Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт

Шпеер получил следующее письмо:

Вместо того чтобы ограничиться столь скромными запросами для таких исключительно важных работ, я предложил увеличить финансирование до 1–2 миллионов марок и пропорционально количество материалов. Но, несомненно, это максимальные вложения, и, так или иначе, у меня сложилось впечатление, что атомная бомба не сможет значительно повлиять на ход войны.

Будучи уверенными, что бомба находится вне досягаемости в течение войны, физики «Уранового общества» согласились на относительно скромное финансирование для продолжения работы над ядерным реактором.

Действия физиков в этот критический, поворотный момент германской ядерной программы требуют осторожной трактовки. С самого начала некоторые физики — в частности Гейзенберг — пытались «воспользоваться войной на благо физики». «Урановое общество» на своем примере доказало, что исследования деления ядра можно проводить на средства военных с относительно незначительным их вмешательством. Любая попытка преобразовать проект в строгую программу, направленную на достижение целей исключительно военного характера, вежливо отклонялась. Несмотря на давление со стороны Шумана, в 1939 году физики, работавшие за пределами Берлина, отказывались перейти в Физический институт Общества кайзера Вильгельма, предпочитая продолжать свою академическую работу в исследовательских институтах по всей стране. По этой причине программа оставалась фрагментарной и рассредоточенной.

Подобно многим другим представителям немецкой промышленности и общества, физики воспринимали войну, развязанную нацистами, как средство достижения цели; а целью физиков в данном случае была собственная академическая карьера и высокие посты. Большинство членов «Уранового общества» не были нацистами. Они были готовы воспользоваться любой личной выгодой, какую бы ни дала война, но действительно не хотели участвовать в этой войне. Для таких физиков «Урановое общество» стало возможностью оказать посильную помощь (как они ее себе представляли) Германии в войне, возможностью обещать создание (в неопределенном будущем) сверхоружия и избежать таким образом риска непосредственной военной службы.

Попросить у Шпеера миллионы марок означало бы развертывание широкомасштабного военного проекта — с обязательством, что создать взрывное устройство, которое решающим образом повлияет на ход войны, удастся. Провала такого проекта режим бы не простил. Для Гейзенберга это была бы слишком опасная игра. Он раздразнил перспективами создания «взрывчатого вещества, в миллион раз мощнее тех, что доступны сейчас» аудиторию высокопоставленных военных, с гитлеровским рейхсминистром вооружений и военной промышленности среди них. Затем он искусно приуменьшил потенциал этого оружия, обрисовав серьезнейшие технические проблемы, которые предстояло решить. И, наконец, он попросил ресурсы, совершенно приемлемые для очередного этапа долгосрочного исследовательского проекта, но решительно недостаточные для скоростного проектирования и строительства военного проекта, рассчитанного на быстрое преодоление технических сложностей и создание нового «чудо-оружия».

Разумеется, определенный риск сохранялся. Удачно сконструированный рабочий ядерный реактор мог бы синтезировать элемент-94, но с учетом запланированного масштаба экспериментов все равно не удалось бы производить элемент-94 в количестве, достаточном для создания бомбы. Опасная игра Гейзенберга стала приносить свои плоды. Работа должна была продолжиться под эгидой Имперского исследовательского совета, гражданской организации, в которой о бомбе упоминали мало или не упоминали вообще, по крайней мере среди физиков, работавших под началом Гейзенберга. Германский проект атомной бомбы, если он и был когда-нибудь реален, теперь исчерпал себя.

Гитлер получил несколько «воскресных бюллетеней» с мнениями о потенциале атомной бомбы, высказанными некоторыми советниками, — эти люди зачастую не разбирались в проблеме либо пользовались недостоверной информацией. Шпеер был осторожен, чтобы воображение фюрера не оказалось захваченным идеей, которая объективно не могла быть воплощена в жизнь в ближайшем будущем. 23 июня Шпеер сказал Гитлеру, что ядерная программа в долгосрочной перспективе может принести практическую пользу, но не стоит рассчитывать на то, что в ближайшем будущем появится супероружие, которое сыграет в войне решающую роль. Немецкое военное руководство сконцентрировалось на решении других вопросов.

Успехи в области «атомного распада»

В тот день, когда Шпеер предупредил Гитлера о достаточно скромных перспективах германской ядерной программы, экспериментальный реактор L–IV взорвался. Гейзенберг и Депель чудом избежали серьезных увечий, а возможно, и смерти.

Реактор находился в воде более двадцати дней, и в нем образовалась течь. Из реактора стала выходить струя пузырьков, которые, как выяснил Депель, состояли из водорода. Водород был продуктом химической реакции между водой и металлическим ураном внутри сферы. Депель вытащил сферу из баллона с водой. Когда лаборант открыл один из впускных клапанов сферы, в нее ворвался воздух и урановый порошок, находившийся внутри, мгновенно воспламенился и стал стремительно вылетать наружу[80]. Алюминий плавился, еще сильнее поджигая порошкообразный уран. Депелю и лаборантам удалось потушить пламя, потом они аккуратно опустили сферу обратно в воду. Вызвали Гейзенберга, чтобы тот проверил аппарат. Убедившись, что все под контролем, Гейзенберг быстро удалился, так как должен был проводить семинар.

Но сфера не была под контролем. Несколько позже Гейзенберга вновь вызвали в лабораторию и они с Депелем увидели, как сфера сначала завибрировала, а потом ее стало раздувать прямо на глазах. Физики ринулись к двери и выскочили из лаборатории за несколько секунд до того, как взрыв разорвал ее на куски.

Итак, ученые выжили, но потеряли свою лабораторию, измельченный уран и тяжелую воду. Командир местной пожарной команды отметил, что Гейзенберг достиг успеха в работе с «атомным распадом». Поползли слухи, а потом даже появились сообщения о том, что несколько немецких физиков погибли при внезапном взрыве урановой бомбы.

Торопитесь: мы идем по следу

Несмотря на потерю лейпцигской лаборатории, Гейзенберг был удовлетворен случившимся. Эксперименты с реактором шли в верном направлении. Встреча со Шпеером закончилась благоприятно: доказана важность ядерной физики, получено добро на финансирование (пусть и небольшое). «Мне не было отдано никаких приказов о создании атомной бомбы, — писал позже Гейзенберг, — и ни у кого из нас не было оснований требовать другого решения». Его назначили директором престижного Физического института Общества кайзера Вильгельма, и Гейзенберг расценил это назначение как свою личную победу над «арийской» физикой. Продолжение ядерной программы как гражданского исследовательского проекта позволило ему свободно продолжать академические разработки и укреплять свое профессиональное и социальное положение в Берлине.

Мотивы, которыми руководствовался Гейзенберг, можно понять, но последствия сделки, заключенной им с властью, по-прежнему давали о себе знать. Одним из величайших парадоксов первой войны физиков стало то, что именно тогда, когда немецкий атомный проект формально прекратил свое существование, в Британии и США перед германским атомным оружием продолжал нарастать страх, который ощущался как никогда реально и осязаемо и вот-вот должен был привести к решительным действиям. Гонка с финишем в виде атомной бомбы уже совсем скоро должна была дать первые результаты.

Наиболее тревожные новости приходили из Америки от Сциларда. По своим каналам он получил сообщение, что немецкие физики уже смогли запустить самоподдерживающуюся цепную реакцию, а это означало, по признанию самого Сциларда, что они опережают Союзников на год. Позже Вигнер вспоминал, как получил телеграмму от Хоутерманса, находившегося в Швейцарии, с такими словами: «Торопитесь. Мы идем по следу». Позже выяснилось, что эту телеграмму отправил не Хоутерманс, хотя она и пришла из Швейцарии[81]. Сцилард предупредил Комптона, и в течение июля 1942 года Комптон писал письма Конэнту в Вашингтон:

Мы убеждены: существует реальная опасность бомбардировок со стороны Германии в течение следующих нескольких месяцев с применением бомб, созданных для распространения смертельных доз радиоактивных веществ… Согласно информации из источника, надежность которого не вызывает сомнений, немцам удалось запустить самоподдерживающуюся ядерную реакцию. Приблизительная оценка показывает, что, возможно, реакция длится уже несколько месяцев.