Темные воды. Тайна Иерихонской розы - Дороти Иден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У Маркуса началась лихорадка, — сказала она. — Я ни о чем не думала, кроме него. Во всяком случае, у меня создалось впечатление, что мистер Марш сказал, что собирается нанести визит после полудня.
— Маркус болен, — воскликнул мистер Марш. — Мне очень жаль слышать это.
— Это только легкая лихорадка…
— Мы должны позвать доктора Бейтса, — прервал дядя Эдгар. — Почему этого до сих пор не сделано?
Нос тети Луизы, но причине ли мадеры, или от удовольствия принимать симпатичного и, вероятно, неженатого молодого человека, а может быть, от косвенного упрека мужа, приобрел знакомый цвет виноградной кисти.
— Фанни сказала, что лихорадка легкая. А вы сами видите, мистер Марш, Фанни практичная молодая женщина, к тому же очень привязанная к детям. Моей собственной дочери, боюсь, еще только предстоит узнать практическую сторону жизни.
Под снисходительным тоном матери Амелия опустила ресницы на свои розовые щечки. Она выглядела невыносимо самодовольной. И вдруг Фанни возненавидела их всех за то, что они только что с ней сделали, позволив ей войти неподготовленной в комнату, в таком виде, чтобы сравнение ее с Амелией было неизбежным.
Они намеренно сделали это. Ей страстно захотелось, чтобы она убежала все же в тот день в Лондоне. Затем она вспомнила детей наверху, полностью зависящих от нее, и устыдилась собственного эгоизма. Однако в глазах ее и в надутых губах остался гнев. Пусть Амелия кокетливо улыбается. Она будет сама собой, она откажется быть слабой и униженной.
— Фанни, мистер Марш рассказывал нам, как случилось, что в тот день он оказал детям в поезде такую неоценимую помощь. Служащий компании опаздывал. Мистер Марш обнаружил расстроенную Чинг Мей. Будучи в состоянии говорить по-китайски, он вскоре прояснил для себя факты. Я правильно рассказываю, мистер Марш?
— Мисс Фанни выразила удивление тем, что я говорил на языке Чинг Мей, — глаза мистера Марша снова смотрели на Фанни, на этот раз с иронией. — Я не объяснил ей, как объяснил вам, что мой отец был хорошо известным коллекционером китайского фарфора и нефрита. Он совершил несколько путешествий на Восток, и в двух из них я сопровождал его. Мне следовало добавить, что в тот день я был в Тильбюри, потому что «Чайна Стар» привезла несколько новых образцов для коллекции, которой теперь владею я.
— И он подыскивает дом, в котором можно было бы хранить ее, — воскликнула Амелия, не в состоянии больше молчать. — И в котором можно было бы жить самому, конечно. Мистер Марш, если бы это оказалось где-нибудь здесь но соседству, я была бы рада я имею в виду, мы все были бы рады.
Она вспыхнула из-за своей откровенности, а Адам Марш улыбнулся.
— Это очаровательно с вашей стороны, мисс Амелия.
Забавно, подумала Фанни, когда он смотрел на Амелию, это почти мрачное выражение оставляло его, и он выглядел легкомысленным и веселым. Он не анализировал ее, как анализировал Фанни. Но ведь Амелию и не нужно было анализировать. Она не выглядела в разные дни то как дочь лорда, то как служанка.
— Да, я устал от скитаний, — продолжал он, — и собираюсь осесть на месте. Как я уже говорил мисс Фанни, я испытываю сильную привязанность к этой части Англии. Наша встреча была совершенной случайностью, не так ли?
— Счастливой случайностью, мистер Марш, — тепло сказала тетя Луиза. — Я надеюсь, мы сможем убедить вас посетить некоторые из наших увеселений в этом году. Позже мы даем бал в честь Амелии.
— И, ей-богу, адвокат моего брата из Шанхая тоже будет здесь, — сказал дядя Эдгар. — Некий мистер Хэмиш Барлоу. Я полагаю, вы не слышали о нем?
Действительно ли что-то сверкнуло в этих темно-карих глазах? Это были непроницаемые глаза, решила Фанни с самого начала. Амелия могла бы утонуть в них целиком. Так же, кстати сказать, могла и она.
— Боюсь, что мое знакомство с Китаем сосредоточено в основном на Пекине. Но мне будет интересно встретиться с мистером Барлоу.
— Я неожиданно вспомнила! — крикнула Амелия. — Вчера Роберт Хэдлоу сказал, что Херонсхолл скоро будет выставлен на продажу. Старый мистер Фаркуарсон собирается постоянно жить в Лондоне. Это едва в десяти милях отсюда. Это дом в георгианском стиле, мистер Марш, с прелестными светлыми комнатами. Совсем не такой темный и мрачный как наш.
— Но этот дом по-настоящему красив, — возразил мистер Марш.
Фанни обнаружила, что не в состоянии стоять там, в то время как Амелия возбужденно устраивает будущее этого постороннего человека. Конечно, ему не следовало позволять ей делать это! Хотя, если он говорил правду и действительно хотел купить дом, Херонсхолл чрезвычайно для этого подходил. Высокие окна замечательно демонстрировали бы его коллекцию китайского фарфора — если она, конечно, существовала…
Она прервала беседу, сказав совершенно спокойным тоном.
— Если вы меня извините, я бы хотела вернуться к Маркусу.
— Конечно, моя дорогая, — сказал дядя Эдгар. — Но не превращайте себя в пленницу в комнате больного. Вы знаете, что в этом нет нужды.
— Фанни всегда считала, что ее призвание ухаживать за больными, — сказала тетя Луиза извиняющимся тоном. — Затем, позже она начала говорить о монастырях. Я думаю, она всегда воображала, что в ней есть что-то от мученицы. Полагаю, это от ее кельтских предков.
— Она слишком привлекательна для монастырей и больниц, — прогудел дядя Эдгар. — И, в добавление к праздникам этого года, мистер Марш, Фанни исполняется двадцать один год, что, естественно, будет отпраздновано подобающим образом.
Как умны они были — тетя Луиза со своим предположением, что склонность к мученичеству удерживает ее в комнате больного Маркуса и заставляет носить самую старую одежду, дядя Эдгар со своим намеком, что двадцать один это значительно больше, чем нежная свежесть семнадцати.
Или она просто навоображала себе эти вещи, потому что влюбилась и все ее чувства невыносимо обострились? Она знала, что ей не суждено легкой доли, и для того, чтобы достичь счастья, ей придется пройти по туго натянутому канату. Более вероятно, что ей суждено было упасть и непоправимо пораниться.
Она выбралась из комнаты и только хотела бежать к детям, ее союзникам, а теперь еще добрым и нежным друзьям, не критикующим и не задающим лишних вопросов, как в смятении услышала у двери голос Адама.
— Я очень привязался к детям. Я обещал им прийти. Я не помешаю, если зайду в комнату больного на две минуты?
— Как это внимательно с вашей стороны, мистер Марш, — голос тети Луизы выражал согласие, как того требовала вежливость, но звучал все же
