Любимая женщина Альберта Эйнштейна - Юрий Сушко

Он пользовался безграничным доверием шефа, который, по всей вероятности, нисколько не сомневался, что Фукс щедро делится атомными секретами с советскими коллегами. Благодаря покровительству Оппенгеймера Фукс имел доступ даже к тем материалам, к которым он вроде бы и не имел прямого отношения. Передаваемая им информация для советских коллег нередко была высшей степени секретности... [3]

Действуя опять-таки через Китти, Зарубина и Маргарита убедили Оппенгеймера включить в проект нескольких ранее завербованных специалистов – Мортона Собелла, Теодора Холла и Дэвида Грингласса. Еще одним ценным источником информации стал для советской разведки эмигрант из Италии физик Бруно Понтекорво.

Все тот же Павел Судоплатов безоговорочно признавал несомненные профессиональные достоинства Маргариты Коненковой: «Она сумела очаровать ближайшее окружение Оппенгеймера. После того как Оппенгеймер прервал связи с американской компартией, Коненкова под руководством Лизы Зарубиной и сотрудника нашей резидентуры в Нью-Йорке Пастельняка («Лука») постоянно влияла на Оппенгеймера и еще ранее уговорила его взять на работу специалистов, известных своими левыми убеждениями...»

В декабре 1944 года Игорь Курчатов резюмировал в докладной в НКВД: «Обзор по проблеме урана» представляет собой прекрасную сводку последних данных. Большая их часть уже известна нам по отдельным статьям и отчетам, полученным летом 1944 г.».

САРАНАК-ЛЕЙК, лето 1943

В свое «гнездышко», как Альмар называли коттедж на берегу озера, в тот день они возвращались из Пристона вместе с желанным гостем. Знакомя Маргариту с немолодым уже мужчиной с тростью и трубкой в руке, Эйнштейн вовсю веселился:

– Как же мне повезло! Сегодня я, простой еврей из немецкого Ульма, нахожусь в столь изысканной аристократической компании. Справа от меня – русская столбовая дворянка Воронцова-Коненкова, слева – потомственный английский лорд сэр Бертран Рассел. Ей-богу, как приятно, господа. Я смущен, такая честь...

Он шутливо кланялся, пропуская своих гостей вперед, но все же, успевая извернуться, услужливо распахнул перед ними дверь.

Маргарита и сэр Рассел смеялись:

– Да что вы, Альберт! Кто мы в сравнении с вами? Вы же король! Ваше величество!.. Мы – лишь челядь...

Рассела и Эйнштейна связывали давние дружеские отношения. Едва познакомившись с открытиями Эйнштейна, Рассел сразу стал активнейшим популяризатором теории относительности, даже выпустил книгу «Азбука относительности». Талантливый математик, он проделал сложную философскую эволюцию, которую сам определял как переход от платоновской интерпретации пифагореизма к юмизму. Он же создал копцепцию «логического атомизма» и разработал теорию дескрипций. Рассел считал, что математика может быть выведена из логики.

С Эйнштейном их объединяли общие взгляды на мир, начиная от пацифизма до отношения к семейным узам или религии.

Но в тот вечер, уединившись в кабинете, они больше говорили о войне, о гитлеризме, о роли ученых в предотвращении очень возможной гибели человечества. Рассел был далек от атомных проблем, но он знал, что и в его родной Англии, и в Штатах, и в Германии идут работы по созданию оружия массового уничтожения, и это его крайне беспокоило.

Его тревогу разделял и Эйнштейн. Может быть, именно тогда, во время вечерней беседы двух мудрецов, впервые возникла идея о необходимости объединения усилий всех прогрессивных ученых, выступающих за мир, разоружение, международную безопасность, за предотвращение войн и за научное сотрудничество, которая спустя почти полтора десятка лет положит начало Пагуошскому движению...

ПРИНСТОН, весна–лето 1945

Получив задание от «Вардо» – тщательно, с фотографической точностью фиксировать все детали разговоров, которые Оппенгеймер и его коллеги ведут у Эйнштейна в ее присутствии, Маргарита слезно взмолилась: «Я же ничего не понимаю в этих их беседах, они говорят на каком-то своем, птичьем, совершенно недоступном мне языке!»

– Ничего страшного, – успокаивала свою агентессу Зарубина. – Главное – запоминай каждое произнесенное слово, даже если ты его не понимаешь. Потом перескажешь мне, и все...

Когда Маргарита с наивным интересом спросила Альберта о сути постоянно упоминаемой в разговорах «сверхбомбы», Эйнштейн был польщен. Пустившись в объяснения, он по обыкновению увлекся, кратко и по возможности доступно разъяснял ей, как прилежной ученице, основные моменты работы своих коллег в Лос-Аламосе, для наглядности сопровождая «лекцию» незатейливыми чертежиками-рисунками. Помня рекомендации Зарубиной, Маргарита даже не прикоснулась к этим, безусловно, бесценным чертежам, но благодаря своей безупречной зрительной памяти буквально «фотографировала» их.

Уже дома она воспроизвела их на бумаге. Вкупе со стенограммой беседы с Эйнштейном и его объяснениями информация Маргариты вскоре ушла в Москву, пополнив секретную папку операции по добыче сведений о разработке атомного оружия, которую на Лубянке окрестили «Энормоз», что в переводе имело несколько значений – «чудовищный», «ненормальный», «громадный», «ужасный».

Увы, но довести свои планы до логического завершения чете Зарубиных помешали непредвиденные обстоятельства. В 1944 году в срочном порядке супруги были срочно отозваны в Москву. Коненкова потом еще долго недоумевала: «Как же так, даже не попрощавшись, укатили неизвестно куда?..»

Новым куратором Маргариты в Нью-Йорке стал вице-консул советского представительства Павел Петрович Михайлов. Настоящая фамилия резидента Главного разведуправления Генштаба Красной Армии была Мелкишев. По неизвестной прихоти начальства оперативным псевдонимом для него была выбрана фамилия великого французского драматурга – Мольер. Большие шутники служили на Лубянке. Или у них в работе с Мелкишевым возникли ассоциации на тему «Мещанин во дворянстве»?..

* * *

Внезапно приехавший Лео Сцилард расстроил Эйнштейна, ибо показался ему крайне взволнованным. А тот и не скрывал этого:

– Простите, я просто не знаю, с кем посоветоваться. Формально я не имею права обсуждать с кем-либо, с вами в том числе, то, что собираюсь сейчас вам сказать. Формально это так. Но по существу...

– Да говорите же, Лео, не тяните.

– Помните то письмо, которое вы в свое время, летом 39-го, направляли президенту Рузвельту?

– Ну конечно. Я такие вещи не забываю, дорогой Сцилард.

– Так вот, я должен вам сообщить, что работы по созданию атомной бомбы в Штатах уже находятся в завершающей стадии.

– Поздравляю.

– Но теперь встает вопрос: что делать с бомбой дальше? Гитлер практически на коленях, и по всему выходит, что наша «игрушка» вроде бы ни к чему. Ведь тогда, в 39-м, мы требовали ускорить работы по атомной бомбе, чтобы опередить немцев...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});