Сказки на ночь - Сандра Мэй

В гнезде из белой ваты лежал и лукаво улыбался ему голубоглазый рождественский ангел с золотыми волосами и лицом Джилл Сойер.

Эпилог

Ресторан «Земляничная поляна» готовился к открытию. На кухне звенели посудой, вкусно пахло выпечкой и мятой, за окнами сиял весенний солнечный день.

Джилл Сойер блаженно вытянула отекшие ноги и зажмурилась. Как же хорошо, когда не надо никуда спешить!

Все работало, работало превосходно и изумительно, отзывы о ресторане были самые благоприятные, и за первый же месяц работы они ухитрились окупить почти две трети расходов. Лора, правда, никак не может простить Джилл зала в русском стиле – самовар, по ее мнению, отдает Брайтоном, а баранки никто не берет, так они и висят на этом самом самоваре. Ничего, зато прикольно.

Джилл тихонько рассмеялась. Ее ресторан – чудн о !

На дворе стоял апрель, необычайно теплый в этом году. Весенними вечерами у них ожидается аншлаг…

Звякнул серебряный колокольчик на входной двери. Джилл было лень поворачиваться.

– Извините, мы еще закрыты. Откроемся ровно без четверти пять.

Это тоже была фишка – знаменитое английское чаепитие начинается ровно в пять часов вечера.

Второго перезвона не было слышно. Посетитель не уходил. Джилл вздохнула и медленно обернулась…

Он здорово изменился. Помолодел, похудел. Лицо было загорелое, и потому серые глаза на смуглой коже выделялись особенно ярко. Никакого льда и стали – чистейшее серебро.

Марк Боумен стоял и смотрел на Джилл Сойер. Чувствуя, как бешено колотится в горле сердце, она медленно произнесла:

– Здравствуй, Марк.

– Здравствуй.

– Приехал?

Она замолчала, потому что пересохло во рту. Марк шагнул вперед и уселся за столик напротив нее. Из кухни виновато выскочил жующий швейцар Фрэнк, готовясь выставить назойливого пришельца, но Джилл слабо махнула рукой – и Фрэнк вернулся к своим любимым пирожкам с черникой.

Марк откашлялся.

– Я приехал, чтобы признаться тебе в нескольких вещах.

– Это вовсе ни к чему, если ты этого не хочешь…

– Разумеется, хочу, иначе бы не приехал. Так вот, во-первых, я все равно не верю в Санта-Клауса.

Джилл подавила желание улыбнуться. Такое признание для прежнего Марка Боумена было непосильной ношей.

– Вообще-то я тоже не очень, но надо же как-то объяснять чудеса, которые случаются время от времени?

– Во-вторых, я не пою. Никогда.

– Вообще никогда?

– Никогда и ни при каких обстоятельствах. У меня нет слуха.

– Это тоже не очень страшно, я что-то охладела в последнее время к вокалу. Что-то еще?

– Даже не знаю.

– Зачем ты приехал? Только чтобы сказать мне про Санту и пение?

– Н-нет… в каком-то смысле у меня не было выбора.

– Что-то ты не выглядишь, как человек, которого угрозами вынудили сделать то, чего ему совсем не хочется делать…

– Джилл Сойер, если ты помолчишь хоть минутку, я, возможно, смогу собраться с силами и сказать то, что должен.

– Марк, я ничегошеньки не понимаю…

– Умолкни.

– Хорошо. Молчу.

– Спасибо. Так во-от… Я не собираюсь давать никаких обещаний. Нет. Не так. Наоборот, я как раз хочу дать тебе страшную клятву. Я клянусь, что буду любить тебя вечно. Я в этом совершенно уверен. Не уверен я в другом – будешь ли любить меня вечно ты. Даже если сейчас тебе может показаться, что это так, на самом деле все может обернуться по-другому, и ты даже возненавидишь меня… Я ведь не очень-то легкий человек.

– О да!

Марк помолчал и сказал совсем другим голосом:

– Джилл, я люблю тебя. Очень. Я не могу без тебя жить. Если ты окажешь мне честь принять мою любовь и тебя не испугает мой характер…

Джилл улыбнулась.

– Я видела тебя разным, Марк Боумен. В том числе и совершенно невыносимым, и слабым, и занудным, и жестоким. Меня это не испугало. Полагаю, что смогу справиться с этим.

– Подожди, ты еще не все про меня знаешь…

– Нам же не придется все время торчать друг у друга на виду? Если мы устанем, то всегда сможем разъехаться на некоторое время…

– Нет уж!

Джилл вытаращила глаза.

– То есть… ты хочешь жить со мной?

– Да.

– Тогда нам придется подыскать новую квартиру, мой дом слишком мал…

– Отлично. Это не будет ни твой, ни мой дом, это будет наш дом.

– Марк, есть еще одна проблема.

– Нет больше никаких проблем, можно мне водички?

– Погоди…

– У меня сердце сейчас выпрыгнет из ушей. Я думал, ты меня взашей выгонишь…

– Нас будет не двое, а трое.

– Хорошо, найдем дом побольше. Все равно когда-то придется подумать о детских.

– Уже.

– Что – уже?

Джилл медленно отодвинулась от стола и встала на ноги. Марк недоуменно посмотрел на нее… вгляделся… вскинул на нее растерянные серые глаза…

– Джилл, это…

– Да. Это третий в нашей дружной компании. Или третья. Пока неясно.

– Мой… ребенок?

– Бестактный вопрос. От Сети дети не родятся, а мы с тобой целый месяц творили такое, что даже мой диван мог бы забеременеть.

– Мой ребенок…

– Марк, я все понимаю и совершенно не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Возможно, нам стоит попробовать первый вариант, когда еще можно иногда разбегаться и отдыхать друг от друга…

– Наш ребенок…

– МАРК!!! Вернись на землю. Я говорю, что…

– Джиллиан Сойер!

Марк вскочил и схватил Джилл за руку. Глаза сверкали, голос напоминал раскаты грома:

– Я прошу тебя об одном очень большом одолжении.

– Да, конечно, но я…

– Я прошу тебя стать моей женой.

– Что?!

– Женой моей стать прошу тебя я.

Она внезапно всхлипнула.

– Если это из-за ребенка, то не надо…

– Это не из-за ребенка, потому что это ребенок – из-за этого. Я прошу тебя стать моей женой, потому что не могу без тебя. Мне без тебя просто незачем. Все – незачем. Я нуждаюсь в тебе, Джилл. Чтобы быть живым. Целым. Я люблю тебя. Одно слово, Джилл. Только одно.

– Да. Да! Да!!!

– Слава богу!

И Марк Боумен крепко поцеловал свою невесту.

Уже поздней ночью, когда Чикаго медленно погружался в сон, в домике на тихой улице старого района раздался изумленный женский вопль.

– Боже, Марк, что это?!

И негромкий мужской голос с достоинством ответил:

– Это татуировка. Я попросил написать твое имя и нарисовать ангелочка. Правда, красиво?

И хотя была весна, в ту ночь над Чикаго почему-то немножко пахло свежим снегом, а в воздухе еле слышно звенели невидимые бубенцы…