов. 

«Мне бы доклад написать для Совета, ― думал он в те короткие отрезки времени, когда сонливость отступала и голова становилась ясной. ― Передать все, что узнал и понял про Гнездовье. Тогда в следующем столкновении с крылатыми тварями у магов стало бы больше шансов победить и выжить». 

Он даже начал мысленно составлять будущий доклад. Это помогало отвлечься от других дум ― беспокойных, болезненных. Но они все равно то и дело возвращались, бередили душу, заставляли сжиматься сердце и торопили скорее вернуться в Шарсол, узнать хоть какие-то новости. Наконец, настал день отъезда. Едва начало светать, заготовители запрягли тягловых лошадей, нагрузили подводы. 

― Ну что, Дьярви, пора прощаться. ― К Эйлерту подошли все четыре мага, но говорил за всех сын Дома Дня. ― Мы тут еще задержимся, а ты езжай. Место тебе на одной из подвод оставили, пешком шагать не придется. Прости, что сразу не разобрались, кто ты, приняли за монстра. 

― Кто старое помянет, того дарх настанет, ― усмехнулся Эйлерт. ― Такки, выручили вы меня из беды. Примите мою признательность, дэй. И вот ― скромная, но плата за постой, за пищу и лечение. 

Эйлерт встал с лежанки, которую почти не покидал все два дня, протянул магу золотую монету. Их у Эйлерта оказалось пять штук ― лежали припрятанными во внутреннем кармане форменного кителя и чудом уцелели во время сражения в Гнездовье. 

Сам китель, порванный, обгорелый, давно сожгли в костре, а все ценное, что было, Эйлерт собственноручно снял и сложил в выданную ему небольшую заплечную котомку, которую хранил в головах своего ложа. Обобрать Эйлерта никто не пытался: и командир отряда заготовителей, и все его люди оказались честными селянами и охотниками, и грабить беззащитного не стали. 

― Этого даже много, ― усмехнулся маг Дня, но плату принял. ― Ладно, Дьярви, не след время терять. Пошли, провожу до повозки, помогу устроиться. 

Мор Лаэрт и нэйт Грув тоже отправились провожать Эйлерта. Знакомство с настоящим боевым магом они считали большой честью, а еще их обоих не отпускала загадка: что же случилось с силой сына Дома Ночи? Отчего он растерял все свои Дары, а взамен приобрел что-то непонятное? И Лаэрт, и Грув догадывались, что ответа на этот вопрос могут так и не получить, зато знали: им будет, о чем посудачить между собой когда-нибудь в свободный вечерок под кружку-другую хмельной бракаренсы.

Обоз, который отправлялся в Шарсол, оказался небольшим: всего-то пять телег, по одному вознице на каждой, и четверо верховых охраны. Магов в обозе не было. Эйлерта с удобством устроили на третьей из подвод, поверх трех клетей, составленных в ряд и наполненных драконьими клыками, когтями и чешуей.

― Тронули! ― гаркнул во все горло первый возница, которому доверили возглавить весь обоз. 

Лошадиные спины и ноги напряглись. Заскрипели колеса. 

Эйлерт, сидя на своем высоком насесте, подумал вдруг, что едет на драконе. Точнее, на его останках. «Лучше верхом на драконе, чем внутри его утробы», ― хмыкнул про себя он, поправил наручи на левом запястье, заодно глянул и на брачный браслет: все такой же яркий и четкий. «Скоро свидимся, синеглазка!» ― обратился мысленно к Анналейсе. 

Заготовители говорили, что драконы до Шарсола не добрались, да и в самых ближних к Гнездовью селах не появлялись. Следовательно, бежать из города Лейсе было незачем. Во всяком случае, так думал Эйлерт. «Вот встретимся, поговорим, ― думал он, ― тогда и буду решать, как дальше жить». 

Решить предстояло многое. Эйлерт понимал, что не сумеет смириться и забыть о том, что в Гнездовье его боевую четверку отправили неспроста. Он должен узнать, кому и зачем это понадобилось! Только, может, сначала придется увезти, спрятать синеглазку, чтобы те, кто желает ему смерти, не добрались до нее и ее семьи. 

― Ты что такой смурной, Дьярви? ― поинтересовался возница, заметив, как задумался маг. ― Будто и не рад вовсе, что в Шарсол едешь. А ведь так рвался в путь!

― Рад я, рад! Но не знаю, чем меня город встретит. Вот сижу, гадаю.

― А ты не гадай. Знаешь, как моя бабка говорила? «Поживем ― увидим, доживем ― узнаем, выживем ― на ус намотаем». ― Возница поправил свои усы ― пушистые, ухоженные. Потом окликнул друзей. ― Эй, братцы, может, затянем нашу, дорожную? А то и в самом деле тоскливо в тишине ехать-то!

― Затягивай!

― Подпоем! ― послышались веселые отклики.

Эйлерт лег, уставился в небо ― снова ясное, будто осень вдруг решила уступить свое место лету. Приготовился внимать. Раньше ездить с обозами и слушать народные песни ему не приходилось. Вдруг показалось, что благодаря этой поездке он сможет стать ближе к своей синеглазке, к той простой жизни, какой она жила до того, как вышла за него замуж. 

Над дорогой, над просторами понеслась неожиданно бодрая песенка.

Ой ты, рыжа грива,

Ой ты, карий глаз.

Вот моя лошадка

В профиль и анфас.

Вот она игриво 

Ухом вбок ведет,

Вот, как конь ретивый, 

ножкой в землю бьет.

Сяду ей на круп я,

За уздцы возьмусь,

Рысью ли, галопом

По полю промчусь!

«А ведь и нам, боевым магам, такая песня пошла бы как походная! ― отметил про себя сын Дома Ночи. ― Хотя… какой теперь из меня маг? Вот тоже незадача. Отыскать бы друзей, Кьярвела и Дэгри, посоветоваться с ними ― к кому с такой бедой обратиться можно?»

Путь до Шарсола занял целых пять дней: подводы шли неспешно. За эти дни Эйлерт навсегда запомнил полюбившуюся ему песню и окончательно извелся в ожидании прибытия. А прибыли на пятый день к вечеру.

Солнце уже клонилось к краю земли. Тени, длинные и темные, перечеркивали мощеные булыжником улицы. Городская окраина затихала. Закрывались ставни и ворота. Пустели дороги и дворы. 

Обоз встал возле ряда бараков, отданных под склады. 

― Дальше сам, Дьярви, ― подмигнул возница. ― Прости, но до ворот нужного тебе дома доставить не сможем.

― Да и не нужно! ― Эйлерт спустился с телеги, свернул в скатки два плаща, подхватил заплечную сумку. ― Не хочу лишнего внимания ― ни к себе, ни к тем, к кому в гости иду. 

― Тогда прощай. Пусть тебе улыбнется удача и вернется магия. 

Остальные обозники подходить и специально прощаться не стали. Они уже разгружали свои подводы, а потому лишь помахали издалека, обойдясь короткими кивками и восклицаниями: «Бывай, Дьярви!»

Эйлерт торопливо раскланялся со всеми и, как мог быстро, зашагал вверх по дороге в сторону ратуши. Там свернул на знакомую улицу, ведущую в квартал мастеровых. И наконец, когда солнце уже почти скрылось за крышами, постучал в знакомую калитку. Сердце в груди сына Дома Ночи дрогнуло и отозвалось на этот стук ответным грохотом.

21. Эйлерт

Ставни в окне второго этажа приоткрылись на ширину ладони. Эйлерт набрал в грудь воздуха, чтобы окликнуть того, кто стоял там, за окошком, но створки быстро захлопнулись. Сын Ночи выдохнул, сожалея, что не может призвать силу и посмотреть на дом жены ночным зрением.