Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте - Юлия Ефимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорили, правда, шёпотом, что Эйвард обезумел перед смертью из-за гибели сына, вёл себя совершенно непредсказуемо: то молился днём и ночью, то влетал в тронный зал и ставил печати на любых бумажках. Ривенхеды попытались найти ему новую жену. В день свадьбы у короля начался припадок, напуганная невеста сбежала из-под венца. Родители вернули её, но король заперся в молельне и не выходил несколько дней. Там он и умер.
Рик вздрогнул от прикосновения: Мая подошла так неслышно, что он не заметил, увлечённый портретом.
– Я вижу, вы вернулись в королевскую стражу? – улыбнулась Мая. Рик гордо кивнул: даже Кьяран был поражён его выздоровлением, король же без проблем восстановил на службе.
– Вы видели этот портрет раньше? – спросила Мая.
– Да, правда, не рассматривал особо.
Мая задумчиво склонила голову, глядя на Эйварда:
– Королева сказала, что портрет писали после смерти Байнара. Я, когда этот портрет увидела, сначала не поняла, что это Эйвард. Знаете, ваша милость…
– Называй меня Рик, мы же теперь равны. Ты уже не служанка, а я… Ну, я кто был, тот и есть.
Мая внимательно посмотрела Рику в глаза.
– Вы не знаете, кто вы есть. Я вижу нечто общее между вами и этим портретом, – она указала на Эйварда. Рик едва не засмеялся, Мая серьёзно продолжала: – У вас с ним похожие глаза. Честолюбие, уверенность в своих силах – этим вы похожи. Иногда вы пугаете меня упорством и страстью идти вперёд.
Рик невольно улыбнулся. Такого ему никто ещё не говорил. Да, он честолюбив и много раз ссорился из-за этого с отцом, который считал это гордыней.
– А мне кажется, что этот портрет похож на твой… То есть на портрет Юны. – Юной звали дочь Сайрона Бадла.
Мая кивнула:
– Я думаю, их написал один художник, хотя они созданы с разницей больше пятнадцати лет. В глазах у написанных им людей можно прочесть душу, и он любит красно-белые цвета.
Насколько Рик помнил, на портрете Юны были красная и белая розы.
– И что?
– У красного необычный оттенок, мне такие не встречались, напоминает кровь. Белый светится в темноте – я видела. Слабо так светится, словно в картине едва теплится жизнь. – Рик покосился на Маю: от её слов мороз прошёл у него по коже.
***
Интерес Рика к Илзе Ривенхед был заметен издали, он старался почаще попадаться ей на глаза. Самайя жалела Рика, который не обращал внимания на презрительные, порой враждебные взгляды Илзы. Королева однажды сказала, что Рик не менее красив, чем его отец в юности, а потом грустно и тихо заметила, что бастардов у Ривенхедов много, но нет Ривенхедов среди бастардов. Самайя порадовалась, что Рик этого не слышит. Его страстная мечта получить больше, чем дала ему жизнь, её иногда пугала: она боялась, что на пути к цели Рик способен задавить кого угодно.
Чем больше Самайя узнавала жизнь дворца, тем меньше он ей нравился. Дядя частенько приглашал её к Краскам, расспрашивал подробности, делился знаниями о разных людях. Фил, ставший помощником дяди, много чего добавлял, красочно расписывая пороки и склонности обитателей дворца. Так, Фил намекнул, что Алексарх предпочитает мужчин. Самайя теперь невольно косилась на принца, когда он разговаривал с кем-то из мужчин. Вот ещё один человек, чья сущность и желания выходили за рамки, признанные обществом. А когда Фил сказал, что последняя пассия Айвариха может дорого обойтись королевству, она мысленно пнула себя за ненаблюдательность: ведь на осеннем балу король и впрямь крутился вокруг одной женщины – Тории Иглсуд. Вскоре весь двор обсуждал этот страстный роман; королева делала вид, что ничего не происходит, всё больше замыкаясь в себе.
Самайя постепенно запоминала, кто есть кто, училась различать степень влияния при дворе, по намёкам понимать смысл речей. Энгус Краск нередко брал на себя роль её провожатого в мире политики, хотя Самайя не понимала, зачем это ему надо. Она уже знала, что при дворе никто ничего просто так не делает. Дядя благодаря присутствию Самайи зачастил во дворец, пристроенный им живописец Дорин Килмах получил не только право писать портрет короля, но и открыл мастерскую с типографией и аптеку в Нортхеде. Даже Рик, который веселил её, не давал ей забыть про свою Илзу. Только Дим ничего не просил, а подбадривал, давал дельные советы и заодно показал пару приёмов, как отбиться от пьяного мужчины, если он пристаёт, и как сбежать от насильника, если тот крепко стоит на ногах. С подачи Дима Самайя носила на поясе кинжал в ножнах, сделанных Димом в виде сумочки. Он же учил девушку им пользоваться. Рик однажды заметил её кинжал, выпытал об их занятиях, и Диму пришлось давать уроки и ему: юноша с каким-то остервенением изучал непривычные для Сканналии способы борьбы с мечом, кинжалом или без оружия вообще.
Наступила зима, королева чувствовала себя хорошо, король навещал её, хотя и куда реже, чем Торию Иглсуд. Самайя исполняла обязанности, всё больше погружаясь в жизнь королевского двора. Она научилась без содрогания приветствовать даже соратника принца Крисфена Власа Мэйдингора, о котором по дворцу ходили воистину жуткие слухи. От самого принца она держалась подальше, не слишком рассчитывая на его страх перед отцом. Принц, к счастью, её не замечал.
В стране было спокойно, только Оскар Мирн да Теодор Ривенхед время от времени тревожили Айвариха утверждениями, что ересь проникает всё глубже в Сканналию, обретая популярность как среди знати, так и простого народа. Айварих отмахивался, предвкушая рождение наследника в конце зимы, и предлагал им самим решать проблемы. В эту зиму Самайя видела четыре казни на костре, слышала множество проповедей против ереси и поняла для себя, что от слишком рьяных эктариан надо держаться так же далеко, как и от зарианцев. Фил, как всегда ехидно, высказался в том духе, что попы, особенно те, чья фамилия Ривенхед, боятся за свои задницы на тёпленьких местах, потому что еретики отрицают не веру и Бога, а роль попов, монахов и тех притонов, которые иные называют церквями и монастырями. Всё больше деловых людей, добавил дядя Сайрон, проявляют недовольство кучей нелепых правил и обрядов, стоящих баснословных денег.
Рик, иногда сопровождавший Самайю на казни, поначалу поддерживал Мирна. После того, как один из приговорённых обратился к толпе с длинной речью в защиту своей веры и сгорел без единого стона, Рик ушёл растерянным, не заметив Ноэля, который хмуро стоял в толпе. У Самайи Мирн, несмотря на все его заслуги, вызывал страх, напоминая ей о смерти родителей в Арпене из-за обвинений в колдовстве.
***
Рик знал Самуила-Данника с детства. Про себя
