Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте - Юлия Ефимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отличная работа! Я много портретов видел, это – один из лучших! – послышался голос короля: оставив Самайю в покое, он вернулся к портрету. – Что скажешь, Георг? – обратился он к Ворнхолму, который рассматривал портрет, не проявляя никаких чувств.
– Превосходно написано, – равнодушно ответил барон. – Очень необычные цвета…
– Это портрет твоей дочери? – Айварих, не дослушав, повернулся к Бадлу.
– Да, Ваше Величество, мой знакомый художник Дорин Килмах написал его два года назад. Кроме того, я сохранил платья и наряды дочери, теперь их носит моя племянница. Стоило мне увидеть Маю, у меня не осталось сомнений. Однако если Ваше Величество пожелает, мы уедем.
– Но ты же хотел её фрейлиной сделать.
– Я мечтаю об этом, Ваше Величество, моя благодарность не знала бы границ, но на всё ваша воля, – Сайрон Бадл поклонился снова.
– Должен признать, твой довод убедителен, – нахмурился король. – Что скажете, господа? – обратился он к членам Королевского Совета.
– Как имя вашего отца? – обратился к Самайе Уолтер Фроммель.
– Луций Бадл, ваша милость, – смущённо ответила Самайя. Сайрон убедил её молчать о том, что она не помнит имени отца и матери, заставил выучить имена всех членов его семьи.
– А вашего деда?
– Его звали На… Найвил, – Самайя запнулась, с трудом выдавив имя.
Дядя что-то продолжал говорить – Самайя не слышала: она пыталась поймать знакомое чувство, посещавшее её вместе с воспоминаниями. Вопрос об имени деда вызвал отклик, откуда-то появилось другое имя – она его едва не произнесла. Назер – так звали… Но если её деда звали Назер, то кто тогда Найвил, отец Луция? Самайя запуталась, пытаясь понять, откуда взялось новое имя. Или это дед по матери? Самайя напрягала память, но сосредоточиться ей мешал разговор дяди и короля.
Тем временем дядя, похоже, договорился с Айварихом обо всём, включая официальную церемонию представления ко двору. К тому времени, когда Самайя снова начала вслушиваться в их диалог, они говорили о другом портрете. Айвариху так понравилась работа, что он захотел сделать заказ на свой портрет. Сайрон пообещал, что Килмах прибудет во дворец завтра же; оплату за его работу дядя брал на себя. Довольный Айварих, явно под впечатлением от картины, сказал, что художнику подготовят комнату для работы, и добавил, что ждёт Сайрона с его племянницей вечером на торжественном приёме.
Покинув дворец, Бадл потянул племянницу в дом Энгуса Краска, где они остановились. Ей нужно переодеться и приукраситься, подмигнул дядя, раз отныне она – фрейлина королевы.
День оказался таким насыщенным, что к вечеру Самайя едва воспринимала окружающее. На приёме, среди множества мужчин и женщин в пышных, дорогих нарядах, сверкавших драгоценностями, она ощущала себя серой тенью, которая не видит и не чувствует ничего, а скользит вслед за дядей, повинуясь его движениям. Она не помнила, как оказалась дома и, едва сбросив платье, заснула мёртвым сном.
***
Рик нетерпеливо вытягивал шею у покоев королевы в ожидании Маи. Вчера на балу она выглядела просто потрясающе в светло-зелёном парчовом платье с изумрудами на шее. Рик хотел поздравить её с должностью фрейлины и попросить помочь ему с Илзой.
Он едва успел шепнуть ей просьбу о встрече, как она поспешно кивнула и скрылась в комнатах королевы; Рик остался у дверей размышлять о том, что служба во дворце слишком скучна для воина. Обычно королева обходилась без личной охраны внутри дворца, но в её нынешнем положении Айварих решил не рисковать и ставил дежурить стражников на случай необходимости. С каждым днём беременности король становился всё более нервным, требовал от лучших врачей постоянно осматривать Её Величество и докладывать ему лично каждый день о её состоянии. Что делать Рику, если королеве станет хуже, никто не сказал. Он маялся целый день, надеясь, что всё будет в порядке, и одновременно желая хоть какого-то разнообразия.
Вечером после смены Рик отправился на место встречи с Маей – в галерею портретов королей. Её чаще называли Тёмной. Даже по утрам, когда солнце светило прямо в три небольших окна, тут было темновато; вечерами придворный, ответственный за освещение дворца, не утруждал себя тем, чтобы следить за люстрами и канделябрами, и галерея погружалась во мрак. Почему для портретов выбрали такое неуютное место, никто уже не помнил. Пройти сюда можно было из северного крыла через Северную башню.
Посетители в галерее появлялись редко, поскольку она занимала самое удалённое нежилое восточное крыло на втором этаже дворца. Окна выходили не на Дворцовую площадь, а на пустующие сейчас площадки для учебных боёв стражников и игры в мяч. Далее расстилались крыши деловых кварталов, виднелись башни кафедрального собора.
В галерее висели портреты всех королей, их жён и детей за последние лет сто и портреты более древних королей, написанные спустя много времени после их смерти в виде ликов на иконах, какими были, например, портреты Валамира и его сына – Святого Рагмира. Не хватало только портрета Райгарда Второго: написанный при его жизни портрет куда-то убрали.
В ожидании Маи Рик подошёл к портрету короля Эйварда Пятого. Обычно он не обращал на него внимания, любуясь портретом королевы Катрейны, на котором она казалась совсем юной и очень притягательной – сегодня Рик хотел рассмотреть её брата. Точнее, сводного брата: королева была дочерью Райгарда Первого от второго брака с Лееной Ривенхед, в то время как Эйвард Пятый, Райгард Второй, Маэрина, ныне королева Барундии, и Саймеон – дети от первого брака с Диарой Ворнхолм.
Рик подошёл поближе, вглядываясь в черты давно умершего короля. Эйвард был не слишком красив, зато явно силён и здоров, хотя уже немолод. Длинное красное складчатое одеяние прикрывала меховая накидка на плечах. Из-под белого меха на груди выглядывал чёрный камзол и ворот белой сорочки. Широкий чёрный берет на тёмных волосах украшала камея. В левой руке Эйвард держал надкушенный гранат. В чёрных глазах короля, смотревших куда-то вниз, уживались грусть и жажда власти, свойственная всем Кройдомам, чей
