Если столкнешься с собой... (сборник) - Юрий Вяземский

Единственным человеком, который не баловал Кирилла, была бабушка. Она же первой обнаружила в нем музыкальный слух, пела над его кроваткой народные песни, старинные романсы и даже оперные арии, а когда Кирилл подрос, настояла на том, чтобы ему наняли учительницу по фортепьяно. Она же готовила с ним домашние задания по музыке, перечитала ему множество книг, причем никогда не читала все подряд, а тщательно подбирала детскую литературу для чтения, делая особый упор на классику: Пушкина, Толстого, всемирно известных сказочников, а также мифы Древней Греции. Она же гуляла с ним по пять-шесть часов в день, мыла его, кормила, лечила, когда он болел, следила за тем, чтобы он убирал игрушки.

Мать Кирилла, Анна Константиновна, была очень занятой женщиной, работала на двух работах и еще училась в заочной аспирантуре. На сына у нее, естественно, времени почти не оставалось, а когда выкраивалась свободная минутка для удовлетворения материнских потребностей, то отдавалась им одержимо и восторженно, обнимала Кирилла, тискала, причитала над ним, все ему позволяла, все прощала, а насытившись сыном, надолго исчезала из его жизни. Книг Кириллу она не читала, задания по музыке не проверяла, а игрушки убирала за сыном сама.

В особой одаренности Кирилла Анна Константиновна была непоколебимо уверена чуть ли не с первых дней его жизни и обожала демонстрировать способности сына на публике. Ни одни именины, ни один день рождения, ни одно праздничное и непраздничное сборище друзей и знакомых не обходилось без того, чтобы маленького Кирилла не просили спеть песенку, прочесть стихотворение, станцевать.

Пел он, как ему потом рассказывали – сам он, разумеется, не помнил, как он пел в три года, – удивительно, голосок у него был чистый, звонкий, слух почти абсолютный, а репертуар далеко не детский. Никаких там «Мишка с куклой бойко топали» – о существовании подобного рода песенок Кирилл узнал значительно позже, когда уже учился в школе, а в самом раннем возрасте, когда еще и говорить толком не научился и пол-алфавита не выговаривал, исполнял исключительно взрослое и некукольное, главным образом из надкроватного репертуара своей бабушки, к примеру. «Прости, небесное создание», «Ах, зачем эта ночь» или «Во Францию два гренадера». К публике Кирилл был приучен, что называется, с пеленок и ничуть не путался, когда его вдруг будили поздно вечером, вынимали из кроватки и сонного, в одной рубашонке выносили в большую комнату, где за большим столом под чугунной люстрой сидели гости, которые, как ему объясняли, ни за что не могли разойтись по домам, не прослушав «Ах, зачем эта ночь» и «Двух гренадеров» в его исполнении. И он покорно пел, жмурясь на яркий свет, постепенно просыпаясь и раз за разом все более приобщаясь к небезопасной роли вундеркинда, вошедшего во вкус с раннего детства.

Впрочем, когда у мамы после ее, как всегда, краткосрочной поездки в Москву к мужу родилась Светочка, Кириллу стали уделять значительно меньше внимания. Мама и тетки теперь в ней искали удовлетворения для своих изредка пробуждавшихся родственных инстинктов; да и у бабушки с появлением внучки заметно прибавилось дел.

Тем не менее способности Кирилла продолжали демонстрироваться с прежней регулярностью и с прежним общесемейным восторгом. Это была единственная сфера, в которой после рождения Светочки Кириллу удалось сохранить позиции, главным образом потому, что Светочка в самом раннем своем возрасте не проявляла особых способностей, во всяком случае, ее способности были менее эффектны и пригодны для демонстрации…

Кто мог подумать, что Светочка, в пять лет начав заниматься музыкой, с шести лет будет регулярно выступать по телевидению, в тринадцать лет начнет учиться у профессора Московской консерватории, в четырнадцать получит первую премию на международном конкурсе Шопена, а в шестнадцать станет чуть ли не мировой знаменитостью! Ее и музыке-то отдали учиться исключительно потому, что Кирилл учился музыке, так сказать, по стопам гениального брата…

Через полгода после рождения Светочки одна из теток вышла замуж и «съехала со двора», а следом за ней вскоре самоопределились и две остальные тетушки. Так что баловать Кирилла стало почти некому. А когда Кирилл пошел во второй класс, то мама со Светочкой перебрались на постоянное жительство в Москву, предоставив Кирилла целиком бабушке.

Дважды в год, на Седьмое ноября и на Первое мая, мама со Светочкой и с отцом приезжали в Ленинград. За две недели, а то и за месяц до их приезда Кирилл терял покой, начинал считать дни и, чтобы скрасить томительное ожидание и унять нетерпение, чертил разноцветные графики, таблицы, которые развешивал в комнате по стенам, шкафам и этажеркам и на которых ежедневно отмечал количество дней и часов, отделявших его от встречи с мамой. Именно с мамой, а не с отцом и не со Светочкой. Сами по себе они были не только безразличны, но и враждебны Кириллу: отец тянул маму в гости и тем самым грабил Кирилла, отнимал у него драгоценные, тысячу раз сосчитанные им до этого «часы с мамой», а Светочка отвлекала на себя мамино внимание. Но так как мама никогда не приезжала одна, то и отца, и Светочку перед приездом мамы ждал с тем же душевным трепетом, почти с любовью.

Чем ближе оставалось до маминого приезда, тем нестерпимее становилось ожидание. В эти дни Кирилл особенно тщательно готовил школьные уроки; с несвойственным для него усердием играл на рояле, чем удивлял и бабушку, и свою учительницу по музыке, когда той об этом рассказывали; эксплуатировал фантазию, дабы придумать себе как можно больше разнообразных занятий и, с головой погрузившись в них, как-то протянуть, прожить, пробиться сквозь эти оставшиеся дни и часы. Он даже графики свои все рвал и заново перечерчивал, намеренно искажая сроки маминого приезда, но не приближая заветный час, а, наоборот, отодвигая его на несколько дней вперед. Так ему было легче ждать. Потому что когда ложился спать и перед сном заносил вымученный и выжитый день в графики и таблицы, то уже не думал: «Какой ужас! Еще целых пять дней осталось!» – а говорил себе: «Еще не скоро. Еще десять дней», – и, поверив в эту ужасную цифру, мог затем успокоить и обрадовать себя: «Нет, всего пять дней осталось! Каких-то пять дней!»

А в последнюю ночь вовсе не смыкал глаз. Тайком от бабушки клал под подушку будильник и до утра забавлял себя тем, что «играл во время», как он сам это называл, то есть «загадывал» себе интервалы времени, от пяти минут до пятнадцати, в течение которых неподвижно лежал на спине, смотрел в потолок, старался ни о чем не думать и «слушать время», а потом лез под подушку, доставал будильник и по его светящемуся в темноте циферблату проверял, насколько точно он «угадал время».

Бесконечной и мучительной была для Кирилла эта последняя ночь. И все же впереди его ждало еще большее мучение.

Как правило, мама приезжала рано утром и, едва добравшись с вокзала домой, тут же ложилась спать, досыпать недоспанное в поезде. И вот именно эти три часа, пока мама спала, казались Кириллу верхом мучений.

Маму с отцом и Светочкой клали у Кирилла в комнате, бабушка ложилась на топчане на кухне, а самого Кирилла помещали на диване в большой комнате. Но разве мог он заснуть! Теперь, когда мама уже приехала! Уже была рядом! Когда стоило только открыть дверь, войти в соседнюю комнату…

И поэтому, как только мама с отцом удалялись спать, а бабушка уходила на кухню, вскакивал с дивана и бесшумно метался по комнате, вокруг стола и из угла в угол, обмирая от каждого шороха, в надежде, что вдруг произойдет чудо и мама все-таки не сможет заснуть, и выйдет в большую комнату, и они наконец будут вместе, совершенно одни, без этой Светочки, без этого отца, и даже без бабушки, и шепотом, чтобы никого не разбудить, точно заговорщики…

И один раз Кирилл не выдержал. Выскочил в коридор, накинул пальто и убежал из дому. Вышел на набережную, дошел до того места, где были сфинксы и где они часто гуляли с бабушкой, спустился по ступеням к самой воде и вдруг подумал: «Раз я не могу заснуть, то возьму сейчас и утону. На три часа только утону. А когда мама проснется, вынырну и вернусь домой. А может, и не вынырну. Все равно потом уедет».

Совершенно серьезно подумал и даже ступил одной ногой в воду, но вода показалась слишком холодной. Кирилл испугался этого обжигающего холода и тонуть тотчас передумал, взбежал наверх и вдоль набережной пошел в сторону Гавани. Он дошел до самой Гавани, потом сел на трамвай и поехал обратно. Но когда доехал до своей остановки, то подумал, что мама, должно быть, еще не проснулась, и уехал на Петроградскую сторону, а оттуда уже пешком пошел домой. Ему было холодно и хотелось скорее добраться до дома, но он нарочно заставлял себя идти медленным шагом, чтобы, не дай бог, не застать маму спящей.

Домой он вернулся к обеду. Его уже давно хватились, обзвонили всех знакомых Кирилла, искали его в тех местах, где он обычно гулял, даже к сфинксам сходили. А потом отец позвонил в милицию.