Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

Не ступени — перекладины. Темно. Тяжелое пожилое тело на ослабших ногах. Чужое тело. Дрянь. Скиньте с меня эту тяжесть. Ноги — мои, и на каждой по капкану… Не стану плясать — мне страшно. Я безумен. Лестница крута и бесконечна. Только вверх, в этом спасение. Не останавливаться, лезть и лезть, подтягиваться на чужих слабых руках, цепляться пальцами, зубами грызть…

Нет лестницы. Холод площадки, огненные кляксы в глазах. Мутный фонарь под дырявым навесом. Нечем дышать — они украли воздух отовсюду. Догнать! Вот он, Питер, скалится из озера. Нужно только перелезть через поручень и шагнуть, там невысоко, но я не пойду к тебе, слишком много чести для вора. Я достану тебя и отсюда, если только ты не нырнешь…

Десять стрел. Первая летит на пятьсот шагов, вторая на четыреста девяносто, третья на четыреста семьдесят, а последняя в магазине, десятая, на триста десять. Мягкий спуск. Еще! Еще! Рыча, он посылал стрелы в небо, чувствуя под руками вздрагивающий металл. Еще! А-а! Чья-то голова в люке. Зря. Получи. Промах, рикошет! Нет головы. Кто-то сыплется вниз по трапу, дробный топот ног — прочь, прочь… Где ты спрятался, Питер? Стреломет туго ходит в горизонтальной плоскости. Одному из нас не жить, но не мне. Или никому, если ты окажешься упрям…

Дышать. Отдайте воздух.

Сил больше не было. Ноги скользили и разъезжались. Шел дождь, и «Декарт» таял, как леденец. Истончалась, корежилась броня, рваные листы, агонизируя, закручивались невиданными бутонами. Ломая последние деревья, из лесу выходил цалькат, упирался башкой в частокол, крушил подъемные ворота, перед которыми стоял коленопреклоненный Ансельмо, еще не ведавший о грозящей опасности. «Беги!» — кричал сверху Стефан, из последних сил наводя стреломет в разверстую пасть, воняющую гнилью и смертью, с ужасом понимая, что расстрелял все стрелы. Но все равно Ансельмо погиб.

Его рвало, и он висел животом на поручне ограждения. Его рвало снова и снова, мучительно выворачивая наизнанку, он мычал и тряс головой, а из глаз текли слезы. Все вдруг перемешалось. Небо было внизу, страшно далекое, в нем горели чужие костры и вспыхивали потухшие звезды; они взрывались, разбрасывая молнии, из черной бездны поднимался водяной слон и сражался с цалькатом, а Питер науськивал зверей друг на друга, чтобы затем натравить сильнейшего на капитана. Стефан упал и пополз. Потом была бездонная чернота люка перед глазами, и кто-то кинулся на него. Их было несколько, но Стефан расшвырял всех, почти ничего не чувствуя и не видя. Он заставил себя встать и снова упал на четвереньки. Тогда он опять пополз, и это оказалось неожиданно легким делом. Почему, интересно, все решили, что перемещаться на двух ногах — проще? Вот как надо. На двух — неудобно, спросите Джекоба… Не забыть бы завтра же приказать всем ходить правильно — с левой ноги и правой руки одновременно, а при команде «кругом» делать иммельман…

Кажется, появилась Маргарет. Она раздвигала ему веки и направляла в глаза свет. Стефан, отбиваясь, оттолкнул ее и пополз по стене вверх. Он должен был пройти через медотсек, чтобы еще раз попытаться спасти Ансельмо. Стена не пускала его, лишь прогибалась, пыталась обернуться вокруг тела и схватить, как водяной слон. Да, ведь медотсек шестью горизонтами ниже… Или девятью. Стефан рассмеялся. Неожиданно он понял: чтобы попасть в желаемое место, вовсе не обязательно уметь ходить или ползать. Достаточно только захотеть — и ты там окажешься. А он-то еще мечтал когда-нибудь вновь пустить лифт…

Стефан шагал сквозь расступающиеся стены и механизмы, взмахом руки раздвигал переборки, просачивался с горизонта на горизонт. Наконец он достиг медотсека. Лицо сумасшедшей было темным, как болотный воск. Стефан удивился: ведь Абигайль никогда не бывает на солнце. Ну здравствуй, Абби. Давненько я к тебе не заходил. Как ты живешь? А знаешь, Абби, я ведь тоже сумасшедший, да-да. На самом деле тут все такие, только мы с тобой безумны по-другому: их вылечат, чтобы потом сделать несчастными, а нас не надо лечить. Так что мы теперь будем вместе, и я стану заботиться о тебе и защищать тебя, потому что человек должен о ком-то заботиться и кого-то защищать, ведь верно? На самом деле я очень испугался, когда понял, что произошло, но теперь мне не страшно, потому что нас двое. И другие станут нам завидовать, Абби, верь мне, только сейчас я должен уйти. Мне еще о многом надо подумать и многое успеть сделать, прежде чем я вернусь…

Потом он начал расти, и это оказалось столь неожиданно, что Стефан даже растерялся. Пол под ним проваливался, уходил вниз; он рос и рос, продавливая потолки, радостно чувствуя, как дряблые мускулы наливаются невиданной силой. Корабль был ему мал, справа и слева набегали переборки и взрывались кучей осколков, когда он, шутя, отпихивал их прочь. Стефан рассмеялся, и смех его был похож на тектонический гул и грохот рушащихся скал. Он повел плечами, и корабль рухнул с его тела, как ржавые доспехи. Кто этот мелкий, что копошится под ногами, как вошь? А, это ты, Питер. Конечно, ты. Поговорим наконец? Самое время нам объясниться, но только не так, как ты хотел. Объясняться буду я, а ты лишь пискнешь у меня под подошвой… А потом я шагну отсюда прямо на Землю. Почему я раньше не догадывался, что для этого нужно сделать всего один шаг?..

…Он лежал навзничь, не в силах пошевелиться, и свет уходил от него в длинный круглый туннель, где жило Ничто и гасли звуки. Мягко надвинулась тьма. Пропали стены. Невыразимая тоска охватила его лишь на мгновение и тоже погасла. Осталось только склонившееся над ним лицо Абби, а может быть, это была Маргарет. Неважно.

Потом исчезла и она.

Конец. Тьма.

Глава 27

Они грелись друг о друга, сплетаясь руками, сбиваясь в тугой комок из трех тел на гранитном островке посреди ледяного тумана. Казалось, эта ночь не кончится, пока не убьет всех троих. Йорис уже не скулил, а только тихонько стонал. Когда холод становился невыносимым, Питер командовал подъем и заставлял младших бегать и приседать до бешеной стукотни сердца и красных кругов перед глазами. Вера подчинялась безоговорочно, а Йориса приходилось упрашивать, понукать и даже применять силу.

Питер потерял представление о времени. Рассвет никак не наступал, а туман отбирал последнее тепло, и все труднее становилось заставлять себя двигаться. Потом пропал Йорис, и его долго звали и искали ощупью в кромешной темноте. Оказалось, что мальчишка, споткнувшись, сильно рассадил коленку и желает только одного, чтобы от него наконец отстали… Пока они тащили Йориса обратно, по характерному хрусту под ногами поняли, что крошечные лужицы в складках гранита подернулись тонким льдом.