Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана - Александр Андреев

Вся подпольная Россия пела «Рабочую Марсельезу» Петра Лаврова:

«Отречемся от старого мира,Отряхнем его прах с наших ног!Нам враждебны златые кумиры,Ненавистен нам царский чертог.Вставай, подымайся, рабочий народ!Вставай на врагов, люд голодный!Раздайся крик мести народной:«Вперед!»»

В Европе Лаврова называли героем мысли, в России массово читали его работы. Лавров вступил в Первый Интернационал и познакомился с К.Марксом и Ф.Энгельсом. России он больше не увидел.

В 1875 году член многих народнических кружков, неоднократно арестовывавшийся дворянин Петр Ткачев бежал из ссылки за границу и в Женеве стал издавать журнал «Набат». Проведший шесть лет в казематах Петропавловской крепости Ткачев называл Бакунина антиреволюционером, а Лаврова псевдореволюционером, а своих идейных противников революционерами-реакционерами. Правда, он добавлял, что все пути и деятельности одинаково необходимы для достижения народной революции.

Петр Ткачев разрабатывал теорию захвата власти путем заговора конспиративной организацией. Власть свергнет революционный заговор теперь или очень нескоро, быть может никогда: «Такие минуты не часты в истории. Поторопитесь, не медлите! Революционер не подготавливает, а делает революцию. Делайте же ее! Делайте скорее! Всякая нерешительность, всякая проволочка – преступны! Отвечать на виселицы журнальными статьями черезчур наивно». К 1875 году он заявил, что единственная продуктивная форма политической борьбы в России – террор.

К 1868 году начала действовать Вульфовская коммуна студентов Медико-хирургической академии, библиотеку которой стали называть «якобинским клубом». Вокруг коммуны, готовившей молодежь для народной партии, создавались студенческие, гимназические, рабочие кружки, переводчики переводили на русский язык западные социалистические теории, появились специалисты шифровального дела, особая группа помощи товарищам в тюрьмах и ссылках. Члены коммуны проповедовали ограничение личных потребностей. Из этой коммуны вырос знаменитый кружок, организованный М.Натансоном и Н.Чайковским в Петербурге. Чайковцы, последователи Лаврова объявили свой девиз: «Чистое дело – чистыми руками!» Отделения кружка чайковцев стали действовать в Москве, Саратове, Орле, Вятке, Киеве, Харькове, Одессе. У чайковцев появилась своя типография, выпускавшая литературу для народа, оформленную в виде сказок и рассылавшуюся почти в сорок российских губерний. Были изданы и распространены тысячи экземпляров книг Чернышевского, Лаврова, Дарвина, Вольтера, Маркса. Член чайковцев и будущий знаменитый анархист князь Петр Кропоткин писал: «Наш кружок был тесной семьей друзей. Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей, как те двадцать человек, которых я встретил на первом заседании кружка Чайковского». Внедренный в кружок Третьим отделением провокатор докладывал в здание у Цепного моста: «Чайковцы абсолютно доверяют друг другу. Между ними нет ни старших, ни младших, все равнозначущи, все преследуют одну цель».

После издания книги В.Берви-Флеровского «Азбука социальных наук» по приказу царя М.Натансон и Н.Чайковский были судимы и сосланы. Чайковцы стали создавать рабочие кружки на Выборгской стороне, Васильевском острове, за Нарвской заставой. Пропагандистка Софья Перовская на вопрос рабочего Петра Алексеева «Что нам делать?» отвечала «Ждите, мы все подготовим и скажем». Все пропагандисты-чайковцы переодевались крестьянами и целыми ночами рассказывали рабочим о социализме. Они хотели, чтобы бывшие крестьяне говорили об их идеях в деревне. Вряд ли им бы удалось так долго заниматься пропагандой, если бы Третье отделение не было отвлечено «Обществом топора» Сергея Нечаева. К юбилею восшествия на престол Александра II грамотная Россия с ужасом читала в листовке: «Кого надо убить из царствующего дома? Всех!» Руководитель конспиративной группы «Народная расправа» Сергей Нечаев писал: «Террор и разрушения – задача в начале революции. Яд, нож, петля! Революция все одинаково освящает в этой борьбе. Это назовут терроризмом. Пусть! Нам все равно!»

Дед Сергея Нечаева, дворянин и помещик, продал своего сына и его мать, дворовую крестьянку, когда ребенку было десять лет. Сама фамилия Нечаев означала «Ничей». Сильная воля помогла Сергею выучиться на учителя народных училищ. Двадцатилетний Нечаев в 1867 году приехал в Санкт-Петербург, где стал преподавать в одном из приходских училищ. После выстрела студента двух университетов Каракозова в Александра II власти приняли новые правила для высших учебных заведений, которые вызывали неприятие общества и активно создавали противников полицейского государства. Были запрещены студенческие библиотеки, собрания, кассы взаимопомощи, столовые-кухмистерские. Среди студентов каждый третий был из небогатой разночинной семьи и взаимовыручка помогала им в Петербурге сводить концы с концами и осуществлять свою мечту, получая высшее образование. Нечаев, бывший вольнослушателем университета, принимал активное участие в студенческих волнениях зимы 1868 года и весной 1869 года выехал за границу. В Европе он познакомился с М.Бакуниным и выпустил напечатанный красной краской журнал «Народная расправа». Местом издания напечатанного в женевской типографии журнала он поставил «Москва», начав борьбу с Третьим отделением: «Мы хотим народной, мужицкой революции! Нравственно все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему». Нечаев выдвинул свой главный принцип вседозволенности – отсутствие принципов при достижении поставленной цели. Летом 1869 года для себя он написал «Катехизис революционера», не предполагая его распространять, понимая, что он вызовет отталкивающий эффект. Позднее, во время судебного процесса над его группой «Катехизис» был опубликован «Правительственным вестником»: «Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. В нем все поглощено исключительно революцией. Его цель – полное освобождение и счастье народа.

Прежде всего должны быть уничтожены люди, чья внезапная и насильственная смерть может навести наибольший страх на правительство, и лишив его умных и энергичных людей, потрясти его силу.

Революционер живет в обществе, имея целью лишь его беспощадное разрушение. Общество делится на категории.

Первая категория – осужденные на смерть в первую очередь.

Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым только временно дают жизнь, чтобы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

К третьей категории принадлежат многие высокопоставленные скоты или личности, не отличающиеся ни особенным умом и энергией, но по положению пользующихся богатством, связями, влиянием и силой. Надо эксплуатировать их всевозможными путями, опутать их, сбить с толку, и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами.

Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С одними можно конспирировать по их программе, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибирать их в руки, овладеть всеми их тайнами, полностью их скомпрометировать, так чтобы возврат для них был невозможен, и их руками мутить государство.

Пятая категория – доктринеры, конспираторы и революционеры в праздноглаголющих кружках и на бумаге. Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичное головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих».

Нечаев по обычной почте разослал тысячи писем с листовками и прокламациями по адресам в России, которые мог вспомнить и найти в телефонных справочниках и рекламных буклетах. Третье отделение читало письма, отправляло их адресатам и ждало, принесут ли их в полицию. Если письма не несли, жандармы начинали слежку и преследования за недонесение. Жандармы прекрасно понимали, что это революция на бумаге, но надо было получать чины, звания и ордена. В обществе все знали, что Третье отделение выдавало своим сотрудникам деньги на выкуп тиражей книг, вызвавших неудовольствие властей. Всем было известно, что жандармы деньги воровали, а книги конфисковывали и даже перепродавали. Об этом позоре, как и о провокациях с письмами, писали европейские газеты. В России стали брезгливо презирать жандармов. Из охранителей империи они превратились в государственных воров, любящих издеваться над людьми. Во всей России быстро росло число обиженных и недовольных.

Третье отделение подсылало к Бакунину и Нечаеву в Швейцарию как доверенных лиц из России с рекомендациями их знакомых своих агентов. Они получали десятки писем к реальным сторонникам революционеров. Инакомыслящих тут же брали под надзор или арестовывали. Шум в империи вышел большой и Нечаева объявили особо опасным государственным преступником.